Джеймс Чейз - Нет орхидей для мисс Блэндиш [No Orchids For Miss Blandish, 1939]

— Боже мой! Что за прекрасная картина! — произнес Эдди.

— Вот они… — Ма старалась казаться спокойной. — Наконец-то!

— Давай делить, Ма, — сказал Эдди. — У меня просто чесотка от нетерпения потратить свою долю. Как будем делить?

— Да. — Уоппи еле держался на ногах от волнения. — Сколько я получу, Ма?

Ма захлопнула крышку, оглядела всех по очереди, потом отошла от стола и тяжело уселась в кресло. Банда глядела на нее во все глаза, ничего не понимая.

— Что с тобой? — нетерпеливо спросил Эдди. — Давай поделим их.

— Каждая бумажка в этом саквояже имеет номер, — сказала она, — и бьюсь об заклад, что ФБР имеет их список. Деньги горящие.

— То есть, мы не можем их тратить? — спросил Эдди.

— Если не хотим пойти прямиком в газовую камеру!

— Какого дьявола тогда мы их доставали! — прорычал Флинн.

Ма закашлялась.

— Спокойно, ребята. Я все беру на себя. Продам их Шульбергу, он сможет держать их годами, правда, мы получим только половину. Но лучше полмиллиона, которые можно безбоязненно тратить, чем бесполезный миллион.

— Болтать, вот все, что вы можете. — Ловкач сплюнул, лег на диван и принялся читать комиксы.

— Наплевать, что они горящие! — воскликнул Эдди. — Я должен получить свои двести тысяч.

Ма хрипло рассмеялась.

— Сколько же мы получим? — спросил Уоппи.

— Каждый из вас получит по триста долларов и ни цента больше.

— Три сотни?! Ты что, смеешься?! — Лицо Эдди побагровело. — Что это значит, Ма?!

— Это вам на расходы, — объяснила Ма. — Если дать вам сейчас по сто тысяч, вы устроите такую свистопляску, что ФБР возьмет вас через неделю. Большинство на этом и горит, начиная сорить деньгами. Просто не терпится погулять, как следует. А ФБР на это и рассчитывает. — Она ткнула пальцем в сторону Эдди. — Как ты объяснишь им, откуда у тебя такие бешеные деньги? Ну-ка, скажи мне.

Эдди открыл было рот и осекся. Ему хватило ума, чтобы понять ее правоту.

— Ты права, Ма. Черт побери, а я-то думал, что мы разбогатели!

— А теперь я вам расскажу, как мы поступим с деньгами. Мы откроем свое дело. Годами я ждала этого. Сейчас продается клуб «Парадиз», и мы его купим. Я отремонтирую его, обставлю, приглашу девушек, хороший оркестр, и мы начнем зарабатывать деньги. Но сначала превратим его в первоклассное заведение. Мне осточертело пробавляться мелочами. Войдем в большой бизнес. Как вам идея?

Четверо мужчин внимательно слушали ее, успокаиваясь. Лишь Ловкач не проявлял никакого интереса, по-прежнему листая комиксы.

— Да, Ма, — с уважением произнес Док. — У тебя голова действительно варит! Я — за!

— Я тоже, — сказал Эдди. — Прекрасная идея!

— Меня тоже устраивает, — отозвался Флинн.

— А ресторан ты собираешься открывать в клубе, Ма? — с надеждой спросил Уоппи. — Я мог бы готовить.

Ма усмехнулась.

— Конечно, Уоппи. Каждый из вас получит пятую часть прибыли. Вы все будете купаться в деньгах.

— Погоди, Ма, — обеспокоился вдруг Эдди. — А если ФБР заинтересуется, на какие деньги мы купили клуб? Тогда что?

— Я об этом побеспокоилась. Шульберг скажет, что дал нам взаймы. Это входит в условия договора.

— Да, ты все обдумала, Ма. Когда приступим к делу?

— Чем скорее, тем лучше. Я куплю клуб завтра.

И тут Флинн произнес:

— Но ведь еще есть девушка, которую надо убрать. Ты говорила с Доком? И где мы ее зароем?

И тут разразилась гроза.

Ма остолбенела, сначала побелела, потом у нее побагровело лицо. У Дока сползла с губ лучезарная улыбка, казалось, будто он сейчас потеряет сознание. Ловкач бросил комиксы, приподнялся, в желтых глазах появился нехороший блеск.

— Зароем ее? — повторил он. — О чем ты говорила с Доком?

Он спустил ноги на пол.

— Ни о чем. — Ма смотрела на Флинна, готовая его растерзать.

Эдди решил, что настал подходящий момент выяснить ситуацию.

— Правда, что будет с девушкой, Ма? — отодвигаясь подальше от Ловкача, спросил он.

Ма поколебалась, потом поняла, что отступать некуда.

— Она слишком много знает. Придется ее убрать. Когда она уснет, Док…

— Ма?! — пронзительный крик Ловкача заставил всех вздрогнуть. Он глядел на мать, желтые глаза угрожающе горели.

— Что ты? — спросила старуха, чувствуя, как страх сжимает ее сердце.

— Она моя, — тихо произнес он. — Тот, кто дотронется до нее, будет иметь дело со мной. Она принадлежит мне и останется со мной.

— Послушай, сынок, но ведь это глупо, — сказала Ма, с трудом шевеля пересохшими губами. — Мы не можем держать ее. Это опасно. Ее необходимо убрать.

Ловкач пнул ногой стул, в руке его появился нож. Уоппи и Док отпрянули, оставив Ма лицом к лицу с сыном. Она замерла, а он начал кружить вокруг, злобно говоря:

— Ты будешь считаться со мной, или я перережу тебе глотку, старая корова. Если кто-нибудь из вас дотронется до нее, я разрежу его на куски!

Эдди вытащил пистолет, но Ма остановила его.

— Убери пистолет, — прохрипела она.

Ловкач повернулся к Эдди, который тут же отвернулся от него.

— Ты слышал меня?! — крикнул он. — Она моя! Никто не тронет ее!

Оглядев всех бешеными глазами, он выбежал из гостиной, с силой захлопнув за собой дверь.

Наступило молчание. Ма обмякла. Все вдруг увидели, как она постарела. Эдди с Флинном обменялись взглядами и тоже вышли. Уоппи, мокрый от страха, сел на диван. Док налил себе виски.

Ловкач постоял на верхней ступеньке лестницы, прислушиваясь. Он торжествовал. Наконец-то все поняли его власть над ними. Они все испугались. Теперь он станет настоящим главарем, поставив Ма на место. Он посмотрел через коридор на дверь в комнату мисс Блэндиш. Пора кончать эти сидения около нее ночь за ночью. Теперь он докажет ей, как и матери, что он здесь хозяин.

И он пошел по коридору, глаза его горели безумием. Открыв дверь, он вытащил ключ, и войдя внутрь, запер ее. Мисс Блэндиш смотрела, как он шел к ней. Она сразу увидела происшедшую с ним перемену, его уверенность и торжество и поняла, что это значит.

Содрогнувшись, она закрыла глаза.

На матовом стекле двери висела табличка «Дэвид Фэннер. Расследования».

Дверь вела в небольшой, хорошо обставленный кабинет: письменный стол, два удобных кресла, на полу отличный турецкий ковер. Книжные полки забиты юридической литературой и сводами законов, которые периодически пополнялись, хотя открывались редко.

За столом сидел сам Дэвид Фэннер, тридцати трех лет, черноволосый, высокий, мощного телосложения, с некрасивым, но привлекательным лицом, на котором выделялась упрямая челюсть, признак того, что этот человек добьется своего во что бы то ни стало.

Он удобно расположился в кресле, задрав ноги на стол: он никуда не спешил.

Слева от его стола дверь вела в приемную, разделенную на две части деревянным барьером, одна предназначалась для посетителей, на другой царила Пола Доулэн, красивая девушка с волосами цвета вороного крыла, манящими голубыми глазами и фигурой, которую Фэннер называл единственной ценностью в их недавно открытом бизнесе.