Николай Устинович - Черное озеро

Там, где путь пролегал через болота, Игорь всякий раз вздыхал и начинал рассуждать:

— Ты посмотри на эту площадь, Матвеич. Ведь тут гектаров пятьсот будет. Чудеснейшие луга! Не хватает одного: водосточных канав…

— Не хватает людей, — поправлял Шубин. — Канавы сами не появятся.

— К чему я и речь веду! — подхватывал Игорь. — Осваивать надо тайгу, звать людей на эти нетронутые земли. Трудно будет только сначала, а потом… даже представить невозможно, какая тут жизнь забурлит!

— Места привольные, что и говорить, — соглашался Пётр Матвеич. — Взять хотя бы гари. Сколько лет прошло с тех пор, как сгорел там лес, а ведь так они стоят и по сей день. А земля-то, земля какая на гарях! Чернозём, перегной… Вот где пустить бы тракторы да посеять хлеб! Не гляди, что север, вымахала бы рожь не хуже, чем в тёплых краях.

И Шубин так красочно рисовал будущую жизнь в тайге, что Игорь шутливо говорил:

— За чем же дело стало, Матвеич? Давай подберём людей да и организуем колхоз на какой-нибудь таёжной гари!

— Сперва нефть разыщем, — серьёзно отвечал Шубин. — Это, я думаю, сейчас поважнее.

При упоминании о дели их путешествия Окунев становился задумчив. Нефть… Слово это каким-то образом связывалось в его мыслях с загадочным убийством Николая Момоля. Как установило следствие, убийца стрелял из-за угла из малокалиберного, но сильного пистолета. В спину эвенку была выпущена лишь одна пуля, но она прошла навылет сквозь сердце, и смерть наступила мгновенно. Убийство совершалось, по всей вероятности, не с целью грабежа: национальный эвенкийский костюм Момоля, сшитый из грубой ткани, был так истрёпан в беспрерывных кочёвках по тайге, что вряд ли им соблазнился бы самый невзыскательный преступник. Денег или денных вещей у эвенка не было, да убийца, по всем признакам, после выстрела даже не подходил к своей жертве. Значит, здесь крылось что-то другое. Но что? На этот вопрос Окунев не мог дать ответа.

Из многократно повторённого рассказа жены Петра Матвеича также нельзя было извлечь ничего полезного. Она пошла в спаленку укладывать в постели детей, Момоль тем временем остался на кухне допивать чай. Потом она слышала, как Николай, имевший привычку разговаривать сам с собой, сказал вслух: «Однако, покурить пойти». Вслед за тем скрипнула входная дверь, и некоторое время Момоль кашлял на крылечке. Тут она стала кормить грудью ребёнка и незаметно задремала на кровати… Разбудили её Пётр Матвеич и Игорь.

Следователь, вёдший дело об убийстве, был, как видно, новичок в своём деле. Именно поэтому он держался в высшей степени самоуверенно и старался показать, что уж ему-то ничего не стоит распутать нити преступления.

— Я разберусь! — повторял он не раз. — От меня преступник не скроется.

Слушая его слова, звучавшие как бахвальство, Пётр Матвеич еле приметно иронически усмехался. Когда же следователь слишком уж подозрительно начал допрашивать Шубина и Окунева, оскорблённые друзья пришли к выводу, что умом этот новоявленный Шерлок Холмс совсем не блещет…

В конце концов расследование не дало никаких результатов и было прекращено.

Несмотря на то, что со времени убийства Момоля прошло уже немало дней, Окунев всё ещё не был спокоен. Откуда-то из глубины души поднималась смутная тревога, державшая в напряжении нервы и заставляющая снова и снова думать об одном и том же.

— Знаешь, Матвеич, о чём я думаю, — сказал однажды Игорь. — Нам, пожалуй, всё-таки не надо было молчать о нефти. Чует моё сердце — связано это убийство каким-то образом с нефтью…

— Сердце!.. — фыркнул Пётр Матвеич. — Ненадёжный инструмент… Ты меньше приключенческих книг читай, проще на жизнь смотреть будешь. Ну при чём здесь нефть? Никак не вяжется. Момоль никому, кроме меня, и рассказать-то о ней не успел… Может, оно и правда следовало рассказать, да только не такому дураку. Ишь, к чему он гнул, а зачем я вышел из дому, когда ко мне гость приехал, а не видел ли я у Момоля денег, а нет ли у меня пистолета… Тьфу! Ещё следователем называется…

Шубин сердито плюнул и умолк. Крепко обидело его, честного человека, нелепое подозрение следователя!

Так ехали путники по извилистой таёжной тропе, изредка перебрасываясь короткими фразами. Когда же молчание принимало слишком затяжной характер, Пётр Матвеич командовал:

— А ну, спешивайся!

Он первый слезал с оленя и пешком шёл впереди своего «каравана». Игорь замыкал шествие. Всякий раз при этом Шубин объяснял своему спутнику, что беречь оленя в пути — первая заповедь таёжника. Всё это было правильно. Но Пётр Матвеич умалчивал ещё об одной причине, ради которой он устраивал длительные пешие переходы. Шубин хорошо знал, что когда человек чувствует усталость, ему совсем не до размышлений.

И в этом старый охотник достигал полного успеха. Когда раздавалась команда «стой!», оба они настолько уставали, что думали только о том, как бы взобраться на спины оленей.

Впрочем, скоро одно неожиданное происшествие внесло некоторое разнообразие в дальнейший путь.

Случилось это в узком, глухом распадке. Пётр Матвеич, ехавший впереди, вдруг остановился и, приподняв накомарник, стал прислушиваться. Игорь сделал то же самое. С минуту не было слышно ничего, кроме монотонного звона комаров. Потом в этот звон вплёлся новый, еле уловимый звук.

Путники проехали ещё около сотни шагов и остановились снова. Ждать пришлось недолго. Звук повторился, на этот раз совсем близко. Где-то за кустами стонал человек.

Игорь и Пётр Матвеич бросились вперёд. Возле тропы на измятой траве лежала вся облепленная комарами молодая женщина. Рядом с нею валялись двуствольное ружьё и пустые гильзы.

Услышав над собой голоса, женщина шевельнулась и открыла глаза. Её смуглое лицо вдруг покрылось бледностью, а правая рука с дрожащими тонкими пальцами потянулась к ружью… Но в следующее мгновение она отдёрнула руку и, с трудом разжимая сухие губы, прошептала:

— Пить!..

Игорь склонился над женщиной и, приподняв её голову, поднёс к губам фляжку с водой. Незнакомка жадно прильнула к алюминиевому горлышку. И пока она пила, путники смотрели на неё с затаённым любопытством.

Женщине, по всей вероятности, было около сорока лет, но на первый взгляд она казалась значительно моложе. Чувствовалось, что она уделяла себе много внимания. Это заметно было и по завитым со вкусом чёрным волосам, и по тщательно, подбритым бровям, и по свежему маникюру. Одета она была в клетчатый спортивный костюм и аккуратные хромовые сапожки.

— Как она сюда попала? — с изумлением произнёс Игорь, глядя на Петра Матвеича, словно надеясь услышать от него ответ. В это время женщина приподнялась на локте и слабым голосом заговорила: