Юрий Барышев - Мадам Гали – 3. Охота на «Сокола» (F-16)

— Алло, вы меня слышите? Сквозь треск и шум с другого края Земли раздался знакомый голос.

— Говори быстрее, пока есть связь.

— Он сдал билет на самолет, заболел сын, высокая температура. Попытается улететь, когда минует кризис. Доктор сказал через два дня. Вы меня поняли?

— Понял, понял! Спасибо! При случае, скажи, что все остается в силе, прощай!

Значит, не все еще потеряно. Dum spiro spero [6] Пока дышу — надеюсь (лат.). .

Анатолий посмотрел на часы, сейчас в Москве четыре утра. Почему-то стало жалко будить шефа в такую рань. Измученного почками, дураками подчиненными, к коим Анатолий себя тоже причислял. Пусть поспит, утром позвоню.

От сердца отлегло, захотелось поесть и даже выпить. Согретый горячим чаем, а главное, разговором с «Гвоздикой», провалился в забытье. Барков проснулся от того, что его за плечо тормошил Охлопков. Анатолий Иванович, давайте я посижу у телефона. «Подожди, Анатолий бросил взгляд на настенные часы — мать твою за ногу! В Москве уже девять утра. Шеф садится в кресло и закуривает первую сигарету. Надо немедленно звонить».

Передав разговор с «Гвоздикой» слово в слово, Барков услышал.

— В каком часу она звонила?

— В четыре по Москве.

— А почему вы мне сообщаете важную информацию с пяти часовым опозданием? Зашипел, как гусак Тулин.

— Жалко было вас будить среди ночи, Станислав Владимирович.

— Я вам объявляю выговор, пока устный.

Частые гудки в трубке подтвердили, что начальник не шутит.

Гриффит не прилетел и 16-го ноября. Настроение у москвичей было подавленным. Проводы, которые пытались организовать начштаба и «особист» не состоялись. Хотя, несколько банок крабов, красной икры и балыка было небольшим, но все-таки утешением для отъезжающих.

Последние несколько ночей Гали почти не спала. Возбуждение достигло предела. — Если Стив решился и самолет уже в Союзе, то это будет большая победа, ее личная победа! Подумать только — кто в истории «рыцарей плаща и кинжала» может похвастаться таким достижением? Что-то, она не припомнит ничего подобного. КГБ будет на нее молиться и теперь, наконец, придет время, когда она будет заказывать музыку. А с такими деньжищами… Она заслужила жизнь, о которой мечтала. А Стив, ну что Стив, он решил свою судьбу сам…

В Москву прилетели на самолете командующего округом, который летел на совещание. Генерал был в курсе осечки и пятизвездочным коньяком, поднимал нам настроение. Видно было, что к нашему брату он относится хорошо, что было приятно.

— Не грустите, бойцы, сегодня не повезло, подфартит завтра. Вот, была у меня недавно история. Приехал я в гарнизон с проверкой боевой готовности полка. Полк уже построен на плацу, оркестр играет встречный марш. Командир полка полковник Волощенко Александр Васильевич отдает рапорт. Даю команду — Вольно! Идем с командиром полка вдоль строя. Солдаты рослые, плечистые, сытые, морда кирпича просит. Вдруг слышу какой то шум и хрюканье. Оборачиваюсь — и глазам своим не верю — вдоль плаца прытко семенят штук двадцать откормленных свиней, в колону по две.

— Это что еще за цирк — спрашиваю комполка?

А Волощенко мне так спокойно отвечает: — Обеденное время, товарищ командующий, свиньи из хоздвора передвигаются на кормежку в столовую.

— А где сопровождающий?

— А вон, впереди хряк, он всю команду и водит — в столовую и обратно.

Я поворачиваюсь к своему начальнику штаба и говорю — Если у Волощенко даже свиньи ходят строем, проверять нам здесь нечего. Едем в следующий полк.

Рано утром 18-го ноября, еще не успев открыть дверь в кабинет, Барков услышал трели телефонного звонка. Скорее всего, это Гали, почувствовал он. И не ошибся.

— Ну, что со щитом, или на щите? Голосом игрока, поставившего все на одну карту, спросила «Гвоздика».

— Вы сначала поздоровайтесь, спросите, не занят ли я — медленно тянул слова Барков.

— Хорошо, хорошо, в следующий раз, Анатолий Иванович.

— Он не звонил?

— Нет…

— Вы мне запретили ему звонить. Поэтому, я и не звонила.

— Все правильно, все остались при своих.

Спокойный голос Баркова сработал, как удар хлыста по голой спине Гали.

— При своих интересах?! Она только что потеряла три миллиона баксов. Она свою роль выполнила, за какую-то неделю она посадила янки на поводок, и он стоял перед ней на задних лапках. Он был готов на все, даже угнать F-16.

И тут ее прорвало.

Такого отборного мата Барков не слышал, даже общаясь с агентами из числа уголовников. Немного передохнув, Гали продолжала, но уже спокойнее.

— Если он не… Она пропустила глагол. То только потому, что такие идиоты, как ваш начальник могут отбить любую охоту что-либо делать, тем более с риском для собственной задницы. Я уверена, его могло остановить только это. Он вам, по большому счету, не поверил. Это вы, в заказанных вами фильмах и книжках такие умные, бесстрашные, холодная голова… горячее сердце… А на деле упустили такого парня! Все, хватит с меня! Вы знаете, сколько я потратила душевных сил на все эти приключения? Вы же мне ни копейки не возместили! Скоро станешь миллионершей, скоро станешь миллионершей! Гали передразнила интонацию Анатолия…

Анатолий слушал, не перебивая. Гали выдохлась и замолчала. Теперь очередь Баркова.

— Что ж, хорошо, Галина Наумовна, наконец спокойно сказал опер. Завтра я готовлю проект постановления Президиума Верховного Совета СССР о закрытии вам въезда на территорию СССР. За 60 последних лет отказов компетентным органам не зафиксировано.

— Нет, нет, подождите, Анатолий Иванович! — тут же сменила тон Гали. — Я… понимаете… Я сгоряча наговорила тут всякое… Я не вас имела ввиду. Вы-то тут ни при чем. Я знаю, что вы переживаете еще больше, чем я, наверное. Вы извините меня, нервы просто не выдерживают.

— Я понимаю.

— Извините, еще раз. Просто, сами видите.

— Вижу, примирительно подытожил Анатолий.

— Я вам на днях позвоню. До свидания.

Анатолий достал из ящика стола томик любимых стихов Омара Хайяма, открыл наугад страницу.

Все, что видишь ты, — видимость только одна,

Только форма — а суть никому не видна.

Смысла этих картинок понять не пытайся —

Сядь спокойно в сторонке и выпей вина!

Начало нового тысячелетия Гали решила встретить одна. Наступал 60-ый год ее жизни. Господи! Какая жуткая, непостижимая рассудком цифра! Иногда ей казалось, что жизнь уже на излете. Как стрела, пущенная лучником ввысь, со свистом устремляется к Зениту, а затем, подчиняясь неодолимым силам притяжения, замедляет полет, и… набирая скорость, несется к земле. Неужели и жизнь человека повторяет эту траекторию? Сначала рывок вверх, а затем быстрое или, у кого как, медленное возвращение к истокам. Мужчинам, наверное, все-таки легче осознать, а главное пережить и смириться с неизбежным. А, может быть, и нет. Она вспомнила сотрудника МУРа, спасшего ее, молодую девчонку, от тюрьмы. Как же его звали? Так вот, однажды, он ей сказал, что смысл жизни настоящего мужика — защищать слабых, создавать своими руками что-то полезное и с удовольствием шворить женщин (в 50-е гг. это называлось так). И, подумав, добавил, — «А для меня до войны не было ничего более приятного, чем отодрать красивую девчонку. Уж очень я был охочь до этого дела. Я решил для себя так, если он перестанет у меня работать, к врачам не пойду, а спокойно пущу себе пулю в лоб».