Эрик Амблер - Непредвиденная опасность

Внешность. Рост — средний. Хрупкого телосложения. Волосы седые, редкие, почти лыс, цвет лица болезненно-желтоватый. Маленькие седые усики, пожелтевшие от никотина. Носит при себе оружие. Важное примечание. Всякий раз Саридзу опознавали по левой руке, она у него плохо сгибается в локте. Неспособность в полной мере владеть рукой является особой приметой.

Постоянный приказ-инструкция. Любой агент, раздобывший информацию о Саридзе и его действиях (пусть даже и из ненадежного источника), должен немедленно сообщить об этом.

Тамара закрыла папку и раздавила сигарету в пепельнице. Через открытую дверь было слышно, как брат говорит по телефону.

— …Пан-Евразийская нефтяная компания… ни малейших сомнений… Петров. Дело немного проясняется, мой друг, ты не находишь? Слышал о провале Балтергена в Румынии?.. Да, да, это так… но ты должен сообщить в Москву… Нет… да… Я выезжаю прямо в Линц… да, Тамару тоже возьму. Попрошу Джи-12 из Берна взять на себя там часть работы. А ты, пожалуйста, будь добр, не забудь предупредить людей в Вене…

Настала долгая пауза. Тамара слышала биение собственного сердца.

— Ортега? — резко спросил Залесхофф. — Да, лицо его помню. Разве такое забудешь? Кожа как у слона, глазки змеи. Au revoir.

И он с грохотом повесил трубку. Затем ворвался в кабинет. Тамара взглянула на папку.

— Ну что, прочла? Слышала, как я говорил с Петровым? — Он был взволнован.

— Да. Но почему мы должны ехать в Линц?

— Ты читала досье. Это я узнал Саридзу в Нью-Йорке. Хорошо знаю его в лицо.

— Но наши люди в Вене…

— Они не знают его так хорошо, как я. Нам повезло. Саридза — очень опасный враг. Для нас это будет большим успехом. А теперь, пожалуйста, соедини меня с Берном.

Поджидая в маленькой полутемной приемной, когда ее соединят, она слышала, как брат шарит в ящиках письменного стола. И тихо напевает себе под нос «Чубчик». Вот шорох прекратился, он чертыхнулся. И Тамара спросила его, в чем дело и надо ли помочь. Но выяснилось, он искал патроны для своего револьвера и нашел. А потом она спросила:

— Андреас? Так мы поедем в Москву в декабре?

— Да, Тамара, поедем.

— На целых три месяца?

— Возможно.

Она молчала. Потом провела пальцем по полке, оставив в пыли длинный след. И заговорила снова каким-то потухшим голосом:

— Скажи, Андреас, мы постоянно должны делать эту работу? Всегда?

— Думаю, у нас неплохо получается.

Она слышала, как он задвинул и запер ящик стола. Прижимая к уху телефонную трубку, она задумчиво разглядывала стоявшую на столе старомодную пишущую машинку, потом заговорила снова:

— Надеюсь, к тому времени, как мы прибудем в Линц, Борованского уже прикончат?

— Ортега получил инструкции не убивать его. Только раздобыть эти фотографии любой ценой. Впрочем, не хочу, чтобы ты на этом зацикливалась. Подумаешь, Борованский, не велика потеря! Эту историю о мужчине и женщине в Эссене слышать просто противно.

Тамара задумчиво нажала на клавишу машинки.

— А ты помнишь его глаза, Андреас? Разве может человек с такими добрыми карими глазами оказаться предателем?

— Глаза человека, его нос, лоб, его уши и прочее — все это, Тамара, не имеет ни малейшего отношения к тому, что творится у него в голове. У мужчин небольшого роста обычно большие головы, у высоких — маленькие. Не найдется во всем мире и двух человек, которые бы читали мысли друг друга только по лицам.

Настала пауза, затем она услышала, как брат открывает дверцу буфета.

— Пора выезжать в Берн, Тамара. Поезд через двадцать минут.

— Возьми теплый шарф, Андреас. Там, должно быть, очень холодно.

Андреас вышел следом за сестрой. На нем было толстое серое пальто, вокруг шеи обмотан шерстяной шарф. Он наклонился и легонько чмокнул ее в щеку.

— А ты взял свою трубку, Андреас?

— Нет.

Тут вдруг в приемной зазвонил телефон.

— Наверное, агент из Берна, — сказала Тамара.

Все три с половиной часа, что они ехали от границы до Линца, господин Захс болтал без умолку.

— Человек должен научиться, — говорил он Кентону, — разбираться в людях. — Он выразительно приподнял грязный палец. — Вот взять, к примеру, вас, господин Кентон. Стоило мне увидеть вас в поезде, и я сказал себе: это человек, на которого можно положиться. Человек, которому можно доверить все свои сбережения и знать, что они будут в целости и сохранности.

Тут он выдержал многозначительную паузу.

А Кентон подумал, что Захс, должно быть, принимает его за круглого дурака, раз до сих пор считает, что он поверил в эту его историю с еврейским беженцем.

— Но почему, — продолжил Захс, — почему честный человек не должен получать вознаграждение за свою честность? — Карие его глаза округлились от удивления. — Я рад заплатить. Это правильно. Справедливо.

И он принялся ковырять в зубах.

Кентон беспокойно заерзал на сиденье. И напомнил себе, что эти шестьсот марок он заработал. Он не вполне понимал, зачем господин Захс завел этот разговор. То ли это скрытая угроза, то ли подобными льстивыми заверениями этот господин хочет повысить самооценку своего курьера. Если последнее, то ему плохо удалось. У Кентона просто в голове не укладывалось, как это человек мог довериться первому встречному, мало того, заплатить шестьсот марок за то, чтобы тот доставил конверт в гостиницу в Линце.

В тот момент любопытство Кентона пересилило даже ту неприязнь, которую вызывала его роль наемного курьера. Захс, очевидно, чего-то или кого-то боялся — о том свидетельствовал его приступ разговорчивости на нервной почве — но кого или чего именно? Лишь одно было совершенно ясно. Вся эта болтовня о мерах безопасности, еврейских беженцах и нацистских шпиках — чистой воды ерунда и вранье! Кентону довелось однажды брать интервью у одного из самых одиозных и умных лжецов в Европе. Так вот, господин Захс в сравнении с ним был до отвращения неубедителен. Но одно дело — верно интерпретировать слова человека, когда тебе известно немного больше, чем положено знать, и совсем другое — когда ты ничего не знаешь ни о рассказчике, ни о его истинных мотивах. Вообще вся эта история просто ставила Кентона в тупик.

— Психология, — продолжал меж тем господин Захс, — весьма странное занятие. Я знал немало хороших психологов.

Он закивал и громко высморкался.

— Когда я работал на сталелитейном заводе в Эссене, был там один человечек, настоящий спец по психологии. Ну, со странностями, сами понимаете. Есть мужчины такие маленькие и робкие с виду, что кажется, будто они постоянно чего-то боятся. Ну и этот Хофф был как раз таким — маленьким и робким. Вам когда-нибудь доводилось бывать в литейном цехе, мой господин? Нет? О, это, доложу вам, зрелище! Тонны расплавленной стали плывут в огромном ковше на подъемном кране, он медленно движется к литейным формам. Затем срабатывает оператор, ковш наклоняется, и из него начинает хлестать раскаленная сталь, прямо как кровь из свиньи. Уверяю, это стоит видеть.