Вадим Пеунов - Последнее дело Коршуна

Зиночка вскочила со стула, готовая дать пощечину.

— Выпустите меня отсюда…

— Успокойтесь, Зиночка. Сначала вы мне расскажете все, о чем разговаривали с полковником и что с вами было в Пылкове.

— Я сейчас закричу, — пригрозила она. — И потом… пожалуюсь мужу…

— Не будем преувеличивать, Зиночка, он вам далеко не муж…

Зиночка бросилась к двери и забарабанила кулаками. Михаил Львович испугался последствий такого буйного протеста.

— Зиночка… Зиночка, я пошутил… Сейчас выпущу. Идите к своему мужу, он вас ждет. Идите, я вас не держу.

Он открыл дверь, и Зиночка с плачем выскочила из кабинета. «До чего я дожила!»

Она удивилась, узнав, что Виталий перебрался на новую квартиру. Туда ее отвела хозяйка.

— Ну, что там у тебя случилось? Сколько я должен ждать? — неприветливо спросил Виталий.

«Неужели он не знает, что я задержалась не по своей воле?»

— А тебе Михаил Львович разве не говорил? За мной приезжал полковник.

— Знаю. Ну, рассказывай, что у тебя с ним там за любезности были.

Зиночке стало страшно от этого барского окрика. «Как с последней уличной девкой обращается».

Виталий стоял перед ней огромный, чуть не касаясь головой потолка. Черные волосы растрепались. Руки — глубоко в карманах брюк. Голова опущена, сросшиеся брови нависли тучей.

Хотя полковник предупредил ее о том, что она должна молчать о разговоре в отделе госбезопасности, но под гипнотизирующим взглядом и постоянными окриками она стала медленно, заикаясь, рассказывать. Об одном она умолчала: о ботах. Инстинкт подсказал ей, что об этом надо молчать, даже под страхом смерти.

— Они тебя в чем-то подозревают, — закончила она.

В ответ на это он громко, издевательски расхохотался.

— Подозревают!.. Пусть попробуют доказать! Пусть!

Зиночка, не мигая, смотрела на его исказившееся лицо. От ужаса она не могла пошевельнуться. «Нет. Ты не мог стрелять в Нину Владимировну! Ты ее любил. Она спасла твою жизнь. Ты герой книги „Дорогою подвига“, а не убийца. Я знаю, тебе было бы легче отрубить свою руку, чем поднять ее на твою любовь, на твою спасительницу. Ты же плакал о ней! Нет! Ты не убийца!»

— Чего ты вылупила зенки? Или не видела?

«Эх, чёрт. Надо было ликвидировать эту дуру. Тогда бы все концы в воду. Пожалел… на свою беду!»

Теперь он угрожающе наступал на нее. Зиночка даже ощутила, как он сжал в кармане железные кулаки. «Ударит — убьет!»

— Они сами убили Нинку, а теперь ищут виноватых! И ты с ними?!.

Дробот уже потерял человеческий облик. Он озверел и трясся, как в ознобе, махал перед ее лицом волосатым кулачищем.

«Он! Он! Он!» — громко выстукивало сердце, а с посиневших губ сорвалось:

— Нет! Нет!

Зиночка вдруг вытянулась, закачалась и грохнулась со скамейки на пол.

Очнулась она от неприятного ощущения мокрого холода. Виталий Андреевич растирал ей грудь полотенцем.

— Котик что с тобою?

Она зашлась навзрыд тяжелым плачем. Пропала, безвозвратно пропала ее молодость! И для чего? Идеал ее оказался призраком. Она бросила свое счастье под ноги кому? Убийце!

Зиночка с омерзением и брезгливостью смотрела на волосатые руки, которые скользили по ее мокрой груди. «Зачем я вернулась? Надо было послушаться маму и больше сюда не приезжать».

Она села на лавку. Виталий приблизился к ней и обнял за плечи. Ей хотелось вырваться, выскочить, побежать. Но она не сделала ни единого движения.

— Котик… Ты на меня не сердись. Я немножко погорячился… Ты же знаешь, как мне дорога память Нины, а тут вдруг такое обвинение. Помнишь, чем кончился мой арест в первый раз? И теперь в МГБ разберутся. Но пока я в Пылков поехать не могу.

Он заметил, что Зиночка отодвигается от него. «Неужели она вышла из-под моего влияния?» Но верить этому не хотелось. Вместе с Зиночкой от него уходила последняя надежда восстановить оборванные арестами связи.

— Котик… Я дам тебе маленькую записочку. Отнесешь ее тому же врачу. Помнишь, ты у него однажды была? Но записочку должен прочитать только он. А вернешься, мы с тобой уедем отсюда. Я решил к Марии больше не возвращаться. Согласна ты?

Зиночка была согласна на все, лишь бы вырваться из этой западни.

— Поедешь завтра. Если он потребует, то задержишься в городе дня на два. Но не больше. Приезжай. Я тебя жду здесь.

Итак, Коршуну удалось улизнуть. Полковник Иванилов намечал продолжать начатые поиски. Дробот мог быть в Пылкове, Сумах, Харькове, Сочи. Поиски должны быть одновременными и массовыми. Полковник дал заявки во все пункты. Выслал фотокарточки Коршуна. За этими хлопотами и застал его вызов из городской больницы. Полковника просили прийти и побеседовать с больным Николаем Севастьяновичем Мазуруком.

То, что Мазурук очутился в больнице, для полковника новостью не было. После того как Николая Севастьяновича исключили из партии, а ЦК республики утвердил решение бюро обкома, бывший заведующий отделом промышленности тяжело заболел.

Иванилов отправился по вызову. Шагая по длинному коридору, Аркадий Илларионович вдыхал специфический запах лекарств. В комнате дежурного врача ему предложили надеть халат, который оказался коротким в рукавах.

— Товарищ полковник, — предупредил его дежурный врач, — больной только недавно оправился от тяжелого сердечного приступа. Прошу быть осторожнее.

Вслед за врачом полковник вошел в небольшую комнатку, где царил полумрак. Николай Севастьянович лежал, вернее, почти сидел на высоко взбитых подушках. Лицо его побледнело, осунулось, глаза ввалились, постарели.

— Пришли? — встретил больной полковника. — Я вам должен сообщить, что Дробот выкрал из кабинета копию моего доклада. Я помню, как он копался в столе, — он тяжело перевел дыхание. — Разве я мог заподозрить, что мой друг, партизан, — ворует секретные документы? И зачем ему потребовался мой доклад?

Мазурук попытался приподняться на койке, но тут же опустился, закрыв глаза. Щеки его совсем побелели.

Полковник оглянулся на врача:

— Ему плохо.

— Да. Идите. Я останусь.

Посещение больницы произвело на полковника удручающее впечатление. Он увидел еще одну жертву деятельности Коршуна. И хотя ему было жалко Мазурука, Иванилов понимал, что простить Мазуруку партийную близорукость нельзя. Он понес заслуженное наказание за свое ротозейство.

«Надо поймать Коршуна, обломать когти стервятнику!»

Разбитая физически и духовно, Зиночка едва дотянула ноги до своей комнатушки, которая ей показалась раем.

— Мама! Мама! — и бросилась на шею Пелагеи Зиновьевны.

Целые сутки Зиночка просидела, не высовывая из дома носа. На ласковую суету матери она отвечала безутешным плачем и горькими причитаниями: