Павел Бергер - Замок темного барона

— Берегитесь, герр офицер! Вы просто попали под обаяние моего папаши… Когда ему нужно, поверьте, уж он-то умеет заводить друзей и оказывать влияние на людей! — печально улыбнулась фрау Грюнвальд, снова опустилась на стул и поправила выбившуюся из прически прядь.

«В нарядной кремовой блузке с кружевами, шуршащей юбке, в серьгах с бриллиантами и со старинной брошкой матушка выглядит просто роскошно, как если бы отправлялась к мессе в собор, а не просто хотела задать домашнюю взбучку проштрафившемуся великовозрастному балбесу!» — улыбнулся Пауль.

Фрау Марта собралась с духом и продолжала:

— Опасайтесь его, Карл, не доверяйте ему! Ни на секунду! Никто не слышал от него ни слова правды — даже святые отцы на исповеди!

Мой родитель — редкий циник, у него нет ничего святого! Он был так занят политикой и войной, что совсем забросил меня, когда я была маленьким, несчастным ребенком! И так нуждалась в родительской любви… Зато когда я по девической наивности захотела стать актрисой, за считанные часы он запер меня в монастырь… Но разве можно удержать мечту под замком? Поверьте, та монастырская школа была хуже всякой тюрьмы! Самой мне оттуда было не выбраться, но у меня нашелся помощник — молодой актер из провинциального театрика, Арто Вансан… Я сбежала и устроилась в труппу костюмершей… Когда у меня родился малыш, я даже назвала его Клаусом в честь отца! Мне тогда едва исполнилось восемнадцать, и я — наивное дитя — свято верила, что отец меня простит… Знаете, герр Кольбах, тогда — до войны — мы с папой жили совсем не так, как теперь. Не знаю, сколько мой беспутный родитель умудрился пропить за эти годы, но тогда он был весьма и весьма состоятельным человеком. И конечно, вбил себе в голову, что Арто живет со мной только ради его денег… Страшно вспомнить, Карл, в какой нищете мы жили — отец так и не дал мне ни единого гнутого пфеннига! А когда началась война, Арто, чтобы хоть как-то свести концы с концами, поехал выступать в прифронтовых офицерских клубах… Больше я ничего о нем не слышала! У меня не оставалось выбора — я написала отцу покаянное письмо и передала через его давнего друга, епископа Павла, — тогда он еще был настоятелем в одном берлинском соборе… Отец немедленно приехал! Думаете, ему было жаль меня или крошку Клауса? Ничего подобного! Он объявил, что мой статус матери незаконнорожденного ребенка его компрометирует! И за пару дней превратил меня в законную вдову Ратт. Свидетельства, документы, письма, фотографии, визиты однополчан — уж один Бог знает, как ему все это удалось! А потом купил мне ресторанчик в провинциальном городишке — подальше от глаз его амбициозных знакомых… Уж поверьте моему опыту: лучше управлять собственным рестораном даже в такой дыре, как N-бург, чем мыть посуду и стирать скатерти в чужом кабаке в столице!

И все шло хорошо, пока в здешние края не приехал Отто! Пресвятая Дева видит, я говорю правду,

барон Отто был мечтой любой молодой дамы — настоящий красавец! Весельчак, спортсмен и герой-авиатор! А главное, он любил меня больше жизни! Но я даже руки своей не позволяла ему поцеловать, опасаясь отцовского гнева… Тогда Отто сделал мне официальное предложение — он хотел отпраздновать пышную свадьбу, как только оформит развод: его супругу уже несколько лет содержали в частной швейцарской клинике для душевнобольных. Отто отправил туда запрос — и получил ответ! Ему писали, что его супруга, Ута фон Клейст, урожденная Раушен, скончалась еще в ноябре 1915 года. Они даже прилагали копию свидетельства о смерти… Мы поженились прямо на следующий день: отец Павел тайком обвенчал нас в часовне Замка… Я так боялась, что папа узнает и все испортит! Отец ненавидел старого барона Фридриха — он вообще мало с кем ладит на трезвую голову После свадьбы мы с Отто были просто счастливы! Это большой грех! Да, большой грех — радоваться чужой смерти! Господь жестоко наказал нас за это…

Едва закончился медовый месяц, Отто счел, что пришло время сообщить отцу — барону Фридриху — о нашей свадьбе и о том, что он решил подарить Замок нашему будущему малышу… Тебе, Пауль! Зря ты улыбаешься, мой бедный сыночек, тебе плакать впору! Иди, поблагодари своего любимого дедулю за то, что ты маршируешь на плацу, когда мог бы гонять по Замку собственную прислугу! Я уверена, папаша приложил к этой истории руку… Если кому-то надо спрятать концы грязной истории в воду, сразу зовут моего папашу Клауса Валенштайна! Лучше никому не справиться, это даже святые отцы в Риме признают! Вот и тогда у них вышло как по писаному: Отто поехал в Замок повидать отца и больше я не видела его живым… В газетах написали, что он разбился на автомобиле… Вместе с супругой — Утой фон Клейст! Отец клялся и божился мне, что сам видел тела Отто и бедной ненормальной баронессы Уты! Какой цинизм, герр Кольбах, — уверять свою родную дочь, мать его внуков, что Отто — ее законный муж — ехал в автомобиле с женщиной, которой к тому времени не было на свете уже больше года! Излишне говорить, Карл, что все документы о нашей свадьбе сразу же исчезли, а, когда умер старый барон Фридрих, ни мне, ни Паулю даже поварешки ржавой из Замка не досталось! Да и кто такой Пауль, чтобы претендовать на наследство семьи фон Клейст? Уж поверь, мальчик мой, я сделала все, что могла! Я даже разыскала отца покойницы Уты, несчастного старика Раушена, а что толку? Мой заботливый папочка все равно превратил тебя, — матушка безнадежным жестом взъерошила Паулю волосы, — законного наследника! — в сына безвестного интенданта Ратта… «Титул еще никого не сделал счастливым», — любит говаривать мой папаша. «Лучше законный Ратт, чем ублюдок барона», — вот и все, что я от него слышу многие годы! Он не верит ни единому моему слову!

Что остается порядочной женщине, которую считает потаскухой даже ее родной отец? Ей тоже никому нельзя верить… — матушка опустила глаза и снова всхлипнула.

— Мне — можно! — Кольбах нежно взял фрау Марту за гибкое алебастровое запястье и поднес ее кисть к губам. Но дама только отмахнулась, легко выбежала из комнаты, тотчас вернулась с фотографией барона Отто в палисандровой рамке — той, что украшала комод в спальне. Разомкнула крошечные латунные зажимы, сняла заднюю картонку и вручила Кольбаху скорбные, пожелтевшие, готовые рассыпаться, как хрупкая жизнь баронессы Уты, листочки. Письмо из швейцарской клиники с извещением о смерти Уты фон Клейст и копия свидетельства о смерти болезненной молодой дамы…

— Я их сохранила… Только пообещайте мне, Карл, что будете действовать исключительно в интересах моего сына!

— Марта, вы идеальная мать!

Матушка смутилась и поцеловала Пауля в макушку.

— Он вылитый отец… Ах, Карл, может, сейчас он дисциплинированный офицер, но в детстве это было настоящее стихийное бедствие! Ураган… Он облазил все деревья в округе, измял все клумбы, угонял все, что способно двигаться, и разбил футбольным мячом стекол больше, чем я — яиц для омлета! Когда ему исполнилось десять, его двое суток искали в каменоломнях! Что, что ты там делал? Отвечай! — настроение матушки резко изменилось под воздействием тревожных воспоминаний, и она залепила Паулю такой весомый подзатыльник, словно его выволокли из катакомб минуту назад.