Линкольн Чайлд - Злая река

Ищет ли его кто-нибудь? После смерти брата Смитбек жил без семьи, без подруги. Он так часто переезжал с места на место, не извещая друзей, что его исчезновение их не встревожит. Оставался Краски — он единственный обратит внимание на отсутствие Смитбека и, вероятно, решит, что его репортер отлынивает от работы.

Одно радовало: они не собираются его убивать, по крайней мере сейчас. И это вызывало вопрос: а чего они хотят от него?

С осознанием этого его мысли — насколько позволяла невыносимая головная боль — обратились к событиям, которые привели к его нынешнему положению. Его подставил этот сукин сын из ландшафтной компании. Наверное, Смитбеку следовало предвидеть такое развитие событий. Но он, как обычно, слишком жаждал заполучить свою историю.

Теперь история у него была, ну да, если только удастся выбраться отсюда живым.

Его испанский был довольно убогим, и Смитбек понимал лишь часть громких разговоров, происходивших за запертой дверью его камеры. Насколько он смог разобрать, его держали пленником в одном из неиспользуемых подсобных помещений tienda guatemalteca [42] Гватемальский магазин (исп.) . , мимо которого они проехали, прежде чем свернуть в проулок. Он слышал только два мужских голоса. Иногда эти двое грубо смеялись, отпускали похабные шутки и хвастались своими подвигами. Они разговаривали о некоем солидном вознаграждении от кого-то за что-то. Он слышал много разговоров про наркотики, стрельбу и контрабанду. Один или два раза, как ему показалось, упомянули о нем. Но в основном они, похоже, ждали возвращения босса. Человека, которого они называли El Engreído.

Engreído. Смитбек задумался над этим словом и решил, что фигурально это слово значит «самодовольный». В буквальном же смысле оно означало «бахвал» и, вероятно, было прозвищем. Он спросил себя, что с ним произойдет, когда вернется этот Бахвал.

И словно в ответ на его мысли, за дверью его импровизированной камеры раздался шум. Смитбек услышал два знакомых голоса. Потом к ним присоединился третий: более медленный, более низкий, полный властности.

Смитбек инстинктивно подался назад и прижался спиной к самой дальней от двери стене. «Проклятье!»

Долго ждать ему не пришлось. После нескольких секунд возни с замком дверь открылась. На сей раз обошлось без дробовика — в нем не было нужды. В дверях появилась гигантская фигура татуированного человека, того самого, который вырубил его одним ударом.

Увидев Смитбека, человек ухмыльнулся и вошел в кладовку.

— Flaco, cierra la maldita puerta [43] Флако, закрой эту чертову дверь (исп.) . , — сказал он через плечо.

Дверь за ним закрылась, и секунду спустя в камере впервые после того, как Смитбек пришел в себя, загорелась лампочка в проволочном каркасе. В свете лампы человек казался еще крупнее, чем выглядел в проулке. У него была бритая голова, а сзади шею охватывало толстое кольцо жира, больше похожее на мышцы, если это вообще возможно. Майка на нем была растянута мощной грудью, обе руки покрыты татуировками от плеча до запястья. Смит со страхом заметил среди прочих татуировок «П» и «Н» — буквы, которые стали слишком хорошо ему знакомы.

Бахвал подтянул к матрасу Смитбека деревянный поддон с финиковым лимонадом, стоявший в углу. Хотя поддон предназначался для дюжины ящиков лимонада, гигант передвинул его с такой легкостью, будто это была коробка из-под обуви. Он уселся на поддон и посмотрел на Смитбека:

— Чуток бо-бо, chiquito? [44] Малыш (исп.) .

Смитбек понял, что невольно прикрывает ушибленный висок, и тут же опустил руку.

— Так это ты, значит, размахивал фотографиями в городе и задавал вопросы, как нас татуируют.

— Я… — начал было Смитбек, но Бахвал повысил голос и заглушил его:

— Я знаю, кто ты. Ты — Роджер Смитбек. Смит-бек. Репортер.

На мгновение к страху примешалось любопытство: откуда громиле об этом известно? Ну конечно, они забрали его бумажник и посмотрели водительское удостоверение. Остальное погуглили.

— Но ты далеко от дома, Смитбек. Что ты делаешь так далеко от Майами? И почему спрашивал про «Пантер»?

Английский этого человека был очень хорош. Смитбек проглотил слюну, изо всех сил стараясь помнить о кодексе журналистской чести, который яростно отстаивал его отец, издатель газеты. «Что бы сделал в такой ситуации Эрни Пайл?» [45] Эрнест Тейлор Пайл (1900–1945) — американский журналист, лауреат Пулицеровской премии. Широкое признание получил за статьи о простых людях американского села и позднее — об американских солдатах во время Второй мировой войны. — спрашивал он всегда в трудные моменты.

— Если вам известно, что я репортер, — сказал Смитбек, — то вы понимаете, что задавать вопросы — мое занятие. Я…

Бахвал заткнул ему рот, подняв указательный палец.

— Вопросы здесь задаю я. И ты — ты больше не репортер. Ты собачье говно на моей подошве. — Он помолчал, задумчиво глядя на Смитбека. — Есть с этим проблемы, mierda de perro? [46] Собачье говно (исп.) .

Журналистская честь была здесь ни при чем, так что у Смитбека с этим проблем не было.

Бахвал кивнул:

— Думаю, я бы хотел стать репортером. Ездишь повсюду, суешь свой нос куда не следует. Говоришь с копами, с прохожими, знаешь в два раза больше, чем кто-либо другой. Задаешь любые вопросы, какие придут в голову, даже если ты к этому не имеешь никакого отношения. — Он помолчал, изображая процесс мышления. — И если бы я был маленьким репортером — и, может быть, узнал что-то такое, чего не должен знать, — я мог бы задавать еще больше вопросов. Например, про «Пантер». И все будут думать, что я просто делаю свою работу.

Неожиданно стремительная, как жало гадюки, огромная рука человека ухватила Смитбека за ворот и потащила его с матраса. Смитбек вскрикнул от боли и удивления.

— Так что происходит, chiquito? — спросил Бахвал убийственно угрожающим шелковым голосом. — Я знаю, ты хочешь мне сказать. Ты бы не носился тут, как со скипидаром в жопе, не вынюхивал бы днем и ночью, если бы не знал чего-то. Что пошло не так на стрелке? Где они, las mulas? Что за история со всеми этими грузовиками?

Пока кулак сжимался все крепче, мозг Смитбека быстро работал, но с его губ сорвался только детский лепет:

— О чем вы говорите? Какие мулы? Какие грузовики?

— Не корчи из себя дурака. Большие грузовики, правительственные. В них полно товара? Моего товара? — Он сделал паузу. — Кое-что запаздывает, мой друг-журналист. Очень, очень большое. Очень, очень запаздывает. Это злит моих hombres [47] Люди (исп.) . . Это злит моего jefe [48] Шеф (исп.) . .

Последовало мгновение тишины. Потом, еще сильнее сжав в кулаке его воротник, гигант поднял Смитбека над полом. Крякнув от усилия, он всадил другой кулак в живот Смитбеку, подвешенному над матрасом. Жуткая боль пронзила чрево репортера. Его тело инстинктивно попыталось свернуться в позу эмбриона, но, поскольку он был подвешен за воротник, его колени только дернулись: один раз, два. Бахвал нанес ему еще один страшный удар в живот и бросил на матрас.