Юлиан Семенов - Неотвратимое возмездие (сборник)

Чтобы не допустить самосуда, задержанную поместили в изолированную комнату на третьем этаже с окнами во двор, тщательно обыскали. В портфеле были обнаружены железнодорожный билет до станции Томилино и членский профсоюзный билет на имя Митропольской.

Тут же Дьяконов в присутствии чекистов Беленького, Захарова и Степного начал допрос. От волнения он долго не мог сосредоточиться. Задержанная сидела напротив на диване. Она глядела на Дьяконова с вызовом. Глаза ее лихорадочно блестели. Женщина была одета в длинную черную юбку и пеструю клетчатую кофту. Черный жакет она сняла с себя и нервно комкала в руках. Белая шляпка лежала рядом.

— Фамилия? Имя? — спросил Дьяконов.

— Каплан, — ответила женщина, — Фанни Ефимовна.

— Возраст?

— Двадцать восемь лет, — сказала она, подумав [5] На самом деле ей был 31 год. .

— К какой партии принадлежите?

— Ни к какой. Каторжанка. Сидела в Акатуе с тысяча девятьсот шестого года по март семнадцатого.

— За что отбывали каторгу?

— Анархистка. За хранение бомбы.

Следующий вопрос Дьяконов задал, встав из-за стола.

— Вы стреляли в товарища Ленина?

Каплан вскочила с дивана:

— Я стреляла в Ленина. Я!

Каплан отказалась давать еще какие-либо показания. Дьяконов подписал протокол и, прочитав его вслух, предложил задержанной расписаться. Она отказалась.

Кроме Дьяконова протокол подписали С. Н. Батулин — помощник военного комиссара 5-й Московской дивизии, красноармейцы Пиотровский и Уваров. Последний лично от себя добавил: «Признание Фанни Каплан сделано при мне».

Дьяконов допросил нескольких очевидцев, подтвердивших обстоятельства покушения и опознавших Каплан.

Вскоре позвонил заместитель Дзержинского Яков Христофорович Петерс. Он приказал доставить Каплан во Всероссийскую чрезвычайную комиссию.

Во двор Замоскворецкого комиссариата прибыло два автомобиля. На первый, легковой, посадили Каплан. Рядом с ней сел сотрудник ЧК Г. Ф. Александров. В грузовом автомобиле следовали вооруженные красноармейцы, чекисты. По тихим ночным улицам две машины без остановок помчались на Лубянку (ныне ул. Дзержинского). Там их ждали Председатель ВЦИК Я. М. Свердлов, Нарком юстиции Д. И. Курский, член коллегии этого же наркомата М. К. Козловский, секретарь ВЦИК В. А. Аванесов, Я. X. Петерс и П. А. Скрыпник — заведующий отделом ВЧК. Позже приехал и В. Э. Кингисепп — член ВЦИК и член коллегии ВЧК. Все эти товарищи принимали непосредственное участие в расследовании чудовищного преступления эсерки Каплан.

В течение четырех дней (30 и 31 августа, 1 и 2 сентября 1918 года) было допрошено более 40 свидетелей.

Дмитрий Иванович Курский начал допрашивать Каплан в 11 часов 30 минут вечера, сразу, как только ее привезли. Как и Дьяконову, Каплан отвечала ему зло, отказывалась назвать своих сообщников.

«Я, Фанни Ефимовна Каплан, сегодня стреляла в Ленина, — записал ее показания Курский. — Стреляла по собственному побуждению. Сколько раз выстрелила, не помню. Кто мне дал револьвер, не скажу».

— Когда появилось решение стрелять в Ленина?

— Решение стрелять в Ленина у меня созрело давно. Соучастников у меня не было. К какой партии принадлежу сейчас, не считаю нужным говорить.

Далее ответы были короткие: «Нет. Не скажу. Не знаю. Не желаю отвечать». Отрицала она даже и то, что в ее портфеле нашли профсоюзный билет на имя Митропольской и железнодорожный билет до Томилино.

После допрос Каплан продолжал Петерс. Когда он вошел в комнату, где находилась арестованная, и назвал ее по фамилии, она даже не шевельнулась. Сев за стол, Петерс предложил:

— Расскажите всю правду. Я не могу поверить, что вы это сделали одна.

Каплан зарыдала. Худые плечи ее затряслись. И вдруг крикнула: «Уходите!»

— Потом. Потом уйду, — согласился Петерс, — а сейчас я буду записывать ваши показания.

Он пододвинул к себе лист бумаги и после непродолжительной паузы спокойно, неторопливо стал задавать вопросы:

— Где вы остановились в Москве?

— У знакомой, Пигит Анны. С ней мы приехали в Москву из Читы.

— Где проживает Пигит?

— Большая Садовая, дом десять, квартира пять. У Пигит жила месяц. Потом поехала в Евпаторию...

— К какому течению вы в своей партии примыкаете? К Марии Спиридоновой?

— Нет. Я больше примыкаю к Чернову. По убеждению. Официально же в партии я не состою. Октябрьской революцией я недовольна. Я стою за Учредительное собрание...

— Одну минуточку, — остановил ее Петерс.

Он взял неоконченный протокол и вышел из комнаты. Там вызвал сотрудника ЧК.

— Немедленно с товарищами езжайте на Большую Садовую, дом десять, квартира пять. Привезите сюда Анну Пигит, — приказал он и вернулся продолжать допрос.

— Кто ваши родители и где они?

— В Америке. Выехали туда в одиннадцатом году. Отец мой учитель еврейской общины. Есть четыре брата и три сестры...

— Кто вам помогал совершить покушение на Владимира Ильича Ленина?

— Никто. И об этом у меня больше не спрашивайте.

Петерс так и не уснул в эту ночь. Привозили арестованных, он их допрашивал. 31 августа приехали Кингисепп и Скрыпник.

— Что нового? — спросил Кингисепп.

— Участие других лиц в покушении Каплан отрицает. Говорит, что была одна. Не верю, — ответил Петерс.

— Это дело рук правых эсеров, — убежденно сказал Кингисепп. — Сейчас я поеду с товарищем Юровским на место происшествия. Сделаю снимки, опрошу очевидцев.

Скрыпник вызвал Каплан. Допрос был коротким. Но и на этот раз Каплан ничего не сказала о своих соучастниках.

— Откуда у вас профсоюзный членский билет?

— Не знаю. Нашла его.

— Подпись ведь поддельная в билете?

— Ничего не знаю. Я его нашла.

— Зачем и к кому вы собирались поехать в Томилино?

— Не помню, не знаю...

Скрыпник занялся проверкой — каким образом могла оказаться у Каплан профсоюзная карточка.

Еще несколько допросов Каплан на Лубянке и в Кремле, куда ее перевезли 2 сентября, провел Петерс. Вспоминая об этом через несколько лет, он писал, что убеждал Каплан признаться, рассказать все чистосердечно и этим самым смягчить свою вину. Она же или плакала, или ругалась зло, с ненавистью, решительно отказываясь давать какие-либо показания.

Личность Каплан удостоверили во время очной ставки знавшие ее ранее А. Пигит, Ф. Радзиловская и В. Тарасова.

Теперь осталось выяснить: были ли у Каплан соучастники? Ведь она настойчиво убеждала следствие, что действовала одна. Всякую связь в этом преступлении со своими однопартийцами — правыми эсерами и их центральным комитетом — она отрицала.