Микки Спиллейн - «…И аз воздам»

Пистолет в моей руке не дрожал. Долго сдерживаемая ненависть вырвалась наружу:

— Сначала я думал, что это Энтон. Потом обнаружил почтовую квитанцию с адресом Клайда. Энтон послал ему несколько фотографий. «Бауэри» — замечательное место, где можно подцепить девочку. Это место специально для этого и было придумано. А кто туда приводил девочек, Юнона? Кто сделал модой проводить там время, пока Клайд играет в рулетку и обеспечивает свое будущее фотографиями? Ведь это вы, Юнона? Интересно, Клайд придумал использовать фотографии для шантажа или вы? Во всяком случае не Энтон. У этого негодяя на уме были только деньги. Но он работал с вами, потому что это давало ему возможность покупать дорогие картины.

Ее глаза были пусты и безжизненны. Она сидела, опустив вниз голову, и плакала.

Я презрительно цедил сквозь зубы:

— Вот так все и шло. У Клайда было отличное прикрытие, и он его использовал на всю катушку. Но вы хотели продолжать, потому что к деньгам быстро привыкаешь. Вы были мозгом шайки, Клайд — крепким парнем со своей маленькой армией, готовой обеспечить успех. — Я остановился, чтобы информация лучше впиталась, и молчал целую минуту. — Юнона…

Она медленно подняла голову. Ее глаза были красны, тушь текла по щекам.

— Майк, зачем вы…

— Кто убил их всех, Юнона? Где он?

Она уронила руки и в отчаянии скрестила их под грудью. Я поднял пистолет.

— Юнона, я убью вас, а потом доберусь до него. Я убью вас не сразу, вам придется помучиться, если вы не скажете мне все, что я прошу. Скажите, где я могу его найти, и я дам ему еще один шанс. Где он, Юнона?

Она молчала.

Помоги мне, Господи! Если я не убью ее, она убьет меня, потому что я единственный знаю, что произошло. Против нее нет ни одного свидетельства, которое могло бы фигурировать в суде. Но она в этом участвовала. Она все это придумала и виновна так же, как и убийца!

Ненависть проступала на моем лице, мои глаза горели; меня качнуло к ней.

Я направил пистолет ей в голову и посмотрел на конец ствола.

Она слегка повернула голову, и свет заиграл в ее волосах, образовав сияние. Я вновь увидел лицо Шарлотты.

На секунду я помешался. Бред какой-то, галлюцинации! Моя голова раскалывалась и заставляла меня молоть чепуху. Когда сумасшествие прошло, я был как загнанная лошадь.

— Я думал, что могу убить вас, Юнона, но я не могу. У меня была женщина… Вы напомнили мне ее. Я ненавидел ее, я любил ее… и я ее убил. Я выстрелил ей в живот. Сегодня вы не умрете. — Я сунул пистолет под мышку и дотронулся до ее руки. — Пойдемте. У меня есть в полиции друг, который будет счастлив завести на вас дело на основании моих показаний.

Она встала.

И дьявол вырвался на свободу.

Она схватила меня за руку, ударила кулаком в лицо, и я отлетел назад и врубился в стену. Дьявол схватил меня за горло и ударил коленом в пах. Я вскрикнул и согнулся пополам, пытаясь ослабить ее хватку. Что-то подсказало мне лягнуть ее, и через секунду она уже сидела на мне и пыталась выцарапать мне глаза.

Я резко откинул голову назад и ударил ее кулаком — удар пришелся в нос. Кровь потекла ей в рот, и она завопила. Она пыталась вырваться — боролась, брыкалась, извивалась, но я держал ее крепко и дубасил, пока она с меня не скатилась.

Но она не остановилась. Со звериным рычанием она заломила мне руку назад, и я едва удержался на ногах. Коленом она ударила меня в позвоночник, пытаясь сломать его. Безумие спасло меня; оно струилось в моих жилах, придавая мне силы для чудовищного последнего усилия, и я вырвался из ее рук. Она подскочила снова, чтобы сделать еще одну попытку, и я схватил ее за одежду.

Юнона рванулась, послышался треск ткани, и ее халат остался в моих руках. Юнона, шатаясь, прошла по комнате, на чей не было ничего, кроме туфель на высоких каблуках и тонких чулок. Она оперлась на стол в дальнем конце комнаты, руки ее потянулись к ящику, она выдвинула его, и я увидел пистолет.

Я успел первым достать свой.

— Не двигаться!

Она замерла, ни один мускул ее прекрасного тепа не двинулся. Я смотрел на белую кожу, ослепительную по сравнению с туфлями и чулками.

Ее руки по-прежнему лежали в нескольких дюймах от пистолета.

Я оставил ее в такой позе, смешной и неприличной, снял телефонную трубку и позвонил в полицейский участок дежурному. Потом я поговорил с Велдой. Она сказала, что Клайд найден мертвым в подвале. Дворник ударил его кочергой. Клайд не мог быть в агентстве! Она еще что-то говорила, когда я повесил трубку.

Все кончилось. Я узнал почему, я узнал как, теперь я знаю кто.

— Юнона!

Ни одна балерина не могла бы повернуться грациознее. Юнона, покачиваясь на носках, смотрела на меня. Запах убийства витал в комнате. Юнона стояла передо мной, сверкая ослепительно белой кожей.

Завтра я получу от окружного прокурора свою лицензию, завтра Эд Купер получит сенсацию. Это будет завтра.

Я уставился на Юнону.

— Я должен был это знать! Я чувствовал это каждый раз, глядя в твои прекрасные глаза. Я чувствовал, что ты никогда не осмелишься довести свою маленькую любовную игру до конца. К черту, я всегда это знал, но это было слишком неправдоподобно! Я, любящий женщин и знающий в них толк, так лопался! Да, у вас с Клайдом было замечательное дело, и не только дело. Кто кого содержал, Юнона? Не ты ли причина того, что Клайд так увлекся Велдой? Господи, какой же я осел! Об этом знали только те, кто не осмеливался говорить. Теперь я тоже знаю. И я об этом расскажу. Расскажу, что Честера Уилера убили, потому что он узнал девушку, с которой его сфотографировали, Рейни убили, потому что он пытался поймать тебя на каких-то грязных деньгах, Джин Троттер и Мэрион Лестер умерли, потому что они знали правду. А потом умерла Конни, потому что обнаружила на складе телевизор и узнала, что его никогда не отправляли Джин Троттер. Я все расскажу, сволочь, но сначала я кое-что сделаю.

Юноне не удалось воспользоваться своим шансом. Я схватил свой люгер, прежде чем из ящика стола показался пистолет Юноны. Смеясь окровавленными губами, я навел люгер на Юнону; мне еще не доводилось видеть такой ненависти в глазах. Никогда. Пистолет прыгал в моих руках, припечатывая убийцу к стене, пулевые отверстия превращались в запятые, когда из них выступала кровь.

Жизнь сопротивлялась в Юноне, пока последняя пуля, пройдя сквозь тело, не отбила штукатурку со стены. Смерть гримасой боли и пугающего знания проступила на красных губах. Только у Юноны была возможность все это сделать, потому что были причины, как и у Клайда, но Клайд никого не убивал. И завтра докажет это, потому что люди наконец увидят, что такое Юнона.

Жизнь покидала Юнону, и я потащился к бездыханному телу, лишенному подкладных выпуклостей, упавших вместе с халатом, накладок, которые ловко маскировали под глухими платьями с длинными рукавами крупные мускулы. Это было очень смешно. Смешнее, чем я мог подумать. Я разбил статую и понял, почему всегда испытывал к ней неприязнь, которая в действительности была отвращением.