Эд Макбейн - Золушка

— Привет, как дела? — поздоровался он и протянул Стэгу руку.

Они обменялись коротким рукопожатием. Стэг слегка повернул голову и сверху вниз взглянул на фортепиано, как бы любопытствуя, кого это там терзают. Подошедшему официанту заказал «Джонни Уокер» со льдом и снова взглянул на фортепиано.

— Где этот парень учился играть? — спросил он у Джимми.

— Похоже, что в Сан-Квентине, — ответил тот.

— Да, похоже, — согласился Стэг. — Они тут все переделали. Раньше этот кабак вроде бы назывался «У Франко»?

— Вроде бы.

— Да, именно так. «У Франко». А теперь это «Желтая птица», хм.

— Да.

— Большая разница — «У Франко» или «Желтая птица».

— Да.

Официант принес два виски со льдом и поставил на стол.

— Я же заказывал одну порцию, — сказал ему Стэг.

— Вторая от заведения, сэр.

— Если бы я знал, заказал бы что подороже.

— В следующий раз, сэр, — улыбнулся официант и отошел от них.

— Они должны предупреждать, что подают две вместо одной, — сказал Стэг. — Чтобы дать вам шанс заказать пойло получше.

— Нынче никого ни о чем не предупреждают, — отозвался Джимми.

— Да, в этом вонючем мире все пошло к такой-то матери. — Стэг глотнул виски. — Террористы и прочая сволочь. А что у тебя случилось?

— Ищу кое-кого, — отвечал Джимми. — Девку, которая свистнула у моего брата часы.

— Ну, тогда о'кей. Когда ты сказал, что ищешь кого-то, я сначала удивился, зачем ты обратился ко мне, разве у меня бюро по розыску пропавших без вести? Но раз ты объяснил, что у твоего брата украли часы, тогда другое дело.

Стэг вынул из внутреннего кармана белого пиджака блокнот и карандаш.

— Что за часы? — спросил он.

— Золотой «Ролекс». За них заплачено восемь кусков у Тиффани в Нью-Йорке.

— Стоящие часики.

— Чистое золото, браслет и все такое. Восемь кусков у Тиффани, — повторил Джимми.

— Да-а, восемь кусков не пустяк.

— Мой брат готов убить ее за эти часы.

— Попробуем сначала найти часы, а потом уж поглядим, захочет ли он ее убивать, если получит назад свой «Ролекс». Многие говорят, что готовы убить, а на самом деле просто хотят вернуть свое добро. Дай мне время порасспросить кого надо, посмотрим, что я могу сделать, идет?

— На задней крышке часов его инициалы, — сказал Джимми.

— Отлично, спасибо, что сообщил мне это. Какие у него инициалы?

— Д. Л. Дэвид Ларкин.

Стэг записал инициалы и спросил:

— На Трейл есть вывеска «Суда Ларкина». Это случайно не твой брат?

— Да, это и есть мой брат.

— Ну что ж, он себе может позволить часы за восемь тысяч. Он что, переменил фамилию? Вроде бы ваша фамилия Ларгура.

— Это я переменил фамилию. — Джимми усмехнулся.

— Я тоже, — сказал Стэг. — Моя фамилия Стаджоне, по-итальянски значит «время года». Я переменил ее на Стэг. Это звучит лучше. Стэг, а не Стаджоне. Гарри Стэг. Мне это нравится гораздо больше, чем Гарри Стаджоне, а тебе? — Он подмигнул Джимми и добавил: — Что ты имеешь в виду насчет перемены твоей фамилии? Ты переменил Ларкин на Ларгура?

— Ага, я хотел иметь итальянское имя.

Мэтью посадил Джоанну к себе в машину в семь часов.

Сьюзен возле дома не было.

В машине он спросил как мог небрежнее:

— Мама ушла с Питером?

— Да, — ответила Джоанна.

Питер Надоеда.

Мэтью ощутил внезапную вспышку ревности к Питеру Надоеде, урожденному Питеру Нельсону Ротману, который занимал столь важное место в жизни Сьюзен в последние… сколько там? Два, три месяца? Конечно, Мэтью это не касается. Она ему больше не жена, она бывшая жена, экс-супруга. Но в общем-то, ситуация не слишком пристойная, поскольку его четырнадцатилетняя дочь придет к естественному выводу, что если свидание ее матери с Питером дает возможность ей, Джоанне, провести ночь в доме у отца, то, значит, мать может провести ночь в доме у Питера.

И тем не менее это не его дело.

У нас свободная страна, женщина сама выбирает, с кем ей провести время…

И все-таки непонятно, как она могла поступить так после…

Хватит.

Она не на привязи и имеет право…

Но черт побери, ведь только она…

Хватит, ко всем чертям!

И тем не менее что было, то было. Именно она устроила, вернее, подстроила их совместный уик-энд. Сказала Джоанне, что сама позвонит ему и все объяснит про поездку на Палм-Бич, но и не думала звонить, вместо этого ждала, когда он придет в дом в пятницу вечером, свежая и привлекательная вышла к нему прямо из-под душа и выглядела так соблазнительно. О, неужели Джоанна тебе не звонила? Она же обещала! Ну, раз так вышло, заберемся вместе в постель, о'кей?

А сегодня она собралась на свидание к Питеру Надоеде.

Тому самому, который однажды сказал Мэтью, что обыграет его в теннис при любых обстоятельствах.

— Мы можем сделать даже так, — предложил Питер. — Ты посылаешь мяч куда хочешь, в любую точку корта, а я возвращаю его на то место, где ты стоишь. И все равно я тебя побью.

Мэтью разозлился.

Сказал Питеру, что больше никогда не станет с ним играть, и ушел с корта.

Но это не причина для того, чтобы она не могла пойти на свидание к Питеру. Это просто…

Ладно, к черту!

В самом деле, это же смешно.

— Значит, ты можешь переночевать у меня? — спросил он Джоанну.

— Нет, мама вернется домой рано, — ответила она.

Мэтью с трудом удержался от улыбки.

Бог ты мой, да он, кажется, влюбился в собственную жену.

Во время обеда Джоанна была необычайно молчалива.

Мэтью достаточно хорошо знал свою дочь, чтобы приставать к ней с расспросами, когда у нее было мрачное или задумчивое настроение. Он просто ждал, пока это пройдет, пока она сама не расскажет, что ее беспокоит или огорчает. Обычно Джоанна так и делала. Но сегодня вечером, по-видимому, не собиралась откровенничать.

Она попросила заказать ей суп с моллюсками и крабовый коктейль. Себе он заказал устрицы на половинках раковин и отварное филе меч-рыбы. Это было в семь тридцать. Прошел час, и за это время Мэтью услышал от дочери не больше трех дюжин слов.

— Можно попросить несколько ломтиков лимона?

Потом:

— У меня грязная вилка.

Потом:

— Можно мне немного белого вина или их это слишком шокирует?

— Передай, пожалуйста, соль.

Кофе они пили уже в полном молчании.

Мэтью решил изменить своему основному правилу и спросил:

— Что-нибудь не так?

— Все в порядке.

— Ты молчишь почти весь вечер.

— Я просто устала, — объяснила Джоанна. — Слишком много солнца. Я весь день провела на пляже.

— Ты уверена, что ни о чем не хочешь мне рассказать?

— Ни о чем.

— Тебе было хорошо на Палм-Бич?

— Да.

Джоанна снова умолкла.

— В чем дело, Джоанна?

— Какое дело?

— Какое бы то ни было.

— Ни в чем.

— Но я же вижу…

— О'кей, ты хочешь знать, в чем дело?