Раймонд Чэндлер - Рассказы [Компиляция]

— Верно, — согласился я. — Этот водитель, наверное, заблудился.

Машина продолжала ползти к нам навстречу с черепашьей скоростью.

— Пока я еще здоров и при памяти, — добавил Куколка Кинкейд, — вам, может, будет интересно также узнать, что медсестра доктора Остриэна когда-то состояла в законном браке с Мэтсоном. Эта рыжая бабенка не пропускает ни одного мужика. Она не красавица, но фигура что надо!

— Ну-ка, перебирайся побыстрее на заднее сиденье. Лежи тихо, как мышь, — приказал я.

— Что…

— Делай, что я сказал! — рявкнул я. — Быстрее!

Малыш выскользнул из машины и нырнул в заднюю дверь. Я оглянулся и увидел темную массу на полу. Затем я скользнул вправо, опять открыл дверцу и вышел на узкий тротуар.

Машина подъехала уже близко. Неожиданно ее фары вспыхнули, и я мгновенно пригнулся. Фары вспыхнули и тут же погасли. Машина остановилась.

Это был небольшой черный двухместный автомобиль. Примерно через минуту из автомобиля вылез коренастый мужчина и направился в мою сторону. Я сунул револьвер за пояс и пошел ему навстречу.

Незнакомец остановился, как вкопанный, когда увидел меня.

— Полиция, — кратко представился он. Изо рта у него торчала сигара, а правая рука медленно поползла к бедру. — Отличная ночь, не правда ли?

— Чудесная ночь, — подтвердил я. — Легкий туман, но мне нравится туман. Он смягчает воздух и…

— Где второй? — прервал меня незнакомец.

— Какой второй?

— Не шути со мной, чужак. Я видел огонек сигареты на правом сидении твоей колымаги.

— Это был я. Просто я не знал, что запрещается курить на правом сидении.

— А, сообразительная макака. Кто ты и что тебе здесь нужно? — на его сальной физиономии отражался едва пробивающийся сквозь туман лунный свет.

— О'Брайен из Сан-Матео. Совершаю маленькое путешествие.

Рука полицейского находилась почти у бедра.

— Водительское удостоверение, — он подошел почти вплотную.

— Сначала покажите то, что дает вам право требовать водительское удостоверение, — заявил я.

Правая рука незнакомца сделала резкое движение, но мой револьвер уже смотрел ему в живот. Рука замерла, словно превратилась в глыбу льда.

— А вдруг вы грабитель, — объяснил я. — Такие фокусы проделывались неоднократно.

Коренастый мужчина стоял, будто парализованный, и едва дышал.

Затем он хрипло сказал:

— Есть разрешение на пушку?

— На каждый день недели. Покажите значок, и я спрячу оружие.

Через минуту незнакомец посмотрел по сторонам, словно надеясь, что появится подмога. За своей спиной я слышал дыхание. Не знаю, услышал ли его коренастый тип. Его собственное дыхание было достаточно горячим, чтобы можно было высушить рубашку.

— Брось дурачиться! — с неожиданной яростью прорычал крепыш. — Ты всего лишь вшивая двухдолларовая ищейка из Лос-Анджелеса.

— Мои ставки уже повысились, — возразил я. — Сейчас я беру два доллара тридцать центов.

— Иди к черту! Нам не нравится, что ты тут что-то разнюхиваешь, ясно? Это первое и последнее предупреждение.

Он направился к своей машине и уже поставил ногу на подножку. Затем его толстая шея медленно повернулась и в лунном свете сверкнула сальная физиономия.

— Иди к черту! — добавил он. — А не то мы отправим тебя туда в ящике…

— Пока, сальная рожа, — попрощался я. — Очень приятно познакомиться.

Полицейский прыгнул в машину, рванул с места и быстро скрылся из вида.

Я погнал за ним. Когда он повернул направо, на бульвар Аргуэлло, я находился всего в квартале от его тачки и свернул налево. Куколка Кинкейд сел и положил голову на сиденье рядом с моим плечом.

— Знаете, кто это был? — прокаркал репортер. — Триггер Уимз, правая рука шефа Андерса. Он мог запросто пристрелить вас.

— Если бы, да кабы, во рту выросли в грибы, — возразил я.

Через несколько кварталов я остановился, чтобы парень мог пересесть вперед.

— Где твоя машина? — поинтересовался я.

Он снял измятую репортерскую шляпу, хлопнул ею по колену и водрузил на прежнее место.

— Около муниципалитета, на полицейской стоянке.

— Жаль. Придется тебе ехать в Лос-Анджелес на автобусе. Тебе не мешало бы хоть изредка навещать сестру. Сегодня прекрасная возможность нанести визит.

Дорога извивалась, ныряла в каньоны и взлетала на холмы. Отсюда три пирса казались очень далекими — тонкими линиями света на черном бархате моря. В каньонах клубился туман, пахло зеленью. Но на холмах тумана не было.

Я проехал мимо маленькой, едва освещенной заправки, нырнул в очередной широкий каньон и с полмили поднимался вдоль дорогого проволочного забора, ограждающего невидимую с дороги виллу. Дома встречались все реже и реже. За домом с круглой белой башней я свернул налево и проехал между единственными на всем шоссе фонарями к большому оштукатуренному зданию. Сквозь задернутые занавеси окон просачивался свет, слабо освещая колоннаду и скопление машин на стоянке.

Это был клуб Конрида. Я не знал точно, зачем сюда приехал, но клуб казался одним из мест, которые следовало посетить. Доктор Остриэн все еще был у пациентов. В регистратуре городской поликлиники ответили, что он обычно возвращается около одиннадцати, а сейчас только десять пятнадцать.

Я припарковался на свободном месте и направился вдоль колоннады. Шестифутовый негр в форме южноамериканского фельдмаршала из комической оперы открыл широкую дверь и сказал: «Вашу карточку, пожалуйста, сэр».

Я вложил доллар в коричневую ладонь. Огромные пальцы накрыли бумажку, как ковш экскаватора. Другая рука смахнула нитку с моего левого плеча и незаметно сунула металлический жетон в нагрудный карман.

— Новый босс строг, — прошептал негр. — Спасибо, сэр.

Я вошел в фойе, похожее на декорации «Бродвейской мелодии», снятой на МГМ [15] МГМ — Метро Гудвин Мейер, крупная голливудская кинокомпания. . Размером оно было не меньше площадки для игры в поло. Ноги утопали по щиколотку в ковре. У стены были хромированные ступени, сделанные в виде корабельного трапа и ведущие в главный зал. У входа стоял старший официант-итальянец с застывшей улыбкой, двухдюймовой атласной полосой на штанах и пачкой позолоченных меню под мышкой.

На второй этаж, где располагалось казино, вела лестница с белыми эмалированными перилами. На потолке сияли звезды. За входом в бар, в котором, как в зыбком кошмаре, царил фиолетовый полумрак, стояло огромное круглое зеркало, украшенное египетским головным убором. Перед зеркалом расчесывала серебряные волосы леди в зеленом наряде. Ее вечернее платье имело такой глубокий вырез на спине, что открывалось значительно больше, чем обычно показывают женщины.

Гардеробщица в пижаме цвета персиков с маленькими черными драконами взяла мою шляпу и с неодобрением посмотрела на костюм. Ее глаза были такими же черными, блестящими и невыразительными, как кончики кожаных туфелек. Вместе со шляпой я вручил ей четвертак. По сходням спустилась продавщица сигарет с подносом, на котором могла бы поместиться пятифунтовая коробка с леденцами. Из волос торчали перья, а одежды на девушке было как раз столько, чтобы прикрыть трехцентовую марку. Одну прекрасную, длинную, голую ногу она выкрасила в золотой цвет, другую — в серебряный. На лице продавщицы застыло холодное, презрительное выражение дамы, у которой так много кавалеров, что она дважды подумает, прежде чем отправиться на свидание к сногсшибательному магарадже с корзиной рубинов под мышкой.