Бретт Холлидей - Дивиденды на смерть

В комнате становилось все темнее. Сидя в полумраке, Шейн ждал. Ему пришлось ждать не менее получаса, прежде чем раздался звук ключа, поворачивающегося в замке входной двери. Не меняя позы, Шейн протянул в полутьме руку и сложил пополам бумажку, на которой подсчитывал чистую прибыль в деле Брайтонов. Наконец, тихо открылась дверь, послышались чьи-то мягкие, нерешительные шаги. Он выбрал момент, чтобы закурить очередную сигарету, делая вид, что не замечает присутствия постороннего в комнате.

Внезапно теплые ладони закрыли ему лицо и смеющийся голос воскликнул:

— Отгадай, кто?

Не шевельнувшись, Шейн лениво сказал:

— Так это ты стащила ключ от моей кухонной двери? Зажги свет!

Включив торшер, Филлис Брайтон осуждающе взглянула на него:

— Ты даже не удивился, увидев меня!

— Конечно. Думал, ты явишься раньше. Садись. Придвинув стул ближе к нему, Филлис села.

— Хорошо, что я до конца так и не был уверен, кто прихватил мой ключ. Иначе мог бы подумать, что с Шарлоттой расправилась ты. Заглянула ко мне в номер и убила ее из ревности.

Она опустила глаза:

— Я видела достаточно.

— Вот что получается, когда человек без ведома проникает в жилище другого через черный ход, — вздохнул Шейн. — Признаться, тогда я долго не мог решиться на любовные игры. Но бизнес есть бизнес. Я получил от нее полезную информацию.

Лицо Филлис исказила гримаса отвращения:

— Фу! Давай об этом больше не говорить.

— Хорошо, забудем о мисс Хант, — согласился Шейн. — Где ты пропадала все это время?

— Я поселилась здесь же, в этом отеле. Дважды видела тебя на улице. И главное, ликующим голосом продолжала она, — я чувствую себя вполне исцеленной. Стоило мне убраться из того ужасного дома, как все изменилось к лучшему. И с провалами памяти тоже покончено.

Шейн кивнул:

— Это, пожалуй, одна из немногих деталей, не попавших в газеты. Педикью перед смертью оставил признание. С помощью наркотиков и гипноза, детка, он пытался расстроить твое сознание, сделать тебя безумной. Его признание я сжег.

— Слава Богу! — Она не стеснялась своих слез. Шейн крепко сжал ее протянутую руку. — Ты был… моим спасителем, прошептала она.

Усмехнувшись, Шейн легонько похлопал ее по руке.

— Детка, мужчинам нравится спасать таких женщин, как ты.

Неловко встав, он направился в кухню.

— У меня осталось кое-что из твоих вещей.

Открыв холодильник, он достал банку с салатом и под удивленным взглядом Филлис поставил ее на стол.

— Не смотри, — приказал Шейн.

Филлис послушно закрыла глаза. Шейн быстро достал из-под листьев салата жемчужное ожерелье. Подойдя сзади к ее стулу, он продел нитку жемчуга через ее голову. Потом, сделав шаг назад, остановился с невозмутимым видом.

Она широко открыла глаза и дотронулась до жемчужин.

— Но ожерелье твое! — воскликнула Филлис. — Ты сам сказал, что это твой гонорар.

Снова опустившись в кресло, Шейн покачал головой:

— Нет, детка, ожерелья от тебя я принять не могу.

— Но ты заслужил его, — сказала она умоляющим голосом, снимая нитку жемчуга с шеи и протягивая ее сыщику. — Это лишь ничтожная плата за твою помощь. Я не верю газетам, знаю — все преступления раскрыты тобой.

Уголки губ сыщика сложились в озорную улыбку. Взяв со стола лист бумаги, он скомкал его:

— Проживу без ожерелья.

Глядя на Шейна блестящими глазами, Филлис пыталась что-то сказать, но слова не сходили с ее губ.

В очередной раз, наполнив рюмку, Шейн медленно спросил:

— Ты и этот парень — единственные наследники?

— Кажется, да.

— Состояние невелико. Думаю, Монтроуз воровал уже много лет, считал, наверное, что компенсирует несправедливость, которую Руфус совершил в отношении Джулиуса.

Она махнула рукой:

— Не знаю. Меня эти вопросы мало волнуют. Пока что денег мне хватает.

Шейн отхлебнул из рюмки:

— Теперь послушай. Когда закончится шум вокруг дела Врайтонов, тебя ждет подлинник Рафаэля. Он тоже часть вашего наследства, хотя пока находится в руках моего друга-художника.

— Рафаэль? Но ведь в газетах…

— Газеты, — заявил Шейн, — не знают и сотой доли правды об этом деле. Рафаэль подлинный, можешь мне верить. Пелхэм Джойс по моей просьбе поставил новую подпись «Рафаэль» поверх фамилии подражателя, которой воспользовался Хендерсон для контрабандного ввоза картины, а на ней еще раз написал: «Робертсон». В результате четыре подписи на картине наслоены одна на другую. Ко времени, когда началась стрельба, успели соскоблить только две. Самая нижняя подпись и является подлинной.

Дыхание Филлис было неровным.

— Ты удивительный человек. Я тебе стольким обязана. — Она коснулась руки Шейна.

— Очень приятно оказывать тебе маленькие услуги детка, — усмехнулся он. — А дело было на редкость увлекательным. Жалею, правда, что полицейские ворвались в мой номер в самую неподходящую минуту. Помнишь?

Филлис встала. В ее глазах застыло выражение, близкое к обожанию.

— Больше тебе об этом не придется жалеть.

Шейн глянул на нее из-под кустистых бровей:

— Что ты хочешь сказать?

Она ответила ему смелым взглядом, и ее щеки внезапно стали пунцовыми:

— Может, мне составить план действий?

Шейн быстро поднялся. Слегка покачнувшись, Филлис упала ему в объятия. Обхватив девушку за плечи здоровой рукой, он повел ее к дверям.

— Боже, помоги мне! — сказал он. — Однажды я едва не поддался слабости.

В дверях он отпустил ее. Она стояла в напряженном ожидании, повернувшись к нему спиной. Он коснулся губами ее волос и внезапно охрипшим голосом произнес:

— Подожди.

Она не оборачивалась, пока он дошел до стола и взял ожерелье. Вернувшись, он снова надел его ей на шею.

— А теперь иди и подрасти, — ворчливым тоном сказал он. — Потом возвращайся, и мы вдвоем что-нибудь сообразим, если у тебя еще сохранится желание.

— Но ты… разве ты можешь позволить себе роскошь брать клиентов и не получать гонорара? — запинаясь, спросила она.

— В отдельных случаях — да, — заверил ее Шейн. — Однако, если ты так настаиваешь, маленький гонорар я получить все же могу.

Он повернул ее лицом себе. Она чуть откинулась назад и доверчиво подставила губы. Наклонившись, Шейн крепко прижал ее к себе. Через минуту, легонько оттолкнув девушку, он закрыл за ней дверь.

Когда, возвратившись в гостиную, Шейн наливал в рюмку коньяк, его лицо оставалось хмурым. Что-то светлое, молодое и доброе промелькнуло в его жизни и так же быстро исчезло.

Его взгляд упал на скомканный лист бумаги, где были записаны поступления наличности по только что закончившемуся делу. Он развернул его и медленно перечитал пункт за пунктом. Снизу через открытое окно доносился шум уличного движения, слегка напоминавший отдаленную барабанную дробь. Однако мысли Шейна были далеко, и на уличные звуки он внимания не обращал.