Ноэл Бен - Кремлевское письмо

— В каком это «нашем положении»?

— Пока мы рассчитываем на квартиру Поткина.

— Твое предложение?

— Переехать.

— Переехать? — заорал вдруг Уорд. — Переехать куда? Ты отлична знаешь, как трудно в Москве с жильем.

— Совсем как в школе, — грустно заметил Роун. — Все говорят, что плохо, и никто не говорит, что хорошо.

— Кончай валять дурака. Куда мы можем переехать?

— Содом — слабое место.

— Нет.

— Можно продолжать? Выдержишь? — спросил Роун.

Уорд молчал. Роун продолжил:

— Неужели вы думаете, мы сможем держать семью Поткина год, и никто из его сотрудников ничего не заподозрит? Вы серьезно думаете, это возможно? Он может сказать, что они уехали на месяц, на полгода — это пройдет. А потом начнут задавать вопросы. Что тогда?

— Мы знали об этом с самого начала. Это риск, рассчитанный риск.

— Нет, риска не будет, если мы переедем, — ответил Роун.

Фокусник знал, что этот человек следит за ним. Он вошел следом за Фокусником в книжный магазин напротив Университета.

— Добрый день, товарищ профессор, — поздоровался с ним какой-то студент. Мужчина ответил на приветствие и начал листать книгу.

Фокусник прошел вдоль прилавка и тоже принялся просматривать книги. Вскоре профессор будто случайно подошел ближе и взял книгу рядом с Фокусником. Фокусник положил книгу, которую просматривал, и быстро прошел мимо профессора к выходу. Он мимолетно улыбнулся профессору, провел рукой по волосам и вышел из магазина.

Переходя улицу, он услышал за спиной торопливые шаги. Фокусник пошел медленнее.

— Мы совсем нигде не бываем! — Эрика с надутым видом ходила по спальне в одной комбинации. В одной руке она держала сигарету, в другой — фужер.

— Мы были в кино всего две недели назад.

— Что такое кино? Мне хочется повеселиться, сходить куда-нибудь, сделать что-то.

— Через два месяца у меня отпуск, поедем в Ялту. Там поплаваешь, на лодке покатаешься.

— По ресторанам походим?

— Походим.

— Это потом. А сейчас что? Мне скучно. Скучно с тобой. Мне надоело сидеть взаперти, видеть только тебя.

— В тюрьме лучше было?

— Лучше. Ненавижу тебя.

— Если получится, в воскресенье сходим на скачки.

— Скачки? Скачки, кино, театр — мне это неинтересно. Я хочу танцевать, пить вино, быть среди людей. Молодых людей. Мы с Поляковым обошли все ночные клубы в Берлине, пока ты не убил его.

— В Москве таких мест нет, — резко ответил Коснов.

Эрика села на край кровати и по-кошачьи прижалась к полковнику.

— Есть, есть, — промурлыкала она.

— Откуда ты знаешь?

— Слышала.

— Это для извращенцев.

— Порочнее меня нет. — Эрика притянула Коснова к себе, провела языком по губам и положила руки на его плечи. — Ты знаешь, что я люблю, ты умеешь любить меня. Ты лучший из всех моих любовников, но ты обижаешь меня и заставляешь скучать. Своди меня туда.

— Тебя в тюрьму надо отвести, — ответил Коснов.

— Боишься, лесбиянки окажутся лучше тебя?

Коснов не сопротивлялся, когда Эрика притянула его к себе, потом она игриво оттолкнула его.

— Неужели ты не сводишь меня туда?

— Ты же знаешь, я не могу там появляться.

— Ах да, забыла! Твое положение… — Она опять придвинулась к нему. — Ладно, уж если туда никак нельзя, принеси хотя бы сигаретку, от которой так хорошо становится, помнишь, ты дал мне одну, когда мы первый раз были вместе.

Коснов резко сел. Он мог справиться с любой ситуацией. Он распоряжался чужими жизнями. Двадцать лет он контролировал свои и чужие чувства и действия. Но перед этой девушкой он был бессилен. Он ненавидел и любил ее. Невозможность подчинить ее родила ненависть, а из страха потерять ее родилась любовь. Привезя Эрику домой, он поставил под угрозу свою карьеру. Он не мог расстаться с ней. Все понимал, сознавал, что так или иначе придется от нее избавиться. Он мог бы убить ее сам, и ни одна душа в Москве об этом не узнала бы, а если бы и узнала, не опечалилась. Он часто думал об этом. Иногда ему казалось, что Эрика сама этого хочет, но убить ее Коснов не мог. Он знал, что Эрика использует его, хочет сломать, разрушить его карьеру за то, что сделал он с Поляковым. Ему было все равно, он уже не мог отказаться от нее.

— Я отведу тебя в такой клуб, — произнес Коснов.

— Сегодня вечером?

— Да.

Эрика осыпала поцелуями его лицо и шею, хотела притянуть к себе, но Коснов не двигался. Эрика продолжала дразнить его, но он оставался безучастным.

— Ты грустишь? — с улыбкой спросила она.

— Это пройдет.

— Ты рассердился на меня, да? Ты больше не любишь меня? Я всегда чувствую, когда ты не любишь меня.

Эрика отодвинулась от Коснова, оперлась на спинку кровати и подтянула колени к подбородку.

— Ты не любишь, когда я такая?

— Иногда.

— А иногда даже ненавидишь?

— Да.

— Когда я такая, тебе делается нехорошо?

Эрика приняла молчание за согласие.

— Тебе делается нехорошо, — радостно пропела она и вытянулась на кровати, лаская себя между ног. — Иди ко мне, люби меня прямо сейчас, когда тебе плохо от меня. Любовь всегда сильнее, когда от нее нехорошо. По крайней мере, наша.

— Хватит, убери руки оттуда.

Эрика продолжала лихорадочно ласкать себя.

— Я представляю сразу сотню мужчин, но только не тебя, — проговорила она с закрытыми глазами.

Коснов встал и вышел из комнаты. Спустившись на кухню, он налил себе пива. Вылил его в раковину и пошел в столовую. На столе стоял графин с водкой. Он опустошил его большими глотками. Начал искать еще. Зазвонил телефон.

Гродин сообщал, что пропавший в Воркуте грузовик так и не нашли.

— Пошлите еще людей, самолеты, — заорал в трубку Коснов, — найдите обязательно, он уже пять дней как пропал. Можете всех из Москвы забрать, только найдите.

— Это не поможет. У них снег идет, метель.

— Разумеется, метель. Вы, что, думали они будут солнца ждать?

— Сделаю все, что можно, товарищ полковник, — ответил Гродин.

— Пошлите еще людей, — повторил Коснов.

— Мы уже послали два подразделения. Они ничего не могут сделать, пока не кончится метель. Дополнительные силы не помогут. Мы даже не знаем, связан ли этот грузовик с сообщением Поткина. Может, это просто несчастный случай, он затерялся в буране.

— Двое, которые приземлились, могли использовать его как транспорт. Сейчас отрабатываем эту версию. Мне все равно, сколько агентов замерзнет — найдите грузовик, — Коснов швырнул трубку на аппарат.

Он обыскал все внизу в поисках водки, но не нашел. Надо решать с Эрикой. Он теряет рассудок. Коснов быстро поднялся наверх и открыл дверь в ее комнату. Эрики не было. Не было и ее красного платья и пальто. Он остервенело искал по всему дому, но ее нигде не было. Коснов выбежал на улицу, машины тоже не было. Коснов вернулся в дом и попытался связаться с водителем по радиотелефону. Линия была занята. Значит, Эрика отключила телефон. Он позвонил на работу и приказал отправить пять оперативных машин на поиски своей машины. Хотел позвонить в милицию, но делать этого было нельзя. Хватит и того, что его люди знают о случившемся, их нелегко будет заставить молчать.