Уильям Питер Макгиверн - Одинокий мститель. Убийство в госдепартаменте.

Он ехал в западную часть Филадельфии, на время забыв о Бэньоне и размышляя о своих делах. Лагана был против наркотиков, это он знал. Старик беспокоился, что вонючие доморощенные реформаторы поднимут неистовый вой, если в городе вдруг обнаружится героин. Ларри они ничуть не заботили. В мире всегда будут люди, сующие нос не в свое дело, праведники, требующие благоустройства трущоб, своевременной уборки мусора, приличного отношения к черномазым. Они кричат потому, что чувствуют себя обиженными, обделенными.

Сунь им в рот сигарету, обернутую зелененькими, и их реформаторские порывы быстренько испарятся. Ну а раз теперь насчет наркотиков у него полная договоренность, Лагане ничего не остается, как дать зеленый свет. Товар доставлен, покупатели ждут, есть гарантия регулярных поставок. Героин — те же деньги, вернее, их вечный, непересыхающий источник. Человек может прекратить играть на скачках, если его допечет жена, но, пристрастившись к наркоте, он её уже не бросит. Ларри улыбался, глядя на свое отражение в ветровом стекле — двенадцатидолларовая сорочка, крепкие белоснежные зубы, красивое лицо крутого парня.

Макс Стоун ждал его на тротуаре возле своего сверкающего неоновой рекламой транспортного агентства. Это был высокий здоровяк с кирпично-красным лицом и маленькими воспаленными глазками. На нем было элегантное пальто, тянет долларов на двести, подумал Ларри, и мягкая серая шляпа. Ларри открыл дверцу, и Стоун устроился рядом с ним, пыхтя от усилий.

— Ты опоздал, — сказал он. — В чем дело?

— Ждал одного парня, — сказал Ларри, отпуская педаль сцепления. Машина рванулась вперед по Уол-нат-стрит.

— Тише, тише, это тебе не автострада в Индиано-полисе, — сказал Стоун. Достав сигару, он снял с неё целлофановую обертку.

— Но ты сказал, мы опаздываем, — ухмыляясь, ответил Ларри.

Стоун недовольно заворчал. Прикурив от золотой зажигалки, он выдохнул дым на ветровое стекло. У сигары мерзкий запах, подумал он. Стоун был простым, недалеким человеком, ему нравилось то, что хорошо пахло, имело приятный вкус и внешний вид. Он любил хорошо поесть, как следует выпить, провести время в компании красивых женщин. Еще он имел слабость к хорошим машинам и игре в покер. Ему нравилась еврейская кухня — сыр со сливками, кошерные маринады, маца, квашеная красная капуста, пастрома. По части еды он отдавал должное евреям — они знали, чем набить брюхо. Собственное же брюхо доставляло ему одни неприятности — от любимой еврейской еды у него горели внутренности, а когда к этому добавлялась выпивка, он пару дней чувствовал себя так, словно черти уволокли его в ад. «Скоро перейду на сухарики и молоко», — мрачно думал он, глядя на проносящиеся мимо витрины и возмущенные лица пешеходов, с трудом увертывавшихся из-под колес автомобиля.

— Да сбрось же скорость! — теряя терпение, крикнул он.

— Ладно, ладно, не шуми, — сказал Ларри.

— Вот так-то лучше.

— Чего хочет Лагана? — спросил Ларри. Теперь, в плотном потоке движущегося к реке транспорта машина еле ползла.

— Он совсем спятил из-за Бэньона, — сказал Стоун. — Буду говорить я, а ты лучше помалкивай.

— Не собираюсь, — сказал Ларри. — Чего он от меня хотел? Может, думал, что я прикончу его хлопушкой для мух?

— Да кто его знает, что он думал, — сказал Стоун. — Однако факт остается фактом — работу ты не сделал. — Вновь сунув сигару в рот, он нахмурился. Стоун не любил предаваться размышлениям, он предпочитал действовать. Однако он знал, чувствовал, что дела в городе идут не так, как всегда. Кто-то переступил отведенные ему границы, — может, один, а может, парочка фараонов. Не исключено, что решили проявить независимость и кое-кто из мировых судей и даже купленых-перекупленных боссов из городской администрации. Стоун подумал, что самое время стукнуть кулаком, гаркнуть погромче, чтобы все услышали. Однако Лагана сказал «нет», и он не шутил. Возможно, босс знает, что делает, а может, просто стареет.

Ларри остановил машину на Уолнат-стрит, перед большим многоэтажным зданием серого цвета, в котором жил Стоун. Оставив ключи в автомобиле, он велел швейцару припарковать его где-нибудь поблизости. Войдя в тихий, застланный коврами холл, Стоун, по-бычьи нагнув голову, словно увидев врага, устремился вперед. Он занимал две квартиры на верхних этажах — одну, семикомнатную, использовал для деловых целей и развлечений, другая, расположенная ниже, служила ему жильем. Владельцев дома вполне устраивало подобное распределение функций между квартирами — нижняя, как губка воду, поглощала все звуки, доносившиеся сверху во время шумных попоек. В результате от других жильцов жалоб не поступало.

Алекс, повар, а по совместительству и камердинер Стоуна, мужчина средних лет с нервной улыбкой, принял у вошедших пальто и шляпы.

— Сегодня играем в покер, — сказал ему Стоун, приглаживая свои редеющие волосы. — Выпивки достаточно?

— Вполне.

— Позаботься, чтобы был французский коньяк. Придет судья Макгроу, он ничего другого не признает. Деньги у тебя остались?

Алекс с нервной улыбкой ответил, что денег нет.

Выругавшись, Стоун протянул ему крупную банкноту.

— Можно подумать, что я кормлю армию, столько уходит денег, — пожаловался он Ларри.

На Стоуне был темно-коричневый габардиновый костюм, белая сорочка и красный галстук. Его гардероб обошелся в кругленькую сумму, но солидное брюшко и покатые плечи владельца сводили на нет старания лучших портных.

— Ладно, давай выпьем, — проворчал Стоун. Он глянул на часы, и в его заплывших жиром глазках блеснуло нетерпение. — Майк опаздывает. Мы чуть не свернули себе шею, торопясь сюда, а он, видите ли, задерживается.

— Что тебе налить? — спросил Ларри.

— Виски с водой из-под крана. Виски — двойной. Надо взбодриться. — Стоун подошел к застекленной двери на террасу и уставился вниз, на блестевшую серебром речную гладь и бесконечный поток автомобилей. Это мой город, подумал он. Стоит мне покрепче сжать кулак, и город начнет корчиться от боли. Тогда в чем же, черт побери, дело, почему такое настроение? Наверное, из-за проклятой сигары, которая нестерпимо смердит, решил он, отходя от окна. Гостиная была просторной, теплой, с мягким освещением. Её украшали дорогие кресла, кушетки, столики — лучшая мебель, которую можно было приобрести. На полу лежал изумительной красоты ковер. И хотя личности владельца в обстановке не ощущалось, Стоуну она нравилась именно такой. Идеалом жилища для него был номер-люкс в дорогом отеле. Окна его квартиры были завешены шторами, изготовленными по специальному заказу знаменитым дизайнером. По его же указанию были расписаны стены в гостиной. Одна из фресок изображала линию горизонта с силуэтами наиболее известных городских зданий, на фоне которых шеренга девиц в цилиндрах задирала обтянутые ажурными чулками ноги. Стоун потер лысеющую голову и оглядел гостиную.