Иван Козлов - Болевой синдром

— Командир, у нас на Кавказе любой разговор издалека начинают, но я с прямого вопроса начну: в чем нуждаешься, что тебе надо?

— А тебе?

Гость поднял рюмку:

— Кажется, мы уже начинаем понимать друг друга.

Выпили. Макаров сразу же показал на бутылку:

— Убери. Коньяк хороший, но пить больше не буду.

Рамазан быстро согласился:

— Да, не за этим встретились. Сначала — о деле. Я тебе продовольствие, любое, ты мне — камуфляж: легкий, зимний — любой.

Макаров посмотрел в окно. Редкий ватный снег оседал и таял на еще теплой, неостывшей земле, но горы уже начали белеть от него. Конечно, неплохо бы угостить ребят виноградом.

— Какой размер нужен?

Рамазан тихо засмеялся:

— Шутник! Возьму все, что предложишь. И сколько предложишь. Сто — сто, двести — двести. Заплачу нормально. Кроме того — он начал насыпать в чашки кофе, замолчал, будто не зная, продолжать дальше разговор или нет.

Теперь уже захотелось рассмеяться Олегу.

— Можешь не продолжать. За коньяк и кофе спасибо, а без винограда как-нибудь обойдемся.

— Я все-таки продолжу, — сказал Рамазан. — Понимаю: ты такой же Назаров, как я Рамазан, но все же кое-что скажу тебе честно, как на духу. Хочешь получить наводку на склад оружия? Там не охотничьи дробовики, а автоматы, пистолеты, цинк с патронами. Орден получишь, подполковник. Так неужели игра не стоит свеч?

— Да у меня склады пустые, нет обмундирования!

Рамазан ответил так, что Макарову вмиг расхотелось смеяться:

— К Кюрдамиру для вас эшелон идет, с техникой и одеждой. Думаю, там он и остановится, местные жители пути блокируют, и вам придется доставлять все сюда иными способами. Но так или иначе, склады заполните.

Макаров знал, что доставка груза предвидится, только в общих чертах. Он недоуменно взглянул на Рамазана.

— Я знаю, где что будет и к кому когда обратиться, — сказал тот. — Информацию о Кюрдамире, считай, я подарил тебе бесплатно. Что же касается всего прочего… Договоримся, думаю?

— Нет, — ответил Макаров.

— И что следователь?

— Не знаю, Женя, не знаю. Я думаю, он тоже остановился на кавказском следе. Хотя оговорился, что не исключает и другие версии. А какие другие? Грабеж? Так с нее даже колечко не сняли.

Была уже полночь. Они стояли на балконе, курили. По асфальту, гоняемые ветром, шелестели сухие листья. С верхних этажей кто-то выбросил окурок, он трассером пролетел вниз.

— А сколько за вашу голову давали, Олег Иванович?

— Так цены, Женя, менялись. Наши, когда из Карабаха уходили, почти все оружие там оставили. А я сказал: хрен вам, хоть под трибунал отдавайте! Ни ствола не отдал.

— Ну и?..

— Ну и ничего. Не попал под трибунал, как видишь. А цена на меня возросла, если по нынешним деньгам, то это порядка двадцати миллионов.

— Вы тогда, говорят, опять с Рамазаном виделись?

— Виделся. Но это в двух словах не расскажешь, потом как-нибудь…

— Но он грозил расправиться с вами, с семьей?

— Потом, Женя, потом…

— И менты, конечно же, на него не выйдут.

— Давай спать, Женя.

— И ты, командир, палец о палец не ударишь?

— Это мое дело, я не хочу сюда никого впутывать.

— А сам доберешься до Рамазана?

— Ты докурил? Отбой. Дрыхнуть пора. Что кривишься, рука болит?

— Мне с рукой повезло, командир. Правую отстрелили, не знали, что я врожденный левша. Но, так думаю, еще не поздно, еще узнают. Ты меня столько раз спасал, командир, и теперь моя очередь…

— Нарезался ты, однако, Женя. Ладно, сегодня повод был, но с завтрашнего дня мы с тобой объявили сухой закон.

— Да что я, алкаш, что ли? Я же на войне вообще не пил, ты же знаешь, Олег Иванович. Сейчас расслабился малость. Но скажешь завязать — завяжу!.. Говоришь, торгаш он, твой Рамазан?

— Говорю.

Женька тоже трассернул вниз окурок и поежился от ночной прохлады.

— Есть у меня один ходик…

Макаров сказал недовольно:

— Забудь. Протезом занимайся, другими своими делами. Ходы за мной оставь.

— Молчу, командир, молчу.

Обычная утренняя неразбериха на рынке.

— Томаз, почему мое место заняли? Почему я должна теперь стоять на задворках? Что я там выручу?

— Томаз, машина с баклажанами пришла. Куда ее загонять и что просить?

— Шеф, муниципалы в десять приедут с проверкой, Галину с ее товаром пока в тень надо загнать, там документация хилая…

Томаз, он же шеф, по документам всего-навсего подсобный рабочий рынка, подобно римскому императору Цезарю, решает одновременно по несколько вопросов, прохаживаясь вдоль торговых рядов. Веса в нем пудов десять, рост под два метра, и славную эту фигуру портит лишь лысина, обрамленная редким венчиком седеющих волос.

— Томаз, тобой тут интересуются. В черном свитере, у стойки, где корейцы торгуют.

Мужик, толкающий впереди себя тележку с персиками, сказал это сквозь зубы, даже не глядя на десятипудового гиганта, и тот вроде бы не услышал этих слов, продолжал идти, куда шел, обогнул очередной ряд, пошептался о чем-то с женщиной, торгующей парфюмерией, и только потом направился к тому месту, где корейцы предлагали покупателям острую капусту и маринованный чеснок.

Парень в черном свитере, высокий, сбитый, с зелеными нахальными глазами, ему не понравился. Чисто бандитская рожа. К тому же где-то потерял руку. Такие или деньги клянчат, или на понт брать пробуют, дурачки. Но с Томазом у них ни первое, ни второе не пройдет, Томаз не ребенок, он прошел хорошую школу. Надо этому мальчику сразу показать, кто есть кто.

— У меня нет времени на длинный разговор. В двух словах: что надо?

— Надо найти время на длинный разговор, Томаз.

Наглый мальчик, однако. Можно, конечно, мигнуть своим, они в пять минут ему другую руку оторвут, но можно наглость и уважить, это тоже иногда дивиденды приносит. В мире дураков много: у них мозгов нет, но зато есть стволы. Зачем этот в карман куртки полез?

— Я так понимаю, ты хочешь предложить какой-то товар? Или торговое место получить?

Парень вытащил пачку «Явы», неловко встряхнул ее так, что две сигареты выскочили и упали под ноги. Ясно, калекой он стал недавно, еще не привык к этому.

Томаз откинул крышку своей тяжелой желтой зажигалки, крутнул колесико, поднес горящий фитиль к губам незнакомца, ухитрившимся уже выудить сигарету из пачки. Зазвучала мелодия, зажегся огонь.

— «Князь Игорь», — сказал парень и глубоко затянулся, прикрыв глаза.

— Кто? — не понял Томаз.

— Мелодия, говорю, Бородина. Композитор такой в России был. Зажигалки бог знает где делают, а музыку нашу вставляют.

Нет, подумал Томаз, такой не деньги пришел просить. Тут что-то другое.

— Пойдем к машине? Она у меня рядом стоит, на стоянке.

Уселись в синий «Опель», не новый, но богатый, даже роскошный внутри.