Лен Дейтон - Вчерашний шпион

Какое-то время ушло, пока Шлегель наконец не раскурил свою сигару. Затем я продолжил:

— Вся его история с этими автоматами полностью стыкуется в деталях с тем, о чем он мне сам рассказал. Все это дело, начиная с проданных алмазов, за счет которых он взялся за карьерные разработки, и кончая импортом овощей и фруктов, — все до последней запятой имеется у нас в открытом досье.

— Нет, отнюдь не все! — оборвал меня Шлегель. — Довольно продолжительное время, даже после того как его досье было закрыто, Шемпион продолжал информировать департамент.

— В самом деле?

— Само собой разумеется, что все это имело место задолго до моего появления здесь, — произнес полковник, как бы пытаясь подчеркнуть, что это была ошибка англичан и теперь подобные срывы гораздо менее вероятны, так как из Вашингтона для наведения порядка направили именно его. — Да, — продолжил свою мысль Шлегель, — эти автоматы были отправлены в Аккру по распоряжению из этого учреждения. Все это было частью общего плана, рассчитанного на то, чтобы внедрить Шемпиона в руководство предприятием Тикса. Стив Шемпион с самого начала был нашим человеком!

Мысленно в моей голове пронеслись все эти долгие годы, на протяжении которых я неоднократно выпивал и обедал с Шемпионом, но ни разу не мог предположить, что он продолжает работать на департамент.

Мое молчание было, видимо, воспринято Шлегелем как неверие в его слова, и он добавил:

— Все это было хорошо в свое время. Он часто бывал в Египте, Алжире, Тунисе. Торгуясь с клиентами по поводу цен на дыни, морковь, картофель и прочие овощи-фрукты, он всегда был начеку, высматривал что надо, беседовал с нужными людьми. Все это было нам на руку. И тот путь, по которому прошел Шемпион, продавая оружие разношерстным террористическим группировкам, тоже оказался для нас очень полезным.

— А с чем связан его уход из нашей системы?

Шлегель сплюнул крошку табака, прилипшую к губе, с такой силой, что мог бы завалить целого быка. И только потом ответил на мой вопрос:

— Значимость обратной информации стала падать. Шемпион заявил, что французы стали все в большей степени подозревать его, а это становилось чрезвычайно опасным. Решение о том, чтобы отпустить его на все четыре стороны, было принято на самом высоком уровне. И я считаю, что это было разумное решение. В чем-в чем, а в умении элегантно расставаться вам, англичанам, не откажешь! В свое время вы с этим Шемпионом сработали просто на отлично!

— А теперь?

— А теперь один малый из службы безопасности Германии возмечтал о лаврах… Ему удалось накопать кое-что о финансовых делишках Шемпиона. Теперь немцы задают нам вопросы об этих автоматах в Аккре.

— Иными словами, Бонн впал из-за этого в истерику, и в этой ситуации нам ничего другого не оставалось, кроме как завыть с немцами в унисон?

— Если бизнес Шемпиона обернется крупным скандалом, то они обвинят нас во всех грехах за то, что мы дали ему возможность вот так запросто выйти из игры.

— Но, может, это и не было таким уж большим грехом?

— Может, и так, — ответил Шлегель с явной неохотой. Затем он вновь взял в руки мое донесение, так некстати реабилитирующее Шемпиона, и добавил: — Только эта твоя писанина вряд ли поможет делу.

— В таком случае я готов предпринять очередную попытку. Возможно, она окажется более эффективной, — с деланной готовностью предложил я.

Шлегель небрежно бросил мое донесение на полированный стол. Затем извлек из небольшого бокового шкафчика бутылку минеральной воды и малюсенький пузырек с горькой настойкой «Ундерберг». Плеснув немного этой настойки в стакан с водой и размешав все это шариковой ручкой, он спросил:

— Хочешь глоток?

— Незаменимая вещь после похмелья! Жаль только, что от нее еще сильнее голова раскалывается, — не удержался я от желания съязвить.

— А я обожаю, — невозмутимо, смакуя каждый глоток, ответил Шлегель.

Я взял со стола донесение и уже собрался уходить, когда Шлегель неожиданно прервал свое упоительное занятие и произнес:

— Все это обернется отвратительной мышиной возней. Дохлое дельце… Терпеть не могу заниматься работой, где приходится копаться в собственном же белье! Поэтому советую тебе учесть, что если ты не станешь пытаться прикрывать этого Шемпиона, то не навредишь ни мне, ни себе самому.

— Благодарю за совет, но мне уже читали лекцию по этому поводу в ЦРУ на симпозиуме по проблемам коммунизма еще в 1967 году.

— Действительно, Шемпион как-то спас тебе жизнь, — не обращая внимания на мои слова, произнес Шлегель, — но если ты не в состоянии забыть об этом, то просто и откровенно скажи о том, что хочешь выйти из этой игры.

— Я сам знаю, какой выход из создавшейся ситуации мне следует предпочесть, — с ожесточением бросил я полковнику в ответ.

Шлегель кивнул в знак понимания.

— Я догадываюсь о нем и готов хоть сейчас поставить на нем свою визу.

Так или иначе я был благодарен Шлегелю за его немудреную открытость; ведь любой другой на его месте обязательно попытался бы убедить меня в том, что такого рода действия не отразились бы на моей карьере в будущем.

Шлегель поднялся со своего кресла и подошел к окну. На улице по-прежнему шел снег.

— Это отнюдь не обычная проверка… Это очень серьезное дело! — в нравоучительном тоне произнес Шлегель. Заломив одну руку назад, он поскреб себя по спине, но, о чем-то вдруг глубоко задумавшись, так и застыл в этой немыслимой позе.

— Поосторожнее, полковник! Вдруг кто-нибудь с улицы возьмется читать ваши мысли по движению губ, — с подчеркнутой тревогой в голосе предупредил я.

Он обернулся и уставился на меня с сожалением и торжеством. В этом его взгляде совершенно очевидно звучала неоднократно высказываемая им мысль о том, что здесь, в Лондоне, мы могли бы добиваться значительно больших результатов, если бы не обращали внимания на такие вот незначительные предосторожности.

— Немцы направляют одного из своих людей в Ниццу для того, чтобы основательно допросить Шемпиона, — произнес он в задумчивости.

Я не стал каким-либо образом реагировать на его слова.

Это мое невнимание к ходу его мыслей явно оскорбило его, и он недовольно буркнул:

— Ты что, заснул… или что?

— Я? Никак нет! Я просто не хочу мешать вашему дедуктивному процессу, — с наигранной серьезностью ответил я и стал старательно протирать очки. Зажмурившись, я изо всех сил боролся с желанием рассмеяться ему в лицо.

— Черт побери! Ну ничего не понимаю… — с досадой воскликнул Шлегель, думая о чем-то своем.

— Господин полковник! Заметьте, что вы находитесь не в США, а в Европе, — теперь со всей серьезностью произнес я. — Заметьте также, что весь этот скандал в Германии возник именно тогда, когда боннские власти подошли вплотную к очередным всеобщим выборам. И еще, как только их ребята из госбезопасности узнают, что Шемпион когда-то был агентом Англии, то этот факт явится главным ответом на все их вопросы. Они в тот же самый момент припишут на уголке этого дела пометочку: «Передано в службу госбезопасности Великобритании» и отфутболят его сюда, к нам. Министерство обороны Германии при этом имеет полное право не отвечать на любые вопросы по поводу этого скандального дела даже на том лишь основании, что это может нанести ущерб службе безопасности страны, являющейся союзником немцев. А это, в свою очередь, станет для них необходимым основанием для того, чтобы похоронить дело до тех пор, пока их выборная компания наконец не завершится. А как только правительство будет переизбрано, смею вас уверить, что все материалы по этому дельцу будут соответствующим образом проштемпелеваны и само оно безвозвратно канет в Лету. Этот вариант, полковник, был мною просчитан еще давным-давно.