Раймонд Чэндлер - Прощай, красавица

– Если я скажу, передадите вы Мэллою записку?

– Какую?

Я взял со стола бумажник, вынул оттуда карточку, написал на обороте пять слов и придвинул Брюнету. Тот взял ее и прочел написанное.

– Мне это ничего не говорит.

– Мэллою скажет.

Брюнет откинулся назад и уставился на меня:

– Я вас не понимаю. Вы, рискуя шкурой, пробрались сюда, чтобы передать через меня записку какому-то типу, о котором я даже не слышал. Это бессмысленно.

– Бессмысленно, если вы его не знаете.

– Почему вы не оставили пистолет на берегу и не поднялись на борт обычным путем?

– Поначалу я забыл его оставить. И понял, что тот парень в синем кителе меня уже не пустит. А потом встретил человека, знающего другой путь.

Желтоватые глаза Брюнета зажглись новым блеском. Он улыбнулся и промолчал.

– Этот человек не преступник, но он находится на берегу и держит ухо востро. У вас есть грузовой люк, не запертый изнутри, и вентиляционная шахта, с которой снята решетка. Вам не мешало бы пересмотреть списки своего экипажа, Брюнет.

Он пожевал губами. Снова взглянул на карточку:

– На моем судне человека по фамилии Мэллой нет. Но если насчет люка вы говорите правду, я готов вам помочь.

– Сходите убедитесь.

Брюнет не поднял глаз.

– Если будет возможность передать Мэллою эту записку, передам. Сам не знаю, почему я берусь за это.

– Осмотрите грузовой люк.

С минуту Брюнет сидел совсем неподвижно, потом подался вперед и придвинул ко мне пистолет.

– Чем я только не занимаюсь, – задумчиво сказал он, словно был один. – Я правлю городом, я избираю мэров, я подкупаю полицию, я торгую наркотиками, я скрываю преступников, я охочусь за старухами, увешанными жемчугом. Как много у меня времени. – Хохотнул. – Как много у меня времени!

Я взял пистолет и сунул в кобуру.

Брюнет встал.

– Я ничего не обещаю, – сказал он, глядя на меня в упор. – Но я вам верю.

– Конечно не обещаете.

– Вы сильно рисковали, чтобы услышать лишь это.

– Да.

– Что ж… – Брюнет сделал неопределенный жест и положил на стол руку. – Пожмите руку игрока, – мягко сказал он.

Я пожал. Рука была твердой, слегка горячей.

– Вы не скажете, от кого узнали об этом грузовом люке?

– Не могу. Но человек, сказавший мне о нем, не преступник.

– Я мог бы заставить вас, – сказал Брюнет и тут же потряс головой: – Ладно. Я поверил вам один раз. Поверю снова. Посидите спокойно, выпейте еще.

Он нажал кнопку звонка, задняя дверь открылась, вошел один из телохранителей.

– Побудь здесь. Предложи ему выпить. Будь вежлив.

Телохранитель сел и спокойно улыбнулся мне. Я закурил и допил то, что оставалось в стакане. Телохранитель приготовил мне еще один коктейль. Я выпил и закурил снова.

Вошел Брюнет, вымыл руки в углу, потом снова сел за стол и кивком головы велел телохранителю удалиться. Тот бесшумно вышел.

Желтоватые глаза пристально уставились на меня.

– Ваш выигрыш, Марло. А у меня в команде сто шестьдесят четыре человека. Что ж… – Он пожал плечами. – Вернуться можете на такси. Никто вас не тронет. Что касается вашего послания, у меня есть кой-какие связи. Я ими воспользуюсь. Доброй ночи. Возможно, я должен поблагодарить вас за то, что вы мне открыли.

– Доброй ночи, – сказал я, поднялся и вышел.

У сходен стоял другой человек. К берегу я плыл на другом такси. Сойдя с него, я сразу же направился в игорный зал и привалился к стене среди толпы.

Через несколько минут подошел Рыжий и встал рядом.

– Обошлось? – вполголоса спросил он сквозь громкие выкрики крупье.

– Благодаря тебе. Грузовой люк помог. Брюнет встревожился.

Рыжий огляделся по сторонам, потом приблизил губы к моему уху:

– Нашел своего человека?

– Нет. Но думаю, Брюнет как-нибудь передаст ему записку.

Рыжий снова посмотрел на табло, зевнул и отвалился от стены. В зал опять вошел крючконосый. Рыжий шагнул к нему, сказал: «Привет, Олсон» – и, протискиваясь мимо, чуть не свалил его.

Олсон недовольно поглядел ему вслед и поправил шляпу. Потом раздраженно сплюнул под ноги.

Как только Рыжий скрылся, я отправился к стоянке, где была моя машина.

Возвратясь в Голливуд, я поставил машину и поднялся в квартиру. Там разулся и стал ходить в одних носках, чтобы ощущать пол пальцами ног. Они до сих пор то и дело немели.

Потом сел на застеленную кровать и попытался рассчитать время. Но это было невозможно. На поиски Мэллоя могло уйти несколько часов или несколько дней. Он мог вообще не найтись, пока его не возьмет полиция. Если только возьмет – живым.

Часов в десять я позвонил миссис Грейл. Как ни странно, в это время она была дома. После долгих пререканий с горничной и дворецким я наконец услышал ее голос. Звучал он беззаботно и чуть-чуть пьяно.

– Звоню, как обещал, – сказал я. – Уже поздновато, но меня задержали дела.

– Опять продинамить хотите? – Голос ее похолодел.

– Может быть, и нет. Ваш шофер работает по вечерам?

– Он работает, когда мне нужно.

– Не заедете ли навестить меня? Я надену парадный костюм.

– С вашей стороны это очень мило, – протянула она. – А стоит ли?

Амтор прекрасно поработал над ее речевыми центрами – если только с ними что-то было не в порядке.

– Я показал бы вам гравюру [22] Аллюзия на этикет ухаживания: холостяк, приглашая женщину к себе домой, обещает показать ей предметы искусства. .

– Только одну?

– У меня всего лишь однокомнатная квартира.

– Я слышала, что существуют и такие, – снова протянула она, потом изменила тон. – Да не старайтесь вы так. Вы прекрасно сложены, мистер. И не позволяйте никому утверждать обратное. Назовите еще раз свой адрес.

Я назвал ей адрес и номер квартиры.

– Вестибюль запирается, – предупредил я. – Но я спущусь и открою засов.

– Прекрасно, – сказала миссис Грейл. – Значит, фомку можно оставить дома.

Она повесила трубку, и у меня возникло странное чувство, будто я говорил с кем-то несуществующим.

Я спустился в вестибюль и отодвинул засов, потом принял душ, облачился в пижаму и прилег на кровать. Я мог бы проспать целую неделю. Но велел себе подняться, поставил дверной замок на стопор, чтобы он не защелкнулся, и с трудом поплелся на кухню, где приготовил стаканы и бутылку шотландского виски, которую приберегал для ухаживания с шиком.

Потом снова прилег на кровать и произнес вслух:

– Молись. Не остается ничего, кроме молитв.

Я закрыл глаза. В четырех стенах комнаты, казалось, раздавался стук лодочного мотора, в неподвижном воздухе словно бы плавал туман и шелестел морской ветер. Я ощущал тухлый, кислый запах заброшенного трюма. Ощущал запах машинного масла и видел итальянца в красной рубашке и дедовских очках, читающего под голой лампочкой. Я лез и лез по вентиляционной шахте. Я взбирался на Гималаи и всходил на вершины, а там оказывались молодчики с автоматами. Я беседовал с невысоким и почему-то очень человечным желтоглазым рэкетиром, а может, и кем похуже. Я думал о гиганте с рыжими волосами и фиолетовыми глазами – быть может, лучшем человеке из всех, кого я знал.