Линкольн Чайлд - Злая река

— Вы тоже с нами, агент Колдмун? — спросила она.

Колдмун попятился с выражением ужаса на лице:

— Нет, спасибо. Корабли, море — это не для меня. Я вырос в двух тысячах миль от океана.

Она испытала облегчение. Единственное, что было хуже человека, блюющего с правого борта, это еще один человек, блюющий с левого борта.

После разговора по телефону Пендергаст вернулся в лабораторию. К удивлению Колдмуна, он совершенно переменился: на его лице было написано нетерпение. Он поклонился океанографу, сказал, что увидит ее завтра в пять на пристани, и они ушли.

Пендергаст зашагал вперед так быстро, что Колдмун с трудом поспевал за ним.

— Патологоанатом смогла идентифицировать одну из жертв, — сказал Пендергаст. — Или как минимум свести вероятность к двум людям.

— Идентифицировать — имеется в виду по имени?

— Да. Обрубок, как было доказано, принадлежит одной из двух сестер: либо Рамоне Озорио Иксквийяк тридцати пяти лет, либо ее сестре Мартине тридцати трех лет. Обе родились в Сан-Мигеле — в том самом гватемальском городишке, откуда взялось кольцо на палец ноги.

— И как им, черт побери, удалось ее идентифицировать?

— По коммерческому генеалогическому сайту. Большая семья Иксквийяк имеет двух родственников в Штатах, ДНК которых есть в базе данных генетического тестирования. Используя ту же методику, что применяется для идентификации убийц в глухих делах, Кроссли смогла определить, что обрубок ноги принадлежит одной из двух сестер. Блестящая работа.

— А сестры — где они теперь? Исчезли?

Пендергаст не сбавлял быстрого шага по этой безжалостной жаре.

— Нам известно только, что они родились в Сан-Мигеле и что у нас есть одна из их ног. Ничего между этими фактами нам не известно. Вы сможете узнать гораздо больше, когда прибудете в Сан-Мигель.

— Постойте, — сказал Колдмун и остановился. — Когда я прибуду в Сан-Мигель? Вы это о чем?

— Вы улетаете завтра утром.

— Нет, погодите. Я приехал сюда для того, чтобы расследовать дело вместе с вами. Но не для того, чтобы летать в Гватемалу. Ни за что… ни за что, черт побери!

— По вашему досье вы идеально подходите. Вы бегло говорите по-испански. Вы бывали в Гватемале прежде, и вы проехали всю Центральную Америку. Вы коренной американец.

— Да. Только я лакота, а не майя! Или для вас все индейцы на одно лицо?

— Должен признать, вы не похожи на майя.

— Не похож. И на Панчо Вилью [39] Панчо Вилья — один из революционных генералов и лидеров крестьянских повстанцев во время Мексиканской революции 1910–1917 гг. не похож. — Колдмун помолчал. — Постойте-ка. Так это и было вашим планом с самого начала?

— Уверяю вас, я…

— Ну, теперь понятно. Рано или поздно в этом расследовании кто-то должен был под прикрытием слетать в Центральную Америку, и, когда вы это поняли, вам в голову пришло мое имя. Как по волшебству.

— Агент Колдмун, вы заблуждаетесь на мой счет! Обрубки, которые мы расследуем, находятся здесь, а не в Гватемале. Но данные ДНК, кольцо на пальце ноги, а теперь и фактическое имя — слишком многое указывает на Гватемалу, мы не можем это игнорировать.

Колдмун не ответил.

— Я бы поехал туда сам. Но вы подумайте, как бы я там выделялся. Вы — логический выбор для этого маленького путешествия. — Пендергаст помолчал, и на его лице появилась слабая улыбка. — Или вы предпочтете пуститься со мной в плавание?

Колдмун сглотнул. Вкуса вчерашнего моря ему вполне хватило.

Пендергаст непривычным для себя жестом положил руку на плечо Колдмуна и чуть-чуть сжал его.

— Спасибо, напарник. Я оценил ваш поступок.

Колдмун стоял в главной комнате «жилой части для прислуги» Мортлах-хауса (он снова не сдержал улыбку, вспомнив это словосочетание) и смотрел на открытую сумку и одежду, лежащую на кровати. Черт побери, он только-только распаковал вещи, и вот приходится снова упаковываться. Ко всему прочему он направляется в Гватемалу, именно туда из всех возможных мест. Он бывал там. Красивая страна, замечательный народ, но живется там трудно, и ему не особо хотелось туда возвращаться, в особенности под прикрытием с целью выяснить, как женщина с улиц Сан-Мигеля оказалась в водах Флоридского залива или хотя бы как там оказался обрубок ее ноги. Никто не мог знать, какого рода хмунга [40] На языке лакота — тайна, вызывающая опасения. ждет его в Гватемале.

Колдмун пробормотал проклятие. Подумать только, ведь он мог бы выздоравливать на Айламораде, попивать «Корону» и смотреть, как за ржавеющей рыбацкой лодчонкой заходит солнце. Но тут появился Пендергаст и помахал у него перед носом таким лакомым дельцем — знал, что Колдмун не сможет противиться.

Он поднял футболку с кровати и с отвращением швырнул ее в сумку. Вспоминая их разговор, он испытывал тайное подозрение, что Пендергаст с самого начала знал: Колдмун будет настаивать на равноправном партнерстве в расследовании. Пендергаст манипулировал им. Оглядываясь назад, он должен был вспомнить, что сказал ему однажды дедушка Джо: «Держи рот на замке и позволь бледнолицему говорить самому, а потом скажи „нет“». В данном случае слово «бледнолицый» было настолько точным, что его трудно было счесть оскорбительным.

С другой стороны, дело было такое лакомое — уж точно самое необъяснимое из всех, в каких он участвовал. И самое громкое. Если бы дельце удалось успешно раскрутить, это не помешало бы его карьере… совсем не помешало бы.

Колдмун лениво размышлял о том, куда делся «бледнолицый». Время приближалось к двенадцати ночи, а Пендергаст не казался человеком, который может допоздна ошиваться в барах и ресторанах. Кстати, куда делась Констанс, он тоже не знал. Ее не было в библиотеке, когда он спускался в кухню в десять часов выпить рутбира [41] Рутбир (или корневое пиво) — газированный напиток, обычно изготовленный из коры дерева сассафрас. , а из-под ее двери не было видно света, когда он возвращался наверх, в жилую часть для прислуги. Возможно, они уехали куда-то вместе.

Только теперь Колдмун понял, что неосознанно, но вполне намеренно искал этот свет под ее дверью.

Он снова подумал, что же такое может скрываться за этим словечком — «подопечная». Не происходит ли что-то между этими двумя? Колдмуну приходилось в свое время видеть странные отношения, но эти были самыми странными из всех странных. Он не думал, что этих двоих соединяет романтическое чувство, хотя Констанс была чертовски хороша, несмотря на ее чопорные одеяния. Когда Пендергаст и Констанс взаимодействовали, Колдмун почти чувствовал запах озона в воздухе, как перед грозой.

Он никогда не встречал никого похожего на нее: такая уверенная, сдержанная, циничная, знающая, остроумная… и в то же время, по его ощущениям, надломленная на каком-то базовом уровне. Но надломленная или нет, на хрупкую женщину она ничуть не походила: Колдмун чувствовал в ней хладнокровие, способность к насильственным действиям. Она напоминала ему крупную кошку, пантеру или тигрицу: клыки улыбаются тебе, а глаза не отрываются от твоего горла.