Бретт Холлидей - Дивиденды на смерть

— Но все же это… несправедливо.

— О какой справедливости идет речь? Вам известно, что картина стоит в десятки, а может, в сотни раз дороже. Но она горячая, и Гордон абсолютно прав, стремясь от нее поскорее избавиться. Кроме цены, которую я назвал, его условия таковы, — быстро продолжал Шейн, — одно слово полиции, и больше вы никогда не увидите Рафаэля. Я принесу вам полотно сегодня в одиннадцать тридцать — секунда в секунду.

Не уверен, пойдет ли со мной клиент, но крутые парни будут расставлены повсюду. Так что давайте играть честно. Приготовьте деньги мелкими купюрами. С вами будет Хендерсон, он сможет подтвердить подлинность шедевра. Значит, в одиннадцать тридцать! Мы имеем дело с динамитом, и взрыватель должен быть установлен предельно точно.

— Понимаю. Я… я согласен на ваши условия. Деньги будут готовы, и я торжественно обещаю держать все в строгом секрете.

— Да уж, постарайтесь, — резко сказал Шейн.

Положив трубку, он вернулся к кровати и закурил очередную сигарету. Затем вновь позвонил в отель «Эверглейдс» и попросил соединить его с номером 614. На звонок ответил Гордон.

— Говорит Шейн.

Последовало молчание. Потом Гордон проговорил:

— Понял. Продолжай.

— Что мне могут предложить за подлинник Рафаэля? — На другом конце провода послышались грязные ругательства, однако Шейн с насмешливой интонацией в голосе прервал их: — Так-так. Успокойся, умная голова.

Ругательства возобновились с новой силой. Дождавшись, когда их запас у собеседника истощится, Шейн благодушно сказал:

— Твоя драгоценная картина находится у мистера. Монтроуза в особняке Брайтонов. Но он… ее боится. Такие вещи для него слишком опасны и непривычны, особенно с учетом последних событий. Он хочет продать ее тому, кто даст больше. И побыстрее. Какова твоя цена?

— Пусть он подавится своей картиной. Я не собираюсь ее покупать.

Ты уже вложил в нее две косых, — напомнил ему Шейн, — а кроме них уйму времени и энергии. В общем, ты понимаешь, что я имею в виду. Можно договориться с Монтроузом за десять тысяч.

— Десять косых? Да это даже не десять процентов…

— Именно тебе и нельзя упускать шанс. У Монтроуза просто поджилки трясутся от страха. Для смелого парня вроде тебя это буквально золотая жила.

— Каков план действий? — резким голосом спросил Гордон.

— Встретимся в доме Брайтонов. Сделкой займусь я персонально. Ты подъезжай к главному входу к одиннадцати сорока, то есть без двадцати двенадцать, с десятью кусками. Если хочешь, можешь прихватить своего прыщавого с люгером, а также специалиста-искусствоведа. Я буду ждать.

— Если ты приготовил ловушку, — пригрозил Гордон, — я выпущу из тебя кишки.

— А я выпущу твои, — хладнокровно предупредил его Шейн, — если ты подъедешь к особняку Брайтонов хотя бы минутой раньше или позже одиннадцати сорока.

— Для чего такая точность? Здесь что-то нечисто!

— Тебе это незачем знать. Ты будешь играть по моим нотам или не играть совсем.

Гордон молчал, и тогда Шейн произнес:

— Послушай ты, мразь. Я разговариваю с тобой только потому, что хочу немного заработать. Но уговаривать тебя я не собираюсь. Ты можешь соглашаться или нет — это твое дело.

— Согласен, — глухо сказал Гордон.

— Значит, одиннадцать сорок, — повторил Шейн и положил трубку.

Чувствуя усталость и боль во всем теле, он подошел к кровати и прилег. Оставалось еще позвонить Пейнтеру, но перед разговором с ним он решил подкрепиться изрядной порцией спиртного. С трудом поднявшись, он снова подошел к телефону и попросил принести ему в номер мартеля. Когда официант принес бутылку, он сел на краешек кровати и выпил прямо из горлышка.

Божественный напиток сделал свое дело. Вскоре он почувствовал себя прежним Шейном и, подняв трубку, набрал номер шефа сыскного бюро Майами-Бич.

Голос Пейнтера был нервным и утомленным. Когда Шейн назвал себя, он воскликнул:

— Уже больше десяти часов!

— Все идет по плану, — успокоил его Шейн. — Но ты оказывается, большой скупердяй. Пока я не встречал в газетах сообщений, что ты увеличил свою личную премию за поимку преступника.

— Но ведь власти штата предлагают две тысячи!

— А твоя премия — какие-то ничтожные двести пятьдесят. Неужели раскрытие преступления года ты оцениваешь жалкими грошами? При этом вся слава достанется тебе.

— Вся слава? — Голос Пейнтера звучал так, словно его душат.

— Именно. Мне реклама ни к чему, моему бизнесу она даже вредна. Я предпочитаю наличные.

— Сколько? — испуганно спросил Пейнтер.

— Я предлагаю тебе удвоить премию. Дай гарантию, что мне в карман попадет все до последнего цента, и тогда имя Шейна вообще не будет упомянуто.

— Пять сотен? — переспросил полицейский. — Для меня это слишком много.

— Неужели такое дело не стоит пятисот долларов? — резко спросил Шейн.

— Конечно, но…

— Оно не будет стоить тебе и десяти центов, если преступление раскроют у тебя под носом. Но в этом случае ты даже не будешь назван.

— Это шантаж, — запротестовал Пейнтер.

— Называй как угодно, мне нужны деньги. Подумай над моим предложением, приятель. Соглашаешься или отказываешься?

На раздумье у Пейнтера ушло тридцать секунд, несчастным голосом он сказал:

— У меня безвыходное положение, Шейн. Говори, что надо делать.

— Так лучше. В доме Брайтонов есть твои люди?

— Один человек следит за порядком.

— Убери его. Пошли туда шесть-восемь человек в гражданском, пусть наблюдают за улицей. За всеми, кто выходит из дома. Незаметно расставь их и прикажи не выпускать никого с территории после одиннадцати тридцати. Ясно?

Пейнтер ответил, что ему все предельно ясно.

— И не пускай за ворота ни одного корреспондента после этого времени. Прикажи обзвонить все газеты пусть пришлют своих лучших людей к тебе в офис к двенадцати часам. Обещай, что расскажешь им уникальную историю. Преступление года! Пусть гробовщик стоит наготове.

— Минутку! Ты обещал, что больше не будет убийств.

— Их и не будет! Будет лишь справедливая кара за совершенные преступления. В общем, тебе следует находиться вблизи особняка без четверти двенадцать. И ради Бога, не врывайся в дом с дивизией полицейских, пока не начнется стрельба. Иначе испортишь весь спектакль.

— Стрельба? Послушай, Шейн…

— Это только предположение. — Положив трубку, он подкрепил силы очередным глотком из бутылки. Потом, сунув ее в карман, заторопился вниз, снова ощущая себя почти нормальным человеком.

У стойки администратора он рассчитался за принесенное ему в номер спиртное и пешком направился в студию Пелхэма Джойса. Старик встретил его в дверях в состоянии сильного возбуждения.

— Наверное, ты к этому приложил руку, — заметил он.