Микки Спиллейн - «…И аз воздам»

Я слышал, как он объявил мою фамилию, но не понял, что он сказал, потому что не мог оторвать взгляд от женщины, сидящей за столом. У некоторых женщин красивое лицо, у некоторых такое тело, что забываешь о лице; это была женщина, имеющая и то и другое. Ее лицо было сверхъестественно красиво, как будто над ним потрудился художник, которому удалось превзойти природу. Ее легкие рыжеватые волосы, подстриженные по последней моде, излучали сияние. Матовая кожа лица перетекала в чистую линию шеи и завершалась крепкими широкими плечами. У нее была грудь молодой девушки, высокая, волнующая, стремящаяся освободиться из облегающей белой кофточки. Она встала и протянула мне руку. Ее рука легла на мою ладонь и нежно пожала. Я не мог оценить красоту ее глубокого голоса, когда она представилась, потому что в это время мысленно проклинал длинные юбки. Когда она села, скрестив ноги, я прервал свой внутренний протест против длинных юбок, увидев, как соблазнительно они обнимают манящие округлые бедра. Только тогда я разглядел табличку с ее именем и фамилией, на которой было написано — «Юнона Ривс».

Юнона — королева богов и богинь. Ей дали хорошее имя.

Она предложила мне выпить, достав графин из бара, и я налил в фужер что-то сладкое и ароматное.

Мы разговаривали. Когда я старался быть вежливым, мой голос приобретал мерзкие интонации.

Мне казалось, что он вообще принадлежит не мне. Мы проговорили не менее часа, а может быть, всего несколько минут. Мы разговаривали, и она все время что-то проделывала со своим телом, будто проверяя на мне свое женское обаяние, и смеялась, отлично зная, что я плохо понимаю, что говорю и как реагирую.

Она осушила свой фужер и поставила его на стол; темный лак на ее ногтях контрастировал со сверкающим хрусталем. Ее голос вернул меня к действительности:

— Эта девушка, мистер Хаммер… вы говорите, она ушла с вашим другом?

— Могла уйти. Именно это я и хотел выяснить.

— Хорошо, я покажу вам фотографии, и вы ее узнаете.

— Нет, это не годится. Я ее никогда не видел.

— Тогда почему…

— Я хочу выяснить, что произошло прошлой ночью, мисс Ривс.

— Прошу вас, называйте меня Юнона.

Я улыбнулся ей.

— Вы полагаете, что они… занимались чем-то нехорошим? — она двусмысленно улыбнулась.

— Меня не касается, что они делали. Я просто хочу знать… Дело в том, что мой приятель… мертв.

Ее взгляд смягчился.

— О, весьма сожалею. Что случилось?

— Самоубийство, так говорят полицейские.

Юнона озадаченно закусила губу.

— В таком случае, мистер Хаммер…

— Майк, — поправил я.

— В таком случае, Майк, зачем впутывать сюда девушку? В конце концов…

— Мой друг был женат, — оборвал я. — Если какой-нибудь любопытный репортер учует скандальчик, пострадает семья. Если здесь присутствует что-то такое, я должен это устранить.

Она медленно кивнула, на ее лице было полное понимание.

— Вы правы, Майк. Я постараюсь выяснить, кто она. Вы сможете заглянуть завтра?

Я встал, держа в руке шляпу.

— Это было бы замечательно, Юнона. Тогда до завтра.

— Буду ждать. — Ее голос перешел в нижний регистр, когда она встала и подала мне руку.

Все ее движения были плавны, в глазах горел потаенный огонь. Я взял ее руку и держал в своей, пока не ощутил ответное приглашающее пожатие.

У двери я оглянулся, чтобы еще раз попрощаться, Юнона смотрела на меня снизу вверх и улыбалась. Я не смог найти подходящих слов. Что-то в ней меня возбуждало. Она была сложена, как богиня, а глаза говорили, что она намного лучше, чем кажется.

И еще они говорили о чем-то, что я должен был знать, но никак не мог вспомнить…

У лифта я обнаружил, что у меня есть сопровождающий. Этот сопровождающий ждал меня в конце холла, удобно устроившись у радиатора отопления и покуривая сигарету.

На этот раз на ней было больше одежды. Увидев меня, она раздавила каблуком сигарету и подошла ко мне с вполне определенной целью; мои глаза снова принялись раздевать ее.

— Возьми меня, — сказала она.

— Сначала нужно познакомиться…

— На черта тебе это нужно? — Огонек на табло стал красным, и я услышал, что в шахте загрохотал лифт.

— Считай, что я тебя уже соблазнил.

Она вернула мне улыбку, услышав, что лифт замедляет ход за стальными дверями.

— Прямо здесь?

— Ага.

— Послушай, я ведь не из робких — могу устроиться и в лифте.

Я коротко засмеялся, двери открылись, и она вошла в кабину. Может, она и не шутила, но я терпеть не могу такие сцены. Когда мы спустились на первый этаж, она просунула свою руку в мою и позволила мне вывести ее на улицу. Мы дошли до Бродвея, прежде чем она спросила:

— Если тебе действительно нужна официальная церемония знакомства, то меня зовут Конни Уэлс. А ты кто?

— Майк Хаммер, птенчик. Я был частным детективом. Недавно обо мне писали газеты.

Ее рот дрогнул в усмешке:

— В какую компанию я попала!

Мы повернули на север. Конни не спрашивала, куда мы направляемся, но когда мы прошли мимо трех баров подряд, я получил тычок под ребро и понял намек.

Бар, в который мы завернули, имел узкий, длинный зал со столиками для дам в глубине. Мы сели за столик в самом дальнем углу под бормотание официанта, плетущегося за нами.

Мы заказали пива, и я сказал:

— Содержать тебя необременительно, а?

— Ты небогат? — засмеялась она.

— Сейчас деньги у меня есть, — сказал я, — но тебе, детка, не удастся выудить их.

Она очень музыкально и искренне рассмеялась:

— Обычно мужчины хотят купить для меня все, что мне нравится. А ты не будешь?

Она потягивала пиво, поглядывая на меня поверх стакана глазами, блестевшими, как десятицентовики.

— Ну, может, пива и куплю. Моя подружка однажды мне сказала, что я ни за кого не должен платить. Ни за что.

Она серьезно посмотрела на меня:

— Она была права.

Подошел официант с подносом, на котором стояло еще четыре пива. Он поставил пиво, забрал деньги и, шаркая ногами, ушел.

Когда он отошел, Конни уставилась на меня и разглядывала целую минуту.

— А что ты делал в студии?

Я повторил ей все, что сказал Юноне.

Она потрясла головой:

— Я тебе не верю.

— Почему?

— Не знаю. Это звучит неправдоподобно. Почему какой-то репортер может заняться расследованием самоубийства?

Аргумент весомый, но у меня был готов ответ.

— Потому что он не оставил записки. Потому что дома у него было все в порядке. Потому что у него было много денег и никаких видимых неприятностей.

— Сейчас это звучит убедительнее, — сказала она.

Я рассказал ей о вечеринке, о том, что могло произойти, и спросил:

— Ты не знаешь, кто из девушек там был?

На этот раз смех ее был более глубоким.

— Ей-Богу, нет, по крайней мере, не знаю, что и сказать. Дело в том, что в агентстве две группы манекенщиц: те, кто демонстрирует одежду, и те, кто демонстрирует белье. Я одна из сдобных булочек, наполняющих собой трусики и ночные рубашки для торговцев нейлоновым бельем. Манекенщицы, демонстрирующие одежду, не могут наполнить собой даже бумажный пакет, поэтому они страшно завидуют нам, оплачиваемым значительно ниже, и относятся к нам, как к праху под ногами.