Александра Стрельникова - Что немцу хорошо, то русскому смерть [СИ]

— Ладно… Потом обдумаем. Я ведь не только за этим к тебе. Федька со своими вывертами пусть сам пока что разбирается, в больнице как раз самое место самокопанием заниматься. По себе знаю. А ты вот что — нас-то не кидай. Мы-то не Федька, нам твой «высокий» социальный статус — до звезды. А ты в подполье совсем ушла. На звонки не отвечаешь. К нам в деревню нос не кажешь. А мы вроде как друзья… Друзья ведь?

Киваю уныло. Она в ответ энергично.

— Друзья. Да ещё к тому же и боевые. Так что давай в гости.

— Как-нибудь обязательно.

— Не пойдет. Давай, залезай в машину. А то знаю я вас с этим «как-нибудь потом». Маме по дороге позвонишь. Чтобы не волновалась.

Пытаюсь отказываться — не тут-то было. Ну не драться же мне с ней посреди улицы, прямо напротив моего сильно научного института? Так и оказываюсь в салоне ее машины. Водит она так, что Федор с его быстрой, как мне казалось, ездой — детсадовец на педальной машине против Шумахера на Феррари. Мало того, что летит как истребитель, так еще и трещит как ни в чем не бывало.

— Викуське как раз завтра полгодика. Ко мне бабушка приехала. Рассказали ей твою эпопею. Спрашивает — где ж она, эта самая Анна Унгерн? А ее и след простыл.

— Нашли чем старушку развлекать — историей с убийством.

Смеется.

— Для нее — самое оно. Сегодня большого съезда гостей не предвидится. Бабуля с Шарлем. А завтра генералы так и попрут.

— Ничего не понимаю. Какой Шарль? Какие генералы?

Но Ксения не поясняет и я тоже молчу. Звонит телефон. Мама.

— Анна, мне позвонила Марья Петровна из вашего архива. (Вот ведь сука старая, прости господи!) С кем это ты уехала?

— С Ксенией. Мам, я погощу у них на этих выходных? У Ксении дочке полгодика, они праздновать будут.

— А Марья Петровна сказала — какая-то проститутка.

— Мама!

— Она из твоих новых друзей? Вроде этого Федора?

— Да.

Динамик у меня громкий, подозреваю, что Ксюха все слышит. Неловко — страсть. Перекладываю телефон к другому уху — подальше от водительского места.

— Анна, ну сколько раз можно повторять: надо быть разборчивей в своих знакомствах.

— Да, я помню.

Заканчиваю разговор и кошусь на Ксению. Слышала? Как пить дать да. Вон лицо какое. Молчит, рулит. Потом:

— Надо твою маму с моей познакомить. Это будет феерия.

Позже узнаю, что она имела в виду. Ксюхина мать — свернута на политике. Все время в каких-то митингах и акциях участвует, отстаивает права трудового народа. В общем, случай не менее тяжелый, чем мой…

К дому Ванцетти несмотря на пробки подъезжаем засветло. Ксюха ловко загоняет машину в гараж, и тащит меня в гостиную. Ожидаю увидеть здесь старушку в крашеных синими чернилами кудельках и в бесформенном немарком наряде. Но вместо этого обнаруживаю посреди комнаты изящную женщину во всем французском (это, согласитесь, заметно). Ее все еще густые, но уже совершенно белые волосы коротко и модно острижены. На ногах — туфли на каблуке. Такие же ярко-синие, как у Ксении, глаза смотрят весело и бесконечно приветливо. Ксюха тут же выталкивает меня вперед:

— Бабуля, я ее пленила, а потом похитила. Ее мама в шоке. Какая-то кикимора, которая видела, как я Аньку увозила, уже настучала ей и назвала меня проституткой.

— Я всегда говорила, Ксюш, что без этих твоих джинсов и маек ты выглядишь на все сто! Женская зависть — лучшее тому доказательство.

Переводит глаза на меня, рассматривает с улыбкой, а потом делает шаг и неожиданно обнимает.

— Рада познакомиться с вами, Анечка. Вам кто-нибудь говорил, что у вас совершенно фантастический цвет волос? Если бы Шарль не был столь консервативен, обязательно бы перекрасилась в такой.

Тут замечаю и Шарля. Он смеется.

— Виви! (Виви?!) Ты можешь красить себе в зелений, только иди уже мне замуж.

Его ломаный русский странен, но все-таки совершенно понятен. Перевожу изумленный взгляд на Ксению.

— Бедный Шарль вот уже два года пытается уговорить бабулю сочетаться законным браком, но она не хочет ни в какую.

— Потому что я, в отличие от Шарля, совсем не консервативна.

— Оставьте Викторию Прокопьевну в покое, — в гостиной появляется Серджо с Викусей на руках. — Ну не хочет человек вешать себе на шею такое ярмо, как брак. Я вот попался, и что же? Был тут же превращен в няньку.

— Не хочешь, не надо. Давай Викусю сюда.

— Не дам. Ты ее плохому научишь.

Серджо и Ксения улыбаются друг другу. Бабушка взирает на них благосклонно. Шарль на заднем плане уныло вздыхает.

— ПрЭлЭстно. У меня звонит телефон: «Это я твоя мама…» Нет, все-таки надо сегодня же поменять эту чертову мелодию.

Ухожу в прихожую, чтобы поговорить без помех.

— Ты уже добралась? Тогда почему не звонишь? Я же волнуюсь.

— Мам, все в порядке.

— Гостей много?

— Гости будут завтра. Сегодня здесь только бабушка Ксении и ее… будущий муж.

— Ты шутишь.

— Почему? Нет.

— Бабушка Ксении собирается замуж?

— Шарль зовет ее, но она пока окончательно не решила.

— Ну и нравы. Вместо того, чтобы уже о душе своей подумать…

— Мама!

— А что мама? Я вот, когда стало ясно, что твой отец не хочет брать на себя ответственность за нас с тобой, решила целиком посвятить себя твоему воспитанию. Мне предлагали замужество, но я посчитала, что это будет неправильно. Новый человек в доме, а тем более мужчина, мог плохо повлиять на твою неокрепшую психику.

Я не раз думала об этом. Думала, что если бы мама в свое время вышла замуж, вполне возможно она сейчас была бы совсем другой. И мне было бы жить… легче. И уж точно вольнее. Но, как известно, история не имеет сослагательного наклонения. Что было, то было. Уже не изменить.

Возвращаюсь в гостиную. Викуся теперь на руках у бабушки.

С опозданием понимаю, в чью честь чета Ванцетти назвала своего ребенка. Вечер проходит совершенно по-семейному. Я по большей части молчу и наблюдаю. Эти люди, их взаимоотношения так не похожи на то, к чему я привыкла.

Многое удивляет, но… Но, черт побери, как же с ними рядом тепло и уютно.

Виктория Прокопьевна расспрашивает о Стрельцовых — их она оказывается тоже прекрасно знает. Потом разговор заходит о Федоре. Ксения рапортует о его здоровье — отдельно о физическом (все ОК!), и отдельно об умственном (совсем крышу снесло!). Бабушка слушает, выгнув прекрасно сформированную бровь, посматривает на меня, сидящую с независимым видом в самой глубине кресла, и заявляет, что навестит «мальчика» завтра же.

Спать нас всех — то есть Шарля, Викторию Прокопьевну и меня — отправляют через улицу, в дом Ксении. Сна нет ни в одном глазу. Чаю что ль попить? Иду вниз и застаю на кухне Викторию Прокопьевну, которая как раз занята тем, что наливает чайник.

— Не спится, Анечка? Мне вот тоже. В Париже я ложусь спать довольно поздно, а там сейчас еще ранний вечер.