Иван Козлов - Болевой синдром

К полковникам-отставникам сломя голову, рискуя опоздать на самолет, Чехотный не помчался бы, даже если бы и были они его хорошими знакомыми. А вот к женщине…

Она была в Карабахе, Леся Котенкова.

— Олег Иванович, вы готовы к приему гостей, нет?

На пороге стоял Чехотный, усталыми грустными глазами смотрел на Макарова.

— С какими новостями? — спросил хозяин, когда они уселись за журнальным столиком, заваленным грудой газетных, журнальных вырезок. Олег смел все их в папку, туго завязал тесемки на ней, поставил в книжный шкаф.

— Новости… Мы обычно так говорим: шел мимо, дай, думаю, заскочу по дороге, чаю выпью.

— Есть и хороший коньяк, вас угощу, но сам — пас.

— Мне тоже не надо… Олег Иванович, а ведь вы раньше выпивали, во всяком случае, в компаниях, а сейчас что случилось? Врачи не велят?

Макаров поставил на стол розетку с медом, печенье, конфеты.

— Чай скоро закипит, я его перед вашим приходом на огонь поставил. Как чувствовал. А что касается спиртного… Не далее как вчера принимал. Сослуживец приехал, он бы не понял, если бы я отказался.

— Так все-таки: врачи сухой закон прописали?

Макаров выдержал паузу, потом ответил:

— Это неважно.

— Пусть будет так. Хотя, поверьте, с моей стороны это не совсем праздное любопытство. У вас по поводу… бутылок были серьезные ссоры с женой, так? Наверное, именно по пьянке вы даже как-то грозились убить Тамару Алексеевну. Или не было этого?

Макаров запрокинул голову, потер ладонью лоб.

— Вам плохо, я не должен был…

— Должны. Вы все должны. — Макаров встал, пошел на кухню, где уже засвистел чайник. — Спрашивайте. Буду отвечать. Скажу все. Мне надо выговориться. — Он повернулся, наполнил чашки, сел, горько усмехнулся. — Не к психиатру же, в самом деле, идти. Вы, вижу, многое о нашей семье уже знаете. Тамара выпивала. Нередко приходила с работы… поддатой, особенно в последнее время, перед последней моей командировкой. Ну я ее как-то встретил такой, сказал в сердцах: «Убить тебя мало». Она за телефон сразу, тетке звонить: «Приеду к тебе ночевать, муж лютует…» Вам об этом Волчкова сказала?

— Она странная женщина. — Чехотный намазал мед на печенье, откусил, запил лакомство густым чаем. — Черт, а я заваривать до сих пор не умею, хоть заварку и не жалею. На пару его выдерживаете?

— Нет. Просто хорошие сорта покупаю. Могу себе это позволить. Получил выходное пособие, за ранения, хорошую пенсию. Осталось тратить на чай и на хлеб. Машина не нужна, квартира есть, дачу продам…

— Я как раз о квартире и хотел сказать, — продолжил Чехотный. — Странная, повторяюсь, у вашей жены тетка. Недавно была у нотариуса, интересовалась, имеет ли она какое-нибудь право на вашу квартиру, если вас посадят или убьют. Она не знала, что вы уже отвоевались.

— Я этому не удивляюсь. Она недавно приходила сюда, забрала вещи Тамары. Даже старые колготки. Такая вот у нас тетя Валя.

— А снимки жены у вас есть?

— А как же. Альбом искать я сейчас не буду, но вот, за стеклом, в шкафу — это она на сорокалетие снималась.

— Можно взглянуть?

— Конечно.

Макарова была красивой, может, несколько полноватой женщиной. Чуть надменный, знающий себе цену, взгляд. Парикмахер соорудил ей высокую праздничную прическу.

— Она, наверное, нравилась мужчинам, — сказал Чехотный.

Макаров промолчал.

— Простите, Олег Иванович, но все мы люди. И раз вы разрешили спрашивать обо всем…

— Да, я не думаю, что она была эталоном верности. Ей часто приходилось быть одной, я месяцами пропадал в командировках, такого сдерживающего фактора, как дети, у нас не было. Но об этой стороне дела что-либо конкретное я сказать не могу. Не знаю.

Чехотный долил себе заварки, потом спросил:

— Когда в Москву из Чечни уезжал подполковник Ляшенко, что он должен был проверить и подтвердить по вашей просьбе? Дело, если не ошибаюсь, касалось женщины. Не вашей ли жены?

Макаров за все время разговора так и не притронулся к чаю. «Он, кажется, не только не пьет, но и ест очень мало, — подумал Чехотный. — Здорово похудел даже по сравнению с госпитальной встречей. Не умеет готовить, живет всухомятку?»

— Дело касалось не жены, — ответил наконец Макаров. — С женой вопрос был решен. Если бы не ранение, я бы по возвращении в Москву оформил с нею развод.

— Она знала об этом?

— Да.

— И дала бы согласие на развод?

— Думаю, да. Мы уже тяготились друг другом, когда были рядом.

— Но ваше материальное положение…

— Тамара работала в системе газового хозяйства города, неплохо зарабатывала. И потом, она не была жадна к деньгам.

— К кому же ездил Ляшенко в таком случае?

Чехотному не понравилось лицо Макарова, напряженное, побледневшее, и он решил тут же дать отбой:

— Ладно, чувствую, напрямую это к делу не относится, так что…

— Относится, все относится! И Тамара, и Рамазан, и Мишка, и Леся — все относится. Я расскажу, все расскажу, только не перебивайте. Я эту Лесю всего неделю знал. И вот… и все… даже она! Из-за меня все!

— Давайте отложим разговор, Олег Иванович. Вы, вижу, неважно себя чувствуете.

— Будет еще хреновей, если все во мне и останется. Нет уж! — Он взглянул на Чехотного, через силу улыбнулся. — Может, подскажете, что мне действительно психиатру показаться надо. Но это не комплексы, это действительно моя вина во всем. Еще раньше капитан Судаков погиб — он тоже на моей совести. Я слюни распустил, «чичикам» подставился, в госпиталь лег, а на другой день моих пацанов покосило — и Миша Ляшенко, и Зырянов без руки остался. Я из квартиры не выхожу, чтоб, не дай бог, кого из родителей и жен моих ребят не встретить, — я не смогу на них глаза поднять! Я в таком состоянии… Я пить просто боюсь. Пью и думаю, что это я приучил к бутылке жену. Да так оно и было фактически. Приеду домой — это как праздник. А как праздник без стола? А как уезжать без этого дела?

Рядом с ногой Чехотного лежала газетная вырезка, ее случайно смахнул на пол Макаров, когда убирал со стола. Чехотный попросил:

— Олег Иванович, поставь еще кипятку.

Когда хозяин вышел, он подобрал вырезку и положил в карман.

Макаров зашел в комнату, облокотился на спинку кресла, спросил:

— Я так понимаю, по гибели Тамары у вас пока ничего нет? Рамазан ушел в подполье?

— Не будем пока о нем, Олег Иванович. Зачем Ляшенко ездил в Мещовск к Котенковой?

Лицо Макарова вытянулось в удивлении:

— Ее фамилию и адрес не знал никто, кроме Миши. А Миша не мог никому… Откуда вы все узнали?

— Работа у меня такая.

Засвистел чайник, но Макаров, кажется, не услышал его.

Он стоял так же, у кресла, и отрешенно смотрел в угол комнаты.

— Леся… Мы в Степане… В Степанакерте, значит, то ли в пустующей школе, то ли в училище квартировали. Там актовый зал был, где елку поставили. Я только к часу ночи освободился, приехал — мои отмечают Новый год. Все чин по чину: минералка в бутылках, водка в чайнике. Пьяных не было, уже каждый знал, чем пьянка может кончиться. В общем, поспел я на танцы. Леся ко мне подошла… Я и в этот день, и позже жене звонил, хотел поздравить с праздниками, никто трубку не брал, не было ее дома. Такое настроение… А тут — Леся. «Я на вас давно глаз положила, еще десять дней назад, как только приехала… Но вы всегда такой строгий… Давайте Рождество вместе встретим…»