Микки Спиллейн - Крутой детектив США. Выпуск 2

Там, во Вьетнаме, наши отношения носили чисто формальный, служебный характер. Настоящая дружба началась позже, когда мы вернулись домой и распрощались с формой.

Я, Леон Дарт, ниже среднего роста, что называется, несколько полноват, люблю сидеть и слушать. Понимаю толк в кухне, обладаю утонченным вкусом — гастрономическим, разумеется, — в еде разборчив. Короче, я что-то вроде гурмана. А Сид?

Питается он потрясающе. Очевидно, он ставит перед собой единственную цель: насытить собственное тело, механизм довольно крупный. Я люблю бридж и наслаждаюсь шахматами. Это мои любимые виды спорта. Сид же обожает лазать по высоченным отвесным скалам и бороться с несправедливостью.

Мой мозг напоминает компьютер, перебирающий, регистрирующий и анализирующий факты, чтобы употребить их в дальнейшем в моей литературной деятельности. Я холодный наблюдатель, я усваиваю то, что вижу и слышу, ради единственной цели: придать своим трудам видимость логики и правдоподобия. Сид же предпочитает жить чувствами.

Он абсолютно все воспринимает эмоционально, переводит явления окружающего мира в чувственную плоскость. Его суждения лишены оттенков: или белое, или черное, и баста? Правда или ложь! К тому же он имеет обыкновение бороться со всем, что кажется ему несправедливым, до окончательной победы.

Эту особенность его характера просто необходимо знать для того, чтобы понять, с чего это вдруг Сид Коэн выступил в одиночку против целого города, ввязался в довольно странную любовную историю с женщиной, которую так одолели несчастья самого серьезного свойства, что она сама себя называла ходячей смертью.

Сид живет в квартале нью-йоркской богемы, но дома практически не бывает. Мастерскую он превратил в склад холстов и эскизов, сделанных во время путешествий. Время от времени он принимает окончательное решение прекратить кочевую жизнь, осесть в каком-нибудь тихом, спокойном местечке и заняться исключительно живописью. И тогда он начинает налево и направо распространяться о видах на новый образ жизни, что быстро надоедает окружающим, и потому, видимо, эти планы никогда не воплощаются в жизнь.

Как-то вечером мы с Сидом зашли в клуб, и он с места в карьер завел свою пластинку об уходе от шумной нью-йоркской жизни в провинциальную глушь, где он сможет всерьез заняться пейзажем. И тут у меня лопнуло терпение. Я молча вытащил из кармана номер «Сатердей ревю» и развернул его на странице с объявлениями. В рубрике «Сдается» я нашел именно то, что нужно: «Сдается прекрасная мастерская на три месяца ввиду отъезда хозяина в Европу».

— Получи. — Я протянул журнал Сиду. — Или сними мастерскую, или заткнись раз и навсегда со своими провинциальными пейзажами.

Утром следующего дня Сид Коэн направился на своем «мерседесе» интенсивно красного, как у пожарников, цвета в Рединг, штат Пенсильвания. По правде говоря, меня это удивило. Черт побери, он в самом деле уехал рисовать свои чертовы пейзажи! Я так рассчитал, что он должен вернуться самое позднее в четверг, примерно в полдень, молчаливый и притихший, как ребенок, который только что на горьком опыте убедился, что красивое деревянное колечко, которое он запихал в рот, вовсе не такое вкусное, как казалось на первый взгляд. Я жестоко ошибся; я, старый дурак, совершенно забыл о том, что там, где появляется Сид, тишина и покой исчезают автоматически.

Мастерская в Рединге была воплощенной мечтой пейзажиста. Дом был выстроен на склоне, с которого открывался чудный вид на зеленый городок, за последним рядом домов которого простиралась голубая гладь озера Рединг. Стоял ноябрь. Исчез солнечный блеск лета, сгинули нежные краски осени, и растительность вокруг города демонстрировала в основном красно-коричневые тона, которые у подножия горы переходили в темную зелень хвойных деревьев. Волшебный глаз Сида, окрыленный воображением, замечал в скудости красок предзимья сотни и сотни нюансов, ярких цветовых пятен, нежно-опаловых переливов и прочая, и прочая, и прочая…

Два дня он лихорадочно работал, а в среду вечером разобрался в своих ощущениях и понял, что с момента приезда в Рединг ни разу не поел как следует. Вся его пища состояла из консервов и кофе.

Загрузив мозг какой-то живописной проблемой, чтобы не простаивал зря, он сел за руль и отправился в единственный городской ресторан, рекламу которого заметил еще при въезде в это благословенное местечко. Назывался он, естественно, «Ричмонд». Интерьер был исполнен исключительно из дерева и выглядел симпатично. Сид заказал здоровенный ростбиф, салат и сыр. Пищу он заливал дешевым итальянским вином. Я вынужден напомнить, что в выборе меню Сид просто ужасен.

Едва он покончил с питанием (разве это можно назвать ужином?) и принялся набивать свою прекрасную пенковую трубку дрянным табаком, как разверзлись хляби небесные и началось нечто напоминающее потоп. Поднялся сильный ветер, вдалеке слышались громовые раскаты. Когда Сид покидал дом, ничто не предвещало такой перемены в погоде. Естественно, стихия несколько выбила его из колеи, и он ощутил потребность немедленно вернуться в мастерскую. Все стало раздражать Сида: посетители громко разговаривали, а занюханный музыкант извлекал из разбитого пианино какие-то совершенно невозможные ритмы.

Он рассчитался и двинулся к выходу. Между ним и автостоянкой простиралось настоящее море, в котором не составляло особого труда утонуть. Вдобавок притащился мужчина в блейзере, с почерневшим от солнца лицом, украшенным старомодными узенькими усиками, и представился как Ги Ричмонд, хозяин заведения:

— Вы ведь Сид Коэн, правда? Тот самый, что снял мастерскую у старого Перрена, да?

Сид кивнул головой. Ричмонд крепко, по-деловому пожал ему руку.

— Я видел ваши картины, мистер Коэн, — произнес он. — В прошлом году на выставке в Нью-Джерси. Да-а, я сказал бы, что каждый ваш сюжет задевает самые чувствительные стороны нашей жизни!

— Спасибо, — отозвался Сид.

Комплименты такого рода обычно действовали ему на нервы, особенно если он не успевал составить полного представления о том, кто их расточал.

— Я смотрю, у вас ни плаща, ни зонтика. Официант проводит вас к машине. Вам понравился обед?

— Изумительный.

— Я думаю, вы еще заглянете к нам?

— Непременно.

Этот диалог не мог настроить Сида на добродушный лад. Любезность, которую демонстрировал Ричмонд, была слишком профессиональной, чтобы понравиться наблюдательному человеку. Впрочем, в тот момент он хотел только одного — как можно скорее вернуться в мастерскую.

Официант проводил его к машине, прикрывая от дождя огромным зонтом, так что на твидовый пиджак Сида упало всего несколько капель.