Деннис Лихэйн - В ожидании дождя

— Уэсли.

— Тебя что, дома не кормят? — так же глухо спросил Уэсли, пока Кларенс продолжал громко чавкать.

Я миновал поворот и увидел Ванессу. Она поднималась на ноги, стоя спиной к туннелю, находившемуся в ста пятидесяти ярдах дальше. Посмотрев в ту сторону, я разглядел два силуэта: поменьше, собачий, и побольше, человеческий. Мужчина держал руку возле собачьей морды.

— Уэсли! — проорал я.

Мужчина распрямился. Ванесса развернулась к туннелю. Голос Уэсли в трубке произнес, на сей раз отчетливо и ясно:

— Отличная штука эти свистки для собак, Пат. Мы ни хрена не слышим, а шавки от них с ума сходят.

— Слышь, Уэсли, я…

— Никогда не знаешь, Пат, на чем именно сломается женщина. В эксперименте весь кайф.

Он прервал разговор. Мужчина в туннеле шагнул назад и исчез.

Я поравнялся с Ванессой и, не сбавляя шагу, кинул ей в испуганное лицо:

— Стой где стоишь. Ясно?

Она двинулась было за мной:

— Патрик?

Она схватилась за бедро, скривилась, но попыталась меня догнать.

— Стой где стоишь! — крикнул я, слыша нотки отчаяния в собственном голосе. Я продолжал бежать вперед, полуоборачиваясь к ней на бегу.

— Нет! Что ты…

— Стой, кому сказал, чтоб тебя! — Я швырнул на асфальт перед Ванессой сумку, из которой посыпалось все ее содержимое, в том числе зажим для денег. Ванесса наклонилась его поднять, а я развернулся всем корпусом и заставил себя ускорить бег.

На подступах к туннелю я сбавил скорость. Еще до того, как я увидел Кларенса, у меня в глотке возник и прочно застрял там тягучий едкий ком.

Кларенс, пошатываясь, вынырнул из темноты туннеля. Его обычно печальный собачий взгляд был полон страха и непонимания.

— Иди сюда, — сказал я мягко и упал на колени, чувствуя, как жгучая влага подступает к глазам.

Он сделал еще четыре шага на дрожащих ногах и сел. С трудом разлепляя веки, он все-таки смотрел на меня. Казалось, он пытается что-то у меня спросить.

— Ничего, дружище, ничего, — тихо сказал я. — Не бойся. Не бойся.

Я не позволил себе отвернуться и смотрел на его искаженную болью и недоумением морду.

Он медленно опустил голову, и его вырвало обильной черной жижей.

— О господи. — Хриплый шепот вырвался из моей груди.

Я подполз к нему и дотронулся до его пылающей жаром головы. Он упал на бок и шумно задышал. Я лег рядом с ним. Он не спускал с меня глаз, пока я гладил его ходившие ходуном ребра.

— Эй, Кларенс, — прошептал я, когда его глаза закатились. — Я с тобой, слышишь? Я с тобой.

У него широко раскрылась пасть, как будто он хотел зевнуть, и по его телу от задних лап до головы волной прокатилась судорога.

— Черт, — сказал я, когда он умер. — Черт.

— Я хочу сжечь его заживо, — сказал я Энджи по мобильному. — Хочу раздробить этому сраному психопату коленные чашечки.

— Успокойся.

Я сидел в приемной ветлечебницы, куда по требованию Ванессы мы отвезли Кларенса. Я внес обмякшее мертвое тело и положил его на холодный металлический стол. В глазах Ванессы я прочитал просьбу оставить ее одну и вышел в приемную.

— Я хочу оторвать ему башку и помочиться на его труп.

— Ты говоришь, как Бубба.

— Я и чувствую себя, как Бубба. Я хочу, чтобы он сдох, Эндж. Хочу, чтобы он исчез. Прямо сейчас и навсегда.

— Тогда думай, — сказала она. — Не веди себя как неандерталец. Думай. Где он. Как нам его найти. Я проверила дома из списка. Его нигде…

— Он почтальон, — сказал я.

— Что?

— Он почтальон, — повторил я. — Работает на почте в Бэк-Бей.

— Шутишь? — спросила она.

— Нет. Веттерау жил в Бэк-Бей. Если верить соседке по комнате Карен, она тоже постоянно жила там. Домой приходила только забрать одежду и почту.

— То есть ты думаешь, что свои письма она отправляла…

— От Веттерау. Из Бэк-Бей. Доктор Доу всегда посылал деньги на почтовые адреса в Бэк-Бей. Не важно, кто значился на них адресатом, потому что первым делом они попадали в руки почтальону. Ванесса живет в Бэк-Бей. И у нее вдруг начинают пропадать письма. Мы считали, что этот козел гораздо круче, чем он есть на самом деле. Он вовсе не носится по городу и не перехватывает чужую почту. Он ворует ее прямо на рабочем месте.

— Почтальон, блин… — сказала Энджи.

Дверь в кабинет распахнулась, и я увидел Ванессу. Она стояла, прислонившись к дверному косяку, и слушала, что ей говорит ветеринар.

— Мне пора, — сказал я Энджи. — До скорого.

В приемную деревянной походкой вышла Ванесса. Ее покрытое синяками лицо ничего не выражало.

— Стрихнин, — сказала она. — Он вколол его в кусок вырезки, который скормил Кларенсу. Они считают, что именно этим способом он убил мою собаку.

Я положил было руку ей на плечо, но она ее стряхнула.

— Стрихнин, — повторила она и направилась к выходу. — Он отравил мою собаку.

— Я его поймаю, — сказал я, когда мы вышли на улицу. — Я с ним покончу.

Она остановилась на каменных ступенях и взглянула на меня с безжизненной улыбкой:

— Очень за тебя рада, Патрик, потому что у меня ему забрать больше нечего. Будь добр, в следующий раз, когда будешь с ним разговаривать, передай ему это. Больше у меня ничего не осталось.

— Почтальон, — сказал Бубба.

— Сам подумай, — сказал я. — Мы считаем его чуть ли не всемогущим, а на самом деле он крайне ограничен в средствах. У него был доступ к документам через Диану Борн и Майлза Ловелла плюс к письмам людей, живущих в Бэк-Бей. Он перехватывал почту Карен и Ванессы. Он настаивал, чтобы деньги ему пересылали через почтовые отделения в Бэк-Бей. Это означает, что либо он работает в сортировочном отделе центрального почтамта и в этом случае ему нужно каждую ночь перелопачивать сотни тысяч почтовых отправлений, чтобы найти нужные, либо…

— Это его участок, — сказал Бубба.

Я покачал головой:

— Нет. Тогда ему пришлось бы копаться в письмах у всех на виду. Не катит.

— Он водит почтовый фургон, — сказала Энджи.

Я кивнул:

— Забирает почту из синих почтовых ящиков и сбрасывает в зеленые. [19] Синие почтовые ящики располагаются в малонаселенных районах. Почтовые служащие, производящие выемку писем из них, перекладывают их в зеленые почтовые ящики, откуда письма забирают другие служащие. Ага. Вот мы его и раскусили.

— Ненавижу почтальонов, — сказал Бубба.

— Это потому, что они ненавидят твоих собак, — сказала Энджи.

— Может, пора и собак научить ненавидеть кое-кого из людей, — сказал я.

Бубба покачал головой:

— Блин, он чего, собаку отравил?

Я кивнул:

— Я видел, как умирают люди, но… Это мне всю душу перевернуло.

— Люди не умеют любить так, как собаки, — сказал Бубба. — Черт. Собаки… — Его голос наполнился нежностью, какой я никогда раньше за ним не замечал. — Они только и могут, что любить тебя. Если обращаться с ними по-человечески.