Николай Устинович - Черное озеро

Перечислив ещё добрый десяток наименований, Окунев хлопал ладонью по испещрённой условными знаками карте и восклицал:

— Мы — на пороге больших событий! Скоро, очень скоро поднимутся в нашей тайге копры шахт, вырастут домны, появятся заводы, фабрики. Через горные хребты и болотные топи протянется железная дорога, у городка возникнет шумная речная пристань. И в область преданий отойдёт время, когда мы, ходя по земле, не знали, что топчем золото…

Свою взволнованную речь Игорь обычно заключал восклицанием:

— Вот о чём рассказывают эти камни!..

Впрочем, директор музея изливал душу

перед посетителями далеко не всегда… Если он замечал, что человек слушает его без особого интереса, сразу же обрывал свой рассказ и предлагал:

— Советую осмотреть бивень мамонта. Интересный экспонат…

Это значило, что Окунев низвёл посетителя до уровня обычного зевака…

Лишь с одним человеком Игорь разговаривал откровенно, без боязни, что тот его не поймёт. Это был Пётр Матвеич Шубин. Страстный охотник и следопыт, вечный таёжный скиталец, он всей душой любил свой край и тоже мечтал о его большом будущем. Несмотря на немалую разницу в возрасте, Шубин и Окунев крепко подружились. И не раз, возвратясь из тайги, Пётр Матвеич Приносил в музей сумку самых различных образцов.

— Вот это — огнеупорная глина, — деловито объяснял он. — У Гремучего ключа нашёл. Эвенки из неё горшки делают. Любой жар выдерживают те горшки. Теперь — бутылка. В ней солёная вода. Понимаешь, бьёт в одном распадке горячий родник. Попробовал воду на язык — солёная, вроде как на курорте… А в этом камне какие-то блёстки. Не золото?..

Шубин был заражён страстью исследователя и во время своих скитаний по тайге внимательно прислушивался к рассказам эвенков о всяких диковинах. Так им были открыты залежи графита и медной руды. Поэтому понятно, с каким интересом отнёсся он к сбивчивому сообщению Момоля о «чёрном озере». «Неужто нефть?» — мелькнула у него догадка. И, даже не допив стакана чаю, он побежал к Окуневу.

Игорь встретил Петра Матвеича на крыльце.

— Давненько не виделись! — произнёс он, делая шаг вперёд и разводя руками, словно собираясь обнять старого друга. — Где пропадал? Я уж думал…

Тут он внезапно замолчал, заметив необычное возбуждение Петра Матвеича.

— Нефть! — воскликнул Шубин, срывая с головы кепку.

— Что? — не понял Игорь.

— Нефть, говорю, нашли в тайге! Уразумел?

Окунев на мгновение застыл с открытым ртом, словно в столбняке. Потом сорвался с места, сильными пальцами вцепился в рукав Петра Матвеича.

— Нефть… Ты не шутишь? Где?.. Да говори же, говори!..

Шубин повторил рассказ Момоля.

— Радоваться погоди, — попытался он охладить восторг Окунева. — Мало ли что могло почудиться Николаю…

— Но ведь он сказал, что пахло керосином? Уж этого ему показаться не могло!

— Что верно, то верно… — поскрёб в седеющей бороде Пётр Матвеич. — Обманывать Момоль не станет.

А Игорь, снова начиная трясти за рукав друга, восторженно восклицал:

— Нефть! Кровь для Сибири! Ты подумай-ка, откуда её к нам привозят? За тысячи километров! В копеечку обходятся государству эти перевозки. А тут — на месте… Вот когда забурлит жизнь в нашем районе! Всё поднимем из земли: и уголь, и медь, и железо…

— Постой, постой, — перебил его Пётр Матвеич. — Я вот о чём думаю, откуда она вдруг взялась на озере?

— Откуда? — удивился Игорь. — Всё было очень просто. Мы знаем много случаев, когда под напором скопившихся газов нефть выходит на поверхность земли. Так получилось и здесь. Только пробилась она не на сушу, а в котловину озера. А так как нефть легче воды, она и поднялась вверх. И, видно, немало её вышло, если озеро стало чёрным!

Окунев увлёк друга в свою комнату и здесь возбуждённо зашагал из угла в угол, натыкаясь на мебель, ероша пальцами и без того вихрастые русые волосы. Затем остановился у окна, побарабанил ногтями по стеклу и решил:

— Ехать туда надо, посмотреть. И ехать немедленно. У тебя время есть?

— Идти сейчас в тайгу мне, по правде говоря, некстати, — отозвался Шубин, — но для такого дела время найду. Не так уж много его требуется. Неделя туда, неделя обратно.

— Чудесно! А теперь не расспросить ли нам этого эвенка более подробно? Где его найти?

— У меня остановился. Пойдём, он ещё, поди, не уснул.

Друзья вышли из дома, и тут Игорь предложил:

— Знаешь, что я думаю? Говорить об этом пока никому не следует. Ещё неизвестно, что мы там найдём, у Чёрного озера. И, если нефти не окажется, засмеют нас потом… Но главное не в этом. Дело-то получается государственной важности, вот в чём штука!

— Это верно, — согласился Пётр Матвеич. — В таком деле трепать языками не приходится.

Стоял полярный день. Часы показывали первый час ночи, но незакатное солнце большим красным шаром висело над горизонтом. На улицах было пустынно, и городок казался вымершим. Лениво колыхавшиеся у пристани безлюдные катера и наглухо закрытые ставни окон ещё более усиливали это впечатление.

Друзья прошли улицу, вымощенную бревенчатым настилом, и направились в узкий переулок, ведущий к дому Петра Матвеича. Они свернули за угол и, вздрогнув, остановились.

Перед ними лежал труп эвенка. Левая рука его была прижата туловищем, правая откинута в сторону. Из-под груди, обращённой к земле, по дорожной пыли расплылось большое бурое пятно. Потрёпанная пыжиковая шапка сиротливо валялась на дощатом тротуарчике.

Николай Момоль был убит выстрелом в спину.

Таежная тропа, извиваясь и делая петли, вела то среди сплошных зарослей пихтача, то взбегала на сопки, то тянулась по кочковатым болотам. Тайга, внешне однообразная и скучная, открывала перед путниками всё новые и новые неповторимые картины. Там, где хвойный лес надвигался на тропу сплошной стеной и только вверху голубел крошечный клочок неба, видны были лишь ближайшие деревья и тенистые прогалины между ними. Порою шли вперёд много часов и не встречали ничего, кроме обомшелых стволов столетних деревьев, мохнатых ветвей и бесконечного, нагромождённого во много ярусов валежника. Зато с перевалов горизонт раздвигался на много километров. Путникам, стоящим на вершине сопки, казалось, что под ними шумит необъятное темно-зелёное море, что волны, накатываясь одна на другую, звенят и зовут за собою в бескрайнюю даль…

Это были места, хорошо знакомые Шубину и Окуневу. Сколько раз пробирались они здесь в летний зной и в зимнюю стужу, под проливным осенним дождём и во время весенней распутицы… Каждая падь и сопка были ими тут изучены, каждую извилину тропы они помнили безошибочно. Неведомые дебри раскинулись впереди, а пока можно было, сидя на оленях, вести неторопливые разговоры.