Сью Графтон - «З» - значит злоба

Калитка беззвучно открылась и появился Гай, с опущенной головой. На нем была темная куртка, кулаки в карманах, как будто он замерз. Я потянулась и отперла дверь с пассажирской стороны. Он скользнул на сиденье и аккуратно закрыл дверцу.

— Эй. Спасибо, что приехала. Я думал, что рехнусь без дружеского лица. Я бы позвонил раньше, но они наблюдали за мной, как ястребы.

— Без проблем. Не знаю, почему бы тебе не сбежать, пока возможно.

— Я сбегу. Завтра. Или, может, послезавтра. Я говорил, у нас сегодня будет собрание, чтобы обсудить некоторые вещи.

— Я думала, вы уже поговорили.

— Ну, поговорили. Говорим. Стоит мне повернуться, у нас еще один разговор.

— Это потому, что ты еще не подчинился.

— Думаю, что так. — Он улыбнулся. Его напряжение было заразительным, и, могу поклясться, что от него пахло алкоголем. Я обнаружила, что скрестила руки и положила ногу на ногу, как будто хотела защититься.

— Я чувствую себя так, как будто у нас интрижка, — сказала я.

— Я тоже. Когда-то я встречался здесь с девушками, в старые дни, когда меня запирали дома.

Я перелезал через стену, и мы занимались сексом на заднем сиденье машины. Опасность придавала остроты. Большинство из них казалось более интересными, чем они были.

— Я знаю, что это не мое дело, но ты пил?

Он повернулся и посмотрел в окно, пожав плечами.

— Выпил пару рюмок вчера вечером, до того, как случилось это дерьмо. Не знаю, что на меня нашло. Не пойми меня неправильно — они поначалу отнеслись ко мне хорошо, но видно было, что они нервничают, и я тоже. Стыдно признаться, но алкоголь помог. Он смягчил нас и облегчил разговор. Сегодня было почти то же самое, кроме того, что у всех было другое настроение. Наступил час коктейлей и эти ребята показали себя.

— Беннет и его мартини.

— Точно. Я понял, что это для меня единственная возможность. Питер бы меня не одобрил, но я не мог ничего сделать. Я чувствую, как скатываюсь на старый путь.

— Что ты думаешь о Кристи?

— Она была мила. Мне она понравилась. Меня удивило, сколько веса набрал Беннет, но Джек кажется таким же, до сих пор сходит с ума от гольфа. И Донован не изменился.

— Что они тебе сказали?

— Ну, мы поговорили о деньгах, о чем же еще? Я имею в виду, тема всплыла. Как сказал Донован, мы не можем это игнорировать. Это как большое темное облако, нависающее над нами. Я думаю, нам всем было неудобно, с самого начала.

— Вы решили что-нибудь?

— Ну, нет. Ничего особенного. Сначала, думаю, им было интересно узнать мою позицию. Теперь, что бы я ни сказал, все сразу набрасываются. По правде, я забыл, какие они.

— Какими они тебе кажутся?

— Сердитыми. В глубине души они разозлены. Я чувствую, как во мне тоже поднимается злость. Все, что я могу, удерживать на ней крышку.

— Зачем? Почему не взорваться? Эти трое точно не стесняются.

— Я знаю, но если я сорвусь, будет только хуже. Я пытаюсь доказать им, что я изменился, и обнаруживаю, что испытываю такие же чувства, как раньше. Мне хочется бить лампы, швырять стулья в окно, напиться, или что-то вроде этого.

— Это, должно быть, испытание.

— Я и говорю. Буквально. Все, о чем я могу думать, что это своего рода испытание моей веры.

— Ой, нет. Это может быть испытанием твоего терпения, но не твоей веры в Бога.

Он покачал головой, сложив руки между коленей.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом. Это меня так напрягает, что я могу пукнуть.

Я засмеялась и сменила тему. Мы немного поговорили о чем-то незначительном.

Это сидение в машине напомнило мне свидания в старших классах, где единственной возможностью уединения было оставаться за закрытыми дверями машины какого-нибудь парня. В холодные вечера стекла запотевали, даже если мы только разговаривали. В теплые вечера, как этот, мы сидели с открытыми окнами, настроив приемник на какую-нибудь рок-н-ролльную станцию. Это был Элвис или Битлс, неуклюжие движения и сексуальное напряжение. Я даже сейчас не помню, о чем мы говорили, эти ребята и я. Возможно, ни о чем. Возможно, мы пили ворованное пиво, курили травку и думали о невероятном величии жизни.

— И что еще там происходит? Кроме бесконечных собраний? — спросила я.

Я не могла удержаться, чтобы не вернуться к этой теме, как от расковыривания заусеницы.

Видимо, Гай тоже не мог удержаться, потому что мы оба чувствовали, что будет правильным вернуться к теме снова.

В этот раз он улыбался и его тон казался легче.

— Хорошо было увидеть дом. Я нашел мамины письма и читал их сегодня. Она единственная, о ком я скучал. Остальные ничего не значат.

— Не хочу сказать, что я тебе говорила об этом, но я это предсказывала.

— Я знаю, я знаю. Я думал, что мы сможем сесть, как взрослые, и прояснить старые дела, но этого не случилось. Интересно, это во мне какой-то дефект, потому что, все, что я делаю, оборачивается плохо. Что бы я ни сказал, кажется неправильным, понимаешь? Они смотрят на меня, как будто я говорю на непонятном языке, а потом обмениваются взглядами.

— О, это я знаю. Джек и Беннет все время так делают.

— Это еще ничего, но есть кое-что похуже.

— Что?

— Даже не знаю, как описать. Что-то под поверхностью. Что-то промелькнет, и никто не реагирует, тогда я начинаю сомневаться в своих умственных способностях. Может, я просто дурак, и они тут ни при чем.

— Приведи пример.

— Ну, когда я сказал, что хотел бы дать что-то церкви? Я честно не хочу денег для себя. Серьезно. Но Юбилейная Евангельская церковь спасла мне жизнь, и я хочу чем-то отплатить. По мне, это не кажется неправильным. А ты как думаешь?

— Мне тоже не кажется.

— Я это сказал, и они начали демонстрацию силы. Беннет стал говорить, что это несправедливо. Ты знаешь, как он говорит, немножко напыщенно.

— Наша семья никогда не была религиозной. Папа работал для блага всех нас, а не для выгоды какой-то церкви, о которой он никогда не слышал.

Он сказал это совершенно рациональным тоном, и скоро я начал сомневаться, правильно ли поступаю. Может быть, правы они, а мои ценности ничего не стоят.

— Конечно они правы. Они хотят, чтобы ты отказался от всех требований, тогда они смогут разделить твою долю между собой. Они прекрасно знают, что тебе положена четверть наследства. Что ты с ней сделаешь, их не касается.

— Но как получается, что я становлюсь мишенью для всей их злости?

— Гай, перестань. Не надо. Ты это говоришь уже третий раз. Не надо винить себя. Эти игры явно шли все годы. Наверное, ты из-за этого и ушел. Клянусь, они вели себя так же еще до твоего появления.

— Ты думаешь, я должен уйти?

— Ну конечно, я так думаю. Я все время это повторяю. Ты не должен терпеть их издевательства. Я думаю, тебе надо убраться подальше отсюда, пока есть возможность.