Говард Фаст - Ключ. Холостой прогон

Мы находились в самом сердце болот — диком, безмолвном, безлюдном, необозримом пространстве бесчисленных извилистых водных проток, разделенных зарослями осоки и тростника.

Временами до нас доносились негромкие всплески — это ныряли ондатры. Изредка слышались резкие взмахи крыльев испуганной дичи, перелетавшей в более безопасное место.

С каждой минутой очертания яхты увеличивались в размерах, пока наконец мы вплотную не приблизились к ней. Я мысленно спрашивал себя, каким образом Шлакман втянет на борт свое грузное тело, однако вскоре увидел, что на яхте имелись небольшая подвесная лестница и маленькая платформа для посадки пассажиров. Для такого неимоверно толстого человека, как Монтец, подобное приспособление было необходимо. Шлакман подтянул лодку к корпусу яхты, закрепив её канатом. Теперь лодка прижималась к платформе, издавая при касании негромкий металлический звук, Алиса и я переместились на нос.

— Дама остается здесь, — прошептал Шлакман. — Ты пойдешь со мной.

Алиса начала протестовать, но я проявил твердость:

— Делай, как он говорит. Жди здесь. Со мной всё будет в порядке.

Она бросила на меня пристальный взгляд, потом согласно кивнула. Шлакман начал подниматься по подвесной лестнице. Я последовал за ним. На последней ступеньке он ненадолго задержался. Я находился за его спиной, мои глаза были на уровне поручней. Передо мной была просторная палуба, на которой стояли два кресла с чехлами из узорчатого ситца и четыре массивных шезлонга. Кресла находились возле портативного бара с рюмками, стаканами и ведерком для льда. На корме стояла широкая дугообразная скамья, и я вначале не обратил внимания на лежавшего на ней человека. Потом я его заметил, решив, что он спит. Однако, когда Шлакман ступил на палубу, человек вскочил на ноги.

Это был Энди. Меня он не видел. Было темно, и верхнюю часть моего туловища скрывали поручни.

— Шлакман! — крикнул он. — Какого черта тебе здесь надо? Тебя послал Монтец? Я не слышал, как ты подплыл.

— Не слышал? — довольно ухмыльнулся Шлакман.

Воспользовавшись моментом, я перелез через перила и, сделав несколько шагов, очутился около двери в каюту. Шлакман стоял между Энди и мною и, когда я нырнул вниз, в темноту каюты, Энди громко крикнул:

— Шлакман, кого ты с собой привел?

— Кэмбера.

— Кэмбера? Ты чокнулся? Кто велел тебе привести сюда Кэмбера?

— Никто.

— Монтец знает об этом?

— Монтец не знает абсолютно ничего. Абсолютно, Энди.

— Ты спятил, Шлакман?

— Точно.

Разговор между двумя негодяями доносился до меня словно издалека. Я стоял в кромешной тьме, мое сердце колотилось, как отбойный молоток, а откуда-то из каюты слышался женский голос:

— Это ты, Энди? Я сказала, чтобы ты больше здесь не появлялся!

Раздался голос ребенка:

— Ленни! Ленни!

Потом зажглась лампа. Я увидел сидящую на диване Ленни. Не снимая руки с выключателя, она с изумлением смотрела на меня. На другом конце длинного дивана, свернувшись калачиком, лежала моя златокудрая Полли, прикрытая серым пальтишком. Спустя мгновение я держал её в своих объятиях. Все мое тело сотрясалось от беззвучных рыданий.

— Папочка, ты жмешь меня очень больно, — пожаловалась она.

Снаружи продолжали раздаваться яростные крики Энди:

— Я говорю, Шлакман, ты совсем рехнулся. У тебя в котелке не мозги, а солома!

Я говорил уже, что время словно уплотнилось. Оно стремительно неслось вперед, события перекрывали одно другое. Трясущимися руками я обшарил пальто своей дочери, но ключа не обнаружил ни в одном из карманов.

— Ключ! — услышал я требовательный оклик Шлакмана.

— Ключ! — крикнул я Ленни. — Где он? Он был у неё в кармане.

— Там его не было.

— Папочка, я хочу спать, — сказала Полли.

— Искали как следует? — спросил я у Ленни.

— Конечно. Об этом мы подумали в первую очередь.

— Кто ещё здесь?

— Никого. Только мы двое. Да снаружи ещё Шлакман. Как он сюда попал? Как ты здесь оказался? Где Монтец?

Не ответив ни на один из вопросов, я направился к двери.

Шлакман стоял в нескольких футах от входа в каюту, спиной ко мне. Энди, гибкий, как кошка, медленно двигался в его сторону. Его правая рука была продета в стальной кастет, зловеще поблескивавший в свете луны. Левая рука сжимала консервный нож. Позади него на перекладине подвесной лестницы, согнувшись и держась за поручни, стояла Алиса. В темноте были видны лишь неясные очертания её головы и плеч.

— Ну, давай, давай, Энди, — поддразнивал соперника своим гортанным голосом Шлакман. — Подойди ближе, ублюдок! Я переломаю всё до последней косточки в твоем вонючем теле.

Я видел когда-то фильм о бое мангусты с коброй. Именно так действовал Энди: вперед и моментально назад. Никогда раньше мне не приходилось видеть, чтобы человек двигался так молниеносно, каждый раз оставляя кровавый след на сопернике. Издав яростный вопль, Шлакман прыгнул на обидчика, но Энди увернулся. Теперь Шлакман стоял лицом ко мне. Его пиджак был расстегнут, сорочка разорвана, вдоль всей груди тянулась длинная темная полоса, там, где консервный нож Энди оставил глубокий след.

Не спуская глаз с Энди, Шлакман ухмыльнулся. Я называю это ухмылкой, хотя на самом деле Шлакман просто оттянул губы от зубов. Он ухмыльнулся и начал проклинать Энди, используя весь свой запас ругательств. Потом снова бросился на него, взмахнув кулаками.

Попади удар в цель, он прикончил бы Энди на месте. Человеческое тело, его кости не рассчитаны на удары, подобные тем, которые способен был наносить Шлакман. Но Энди удалось увернуться и на этот раз. Потеряв точку опоры, Шлакман рухнул на переносной бар, с которого со звоном посыпалась на палубу дорогая посуда. Когда, шатаясь, он снова принял вертикальное положение, стальной кастет обрушился на его скулу.

Рана на щеке Шлакмана оказалась настолько глубокой, что обнажилась кость. Бандит был силен как бык, но плоть его была такой же уязвимой, как и у других людей. Взвыв от боли и ярости, он в очередной раз устремился на Энди, неистово размахивая кулаками, от которых Энди уклонялся каким-то чудом. А стальной кастет и нож тем временем не прекращали свою работу. Извиваясь, как змея, отпрыгивая назад, бросаясь вперед, Энди продолжал калечить Шлакмана. Кровь обильно сочилась из его головы, стекала по шее и плечам на грудь и спину.

Кастет раздробил Шлакману рот, превратил уши в бесформенные лепехи. И всё же Энди терял скорость, его рефлексы становились замедленными. Он двигался слишком много, слишком быстро. Его нервная система была перенапряжена. В конце концов Энди не рассчитал, ему не хватило доли секунды, чтобы увернуться от кулака Шлакмана. Удар пришелся по касательной, но сила его была такова, что Энди оторвало от палубы и перебросило через стоявшее позади кресло. Отшвырнув кресло, Шлакман бросился на Энди, но тот успел отпрянуть в сторону. И всё же сил у Энди больше не оставалось. Он попытался добраться до поручней, но Шлакман, схватив его за плечо, бросил на палубу. Когда Энди поднялся на четвереньки, Шлакман обхватил его шею.