Джон Ле Карре - Убийство по-джентельменски

— Издательство «Юнипресс», добрый вечер!

Он попросил соединить его с мисс Бримли. Последовало долгое молчание, а потом:

— Боюсь, мисс Бримли сейчас на совещании. Может ли кто-нибудь другой ответить на ваш запрос?

Что за дурацкое слово, Боже мой, подумал Смайли. Запрос! Почему нельзя было просто спросить, не может ли кто-то другой помочь ему?

— Нет, — ответил он. — Просто передайте ей, что звонил мистер Смайли.

Он положил трубку, пошел в ванную и пустил горячую воду. Но пока возился с запонками рубашки, зазвонил телефон. Это была Эйлса Бримли.

— Джордж? Думаю, тебе нужно срочно приехать сюда. У нас посетитель. Это мистер Роуд из Карна.

На ходу набрасывая пальто, Смайли выбежал на улицу и стал ловить такси.

Эскалатор в здании «Юнипресс», который спускался к выходу, был забит народом, направлявшимся домой после тяжелого рабочего дня. Для этих людей вид немолодого полноватого джентльмена, поднимавшегося в одиночестве по параллельной ленте верх, превратился в нежданное развлечение, и потому путь Смайли наверх сопровождался шутовскими приветствиями мальчишек-посыльных и смехом симпатичных машинисток. На втором этаже он задержался, чтобы изучить огромное табло со схемой здания и размещения редакций различных изданий, в числе которых была добрая четверть самых известных общенациональных газет. Наконец в самом конце списка под рубрикой «Технические журналы и др.» он обнаружил название «Христианский вестник», комната 619. Лифт полз мучительно медленно. Откуда-то из-за его обитых плюшем стен доносилась лишенная для Смайли всякой мелодии музыка, но парнишка-лифтер в обезьяньем костюмчике дрыгал ей в такт бедрами. Золоченые двери с легким шипением распахнулись, и лифтер объявил:

— Шестой этаж.

Смайли проворно выскочил в коридор. Спустя всего несколько секунд он уже стучал в дверь с номером 619. Ему открыла Эйлса Бримли.

— Джордж, спасибо, что откликнулся так быстро! — воскликнула она, просияв. — Мистер Роуд будет очень рад тебя видеть.

И без дальнейших церемоний она провела его в свой кабинет. В кресле у окна сидел Стэнли Роуд, учитель из Карна, в опрятном черном плаще. Когда Смайли вошел, он вскочил на ноги и протянул для приветствия руку.

— Очень любезно с вашей стороны приехать для встречи со мной, сэр, — сказал он несколько скованно. — Крайне любезно.

Все та же сглаженная и невыразительная манера разговаривать, тот же неестественный голос.

— Чем могу быть полезен? — спросил в тон ему Смайли.

Они сели. Смайли предложил мисс Бримли сигарету и дал прикурить.

— Это по поводу статьи, которую вы собирались написать о Стелле, — начал Роуд. — Я чувствую себя очень неловко из-за этого, потому что вы проявили к ней столько внимания, так уважительно отнеслись к ее памяти. Я понимаю, вами движут самые лучшие намерения, но только мне бы не хотелось, чтобы этот материал появился в печати.

Смайли не произнес ни слова, и Эйлсе тоже хватило ума промолчать. С этого момента говорить должен был только Смайли. Его же, казалось, совершенно не смущало воцарившееся молчание, а вот Роуда оно заметно встревожило.

— Это будет неправильно, нельзя печатать ничего подобного. Мистер Гластон со мной согласился, я разговаривал с ним вчера перед его отъездом, и он полностью разделяет мою точку зрения. Мы не можем дать согласие на такую публикацию.

— Отчего же?

— Понимаете, слишком многие знают правду. Тот же мистер Кардью. Я спросил его. Он знает о Стелле очень много, как никто другой, и я обратился к нему. Даже он понимает, почему я сменил церковь. Потому что не мог больше видеть, как она приходит в молельный дом каждое воскресенье и принимается отбивать земные поклоны. — Он помотал головой. — Это все было неправильно. Она словно издевалась над нашей верой.

— Что же вам сказал мистер Кардью?

— Он считает, не нам об этом судить. Пусть всех рассудит Бог. Но я попытался объяснить ему, как некрасиво получится, когда люди, которые знали Стеллу, которым были известны ее поступки, прочтут ваши похвалы в «Вестнике». Они решат, что это чистой воды безумие. Но он никак не хотел со мной соглашаться, без конца твердил: «Предоставим все в руки Божии». Но только я не могу этого допустить, мистер Смайли.

На несколько минут вновь воцарилось молчание. Роуд сидел неподвижно, лишь чуть заметно покачивая головой. А потом продолжил:

— Я ведь сначала тоже не верил старому мистеру Гластону. Он говорил мне, что она плохой человек, но я не поверил ему. Они жили тогда в доме на холме. На Горс-Хилл, в двух шагах от нашей церкви, — Стелла и ее отец. Прислуга у них никогда надолго не задерживалась, и всю работу приходилось делать ей самой. Я часто навещал их по утрам в воскресенье после службы. Стелла ухаживала за отцом, готовила для него еду, убирала и заботилась обо всем, вот почему я так долго не мог осмелиться попросить у мистера Гластона ее руки. В Брэнксоме Гластоны считались большими людьми. Я же был тогда всего-навсего учителем в начальной школе. Но мне разрешили работать лишь половину дня, потому что я готовился получить диплом колледжа, и я решил, что, как только добьюсь этого, сделаю ей предложение.

Через воскресенье после успешной сдачи экзаменов я снова пошел к ним после утренней церковной службы. Мистер Гластон сам открыл дверь и сразу провел меня в свой кабинет. Из его окна можно было видеть крыши половины гончарных мастерских Пула, а дальше открывался вид на море. Он усадил меня и сказал: «Я знаю, зачем ты сегодня пришел, Стэнли. Ты хочешь взять Стеллу в жены. Но ведь ты совершенно не знаешь ее, — заявил он. — Ты не знаешь о ней ничего».

«Я бываю в вашем доме уже два года, мистер Гластон, — возразил я. — И мне кажется, я принял правильное решение».

И тогда он начал рассказывать мне о ней. До этого я и представить себе не мог человека, который отзывался бы подобным образом о собственном ребенке. Он сказал, что она плохой человек, что у нее в сердце живет скверна. Что она преисполнена зла. И именно поэтому ни одна служанка не желала оставаться работать в доме на холме. Он рассказал, как она умела сближаться с людьми, изображая тепло и доброту, пока они не раскрывали перед ней душу, а потом использовала все, что узнала, против них самих, распуская невероятные сплетни, смешивая правду с лживыми домыслами. Он мне много чего тогда о ней порассказал, но я не поверил ни единому слову. У меня разум помутился, я назвал его ревнивым вздорным стариком, который не хочет потерять бесплатную прислугу, человеком лживым и жадным, готовым очернить единственную дочь, только бы она ухаживала за ним до смерти. Я сказал, что это он сам, а не Стелла, очень дурной человек и снова назвал мерзким лжецом. Но он, казалось, уже перестал меня слушать. Я выбежал в прихожую и позвал Стеллу. Она вышла из кухни, если я не ошибаюсь, бросилась ко мне, обняла и поцеловала.