Говард Фаст - Ключ. Холостой прогон

Я не курю сигары, но сейчас не отказался.

— Подлинная гавана, мистер Кэмбер. Я очень удачно приобрел несколько тысяч до того, как к власти пришла эта свинья Кастро. Сигара доставит вам истинное наслаждение. — Он закурил и дал прикурить мне. — Итак, вы в восхищении от моей жены. Не спорьте, я знаю. Если я предложу вам полюбоваться бесценным произведением искусства и вы не проявите восторга, разве я не почувствую себя оскорбленным? Мужчины восхищаются Ленни. Она словно омыта хрустальными водами горных потоков, если пользоваться образной терминологией вашей Мэдисон-авеню. Её полное имя Ленора Фраско де Сика де Ленван Моссара Монтец — впечатляюще, не правда ли? В этом наборе слов использованы фамилии трех её мужей. Я у неё четвертый.

— Четвертый?

— Вы удивлены, мистер Кэмбер? Если бы вы интересовались марками так же увлеченно, как Ленни мужчинами, вы стали бы их коллекционировать. Так что удивительного в том, что Ленни коллекционирует мужчин? В некоторых случаях она проявляла безрассудство и выходила за них замуж. Я неоднократно внушал ей, что маленькие любовные приключения лучше не заканчивать узами Гименея.

Я оцепенело смотрел на него. Мой мозг был затуманен обилием вина и пищи.

— Уверен, что вы влюблены в нее, — продолжал между тем он, — и не старайтесь доказать мне обратное. Миллионы мужчин подвержены чарам невинных женщин, и я, будучи цивилизованным человеком, вынужден мириться с подобным положением дел. Секс для меня не является побудительным мотивом, мистер Кэмбер. Я полагаю, помимо женщин жизнь предлагает массу других интересных вещей. Я понимаю Ленни. Она понимает меня. Каждый из нас позволяет другому делать все, что ему требуется. Если бы вы поднялись на третий этаж, ну, скажем, через час, вы нашли бы Ленни лежащей на роскошной постели императрицы Жозефины. Заверяю вас, что я стою выше ревности, мистер Кэмбер.

Но с этим, вероятно, можно повременить. Я всегда испытываю трудности, разговаривая с американцами. Их мораль мне не вполне понятна. У нас она значительно проще. Говоря о гостеприимстве, я понимаю его в полном значении этого слова. Гость для меня — особа священная. А теперь поговорим о ключе, мистер Кэмбер.

— Да, — медленно ответил я, — я тоже хотел бы поговорить о ключе.

— Он, конечно, у вас?

— Да, у меня.

— Здесь? С вами? — Он не мог скрыть нетерпения.

— Нет. Не здесь, не со мной.

— Умно. Внешность обманчива, мистер Кэмбер. Они приняли вас за простачка. Я лучше разбираюсь в людях. О ключе мы ещё поговорим, а сейчас я задам вопрос, ответ на который мне уже известен, но я хотел бы подтверждения от вас. Вы убили Шлакмана?

— Старика в подземке?

— Да, старика в подземке.

— Нет! — воскликнул я. — Конечно, нет! Чего ради я стал бы убивать его? Я видел его впервые в жизни.

— Впервые?

— Да, впервые. Он был болен или производил впечатление больного. Он обратился ко мне за помощью. Повис на мне. Потом, наверное, увидел что-то ужасное, оторвался от меня и упал на рельсы.

— Он увидел Энди. — Монтец улыбнулся.

— Что?

— Конечно, вы не убивали его, мистер Кэмбер. Я сказал, что задам вам вопрос, ответ на который мне уже известен. Согласен, это было страшное зрелище, беднягу Шлакмана искромсало, как в мясорубке.

— Я не задерживался, чтобы разглядывать детали.

— Естественно, — негромко произнес Монтец, продолжая улыбаться. — Если бы вы задержались, никто в той суматохе не смог бы точно сказать, что вы там делали, а что нет. Вам было бы трудно доказать, что вы не убивали его. Кстати, вы не спрашивали себя, нет ли доли вашей вины в смерти старика Шлакмана? Ведь он отдал вам ключ.

Я отрицательно покачал головой:

— Моей вины нет. Он упал сам.

— Конечно. И между прочим, вполне объяснимо, что Шлакман обратился за помощью к незнакомому человеку. У старых людей так мало возможностей.

Какое впечатление произвел на вас Шлакман, мистер Кэмбер? Что за человек он был, по вашему мнению?

— Я уже сказал вам — усталый, больной старик. Деликатный и очень напуганный.

Мой собеседник буквально взорвался смехом. Он хохотал с великим наслаждением, его тело тряслось, как желе, жировые складки под подбородком прыгали вверх и вниз.

— Извините меня, извините, — сквозь очередной приступ смеха пробормотал он, — никогда не слышал, чтобы о Шлакмане отзывались подобным образом! Ох… простите ещё раз. Вы не знаете, кем был Шлакман, которого вы так оплакиваете.

— Не имею ни малейшего представления, — чопорно сказал я. Даже сквозь окутавший мой мозг туман я понимал, что затронута моя честь. — Я ведь сказал, что никогда прежде его не встречал.

— Да, конечно, верю вам. И главное свидетельство тому — слово «деликатный». Такое нельзя придумать. Я человек широких взглядов, мистер Кэмбер, весьма терпимый. Я чрезвычайно редко даю людям отрицательную характеристику. Я не отказался бы поужинать с самим дьяволом, окажись у него изысканный вкус. Но Шлакман… Шлакман был полковником СС, комендантом концлагеря. За его обманчивыми тевтонскими глазами… Знаете, что он собой представлял? Он получил высокую награду за свое главное достижение — пропустил через газовые камеры триста двенадцать тысяч человек — мужчин, женщин, детей. И всего за один месяц. Это был рекорд. У него были выдающиеся организаторские способности. Я не моралист, но перед некоторыми вещами становлюсь в тупик. И наконец он мертв… Однако вернемся к началу нашего разговора, мистер Кэмбер. Можно было предположить, что вы, будучи американским гражданином, обратитесь в полицию, как только обнаружится повышенный интерес к ключу. По очевидным причинам — в этом вопросе у нас полная ясность — в полицию вы не обратились. Вместо этого вы очень мудро позволили Ленни привести вас сюда.

— У меня не было оснований обращаться в полицию, — пробормотал я. — Мне не нужен этот проклятый ключ. Его мне подсунули по ошибке.

— Хорошо сказано. И когда вы вернете его мне, вы освободитесь от всего, что с ним связано.

— Да, я понимаю, — с хитрой полупьяной улыбкой ответил я. — Я знаю, что это не простой ключ.

— Безусловно, — согласился Монтец.

— С вашей стороны было не очень-то любезно называть меня простаком. Ну хорошо, налейте мне еще… забыл, как вы назвали этот напиток?

— Стрега?

— Да, стрега. Очень, очень приятный.

Он наполнил мой бокал.

— Однако если быть точным, мистер Кэмбер, простаком назвал вас не я. Это сделали другие. Я же решительно возражал против подобного определения.

— Какие другие?

— Мои помощники, если можно так выразиться.

— Что ж, они не правы, — глубокомысленно ответил я, несколько раз кивнув, чтобы подчеркнуть свою мысль. — Они безусловно ошибаются. Конечно, я не самый сообразительный человек в мире, но думаю, не глупее большинства. Нет, я не простак. Мне понятно, что с ключом связана какая-то тайна. Скажите, он ведь от сейфа?