Эллери Куин - Смерть в театре (сборник)

Никогда еще Анна Тауэрс не пыталась состязаться со своей сестрой, признавая ее превосходство в смысле красоты, обаяния, умения очаровать мужчин и того магнетизма, который в последнее время стали называть «сексапильностью».

У Анны были скорее мальчишеские манеры, угловатая непосредственность и живость, но они ей очень шли. Невзирая на ее излишне строгие костюмы, исключительная женственность чувствовалась в ее легкой походке, в чуть насмешливом разговоре, поэтому надетая ею на себя маска никого не обманывала.

В свитере и узкой юбочке, без четверти четыре Анна спустилась в гостиную. Она остановилась на пороге, сжав кулаки. Напротив дивана, на столе, расставлен фамильный серебряный сервиз, которым пользовались лишь в исключительных случаях, а стулья расставлены, как в театре.

Анна могла заранее совершенно точно сказать, как все произойдет. Ее отец и Люси займут места на диване, Джералду предложат сесть напротив в кресло, ну а Анну посадят подальше от него, чтобы он не мог ее видеть. Люси будет разливать чай, а отец начнет «допрос», совсем как в суде.

Вошла Марта, давно уже работавшая в их доме. Она несла на блюде сэндвичи и маленькие пирожные.

Анна сухо спросила:

— К чему весь этот парад? Я же говорила, что мы принимаем не принца крови, и мне хотелось бы, чтобы все было попроще.

Старушка ласково посмотрела на девушку и ответила, покачав головой:

— Миссис Люси...

Анна молча повернулась и побежала на второй этаж. Там, в конце коридора, устланного ковровой дорожкой, находился кабинет ее отца. Она постучала в дверь. Изнутри донесся глубокий музыкальный голос судьи:

— Кто там?

— Это я, Анна. Могу ли я минуточку поговорить с вами?

— Разумеется, дорогая. Входи.

Дарвин Тауэрс сам сознавал, что постарел, хотя и сохранил элегантный вид. Сильно поседевшие волосы оставались густыми, а над верхней губой красовались покрытые бриллиантином маленькие усики. Он великолепно себя чувствовал и отличался по-прежнему острым и ясным умом. Но, пожалуй, с годами сильнее стало проявляться его бессердечие.

Дарвину Тауэрсу исполнилось двадцать лет, когда погиб его отец и он стал главой семьи. Его карьера не вызывала сомнений, а принимая во внимание их огромное состояние, он мог жить так, как ему заблагорассудится.

Дарвин решил, что ему надо жениться и обзавестись наследником. Жену он выбирал тщательно, учитывая все, кроме чувства. Она оказалась доброй женой, подарила ему двух дочерей и, покорно исполняя все его желания, жила в полном довольствии, но не знала, что такое радость. Так она и умерла, скорее, зачахла, но Дарвин считал, что по отношению к ней совесть его совершенно чиста.

Он сам занялся воспитанием своих дочерей.

Из старшей получилась обольстительная, властная красавица, чудовищная эгоистка, как говорил Браун. Младшая же стала чем-то вроде Золушки в их семье, забитая, покорная, тихая. Внук откровенно презирал деда, а как относилась к нему его собственная мать — оставалось для Дарвина загадкой: хотя она и понимала по движению его губ, что он говорит, но подобные «разговоры» требовали от него слишком большого напряжения, и Дарвин старался их по возможности избегать.

Увидев костюм младшей дочери, Дарвин Тауэрс нахмурился и спросил:

— Дорогая, разве у тебя нет более подходящего туалета для сегодняшнего дня? Ведь уже почти четыре часа.

Не разжимая рук, Анна оглядела его полосатые брюки, черный сюртук, светло-серый галстук, заколотый жемчужной булавкой. «Наряд, одинаково пригодный и для свадьбы Джералда, и для его погребения»,— подумала Анна.

Стараясь держаться как можно спокойнее, девушка заговорила:

— Папа, я же просила, чтобы был самый простой прием. Но Люси все изменила. Ведь к чаю мы ожидаем моего гостя, а не ее. Джералд мой друг. Почему ты одет так парадно? Зачем этот серебряный сервиз? Почему в гостиной все как на сцене?

— Ну, ну,— примирительно заговорил доктор Дарвин.— Не надо сердиться. Твой мистер Браун не только стремится стать членом семьи, но он еще претендует и на большой пост в университете.

— И что же, Люси, которая в психиатрии понимает столько же, сколько в приготовлении обедов, будет решать, обладает ли он необходимыми для этого данными?

Дела университета касаются меня одного,— сказал Дарвин Тауэрс, недовольно хмуря брови,— что же до его отношения к тебе, то в этом мы заинтересованы все, не так ли? Я придаю большое значение этой встрече. Беги переоденься!

Без сомнения, у отца уже побывала Люси, так что настаивать и спорить не имело смысла. У Анны на глаза навернулись слезы, к горлу подступил комок. Она выскочила из кабинета, пробежала в противоположный конец коридора и, не постучавшись, открыла дверь.

В просторном помещении со старинной большой кроватью под балдахином в кресле возле окна сидела старая дама.

Целая система продуманно расположенных зеркал давала возможность глухой старушке сразу же заметить, когда открывалась ее дверь. Незванный приход посетителей неизбежно раздражал ее, она сердилась и возмущалась, что ей мешали вспоминать дорогое прошлое, однако ей отнюдь не было безразлично, кто нарушал ее покой.

Не поворачивая головы, она крикнула:

— Входи, Анна!

В одно мгновение Анна оказалась около нее, опустилась на колени, уткнулась лицом в черную шелковую юбку и неудержимо зарыдала. Несмотря на то, что бабушке было очень трудно все объяснить, она всегда была для девушки последним прибежищем.

Костлявая рука гладила непокорные волосы Анны. Светлые глаза старой дамы слегла заблестели, хотя губы оставались плотно сжатыми. Вроде бы не имея представления о том, что волновало бедную девушку, старушка сказала именно то, что было нужно. Кстати, эта ее способность попадать в самую точку всегда поражала всех членов семьи и друзей Тауэрсов.

— Я решила спуститься сегодня к чаю, хотя меня не приглашали... Скорее наоборот, просили не выходить из комнаты, дабы не смущать твоего доктора Брауна, который по неведению может попытаться со мной заговорить. Да, да, Люси на этом очень настаивала, но я все же спущусь.

Анна обняла бабушку. В те минуты, когда ей казалось, что все уже потеряно, энергия бабушки частенько помогала девушке выиграть дело,

— Выходит, ты очень любишь своего доктора Брауна? — ласково спросила Ада Тауэрс.

Анна несколько раз кивнула головой, утирая платком заплаканное лицо.

— Тогда беги, мне ведь надо переодеться, стать молодой и красивой. И ты приведи себя в порядок.

Она погладила девушку по голове.

— Не думай, у меня есть еще кое-какое влияние в семье. А то возьму рассержусь да и оставлю свои деньги на какой-нибудь приют для бездомных кошек! Исчезни, говорю тебе!