Такэси Сиота - Голос греха

Пока варилась лапша, хозяин начал жарить рис — ни одного лишнего движения. В зависимости от заказа последовательность действий могла быть разной, но в целом порядок приготовления блюд был традиционным, обыденным.

Сидящий рядом Акуцу задумчиво разглядывал что-то внутри стойки.

Сначала хозяин подал рамэн со вкусом соевого соуса. Блюдо оказалось самым обычным, ничего особенного. А вот хорошо обжаренный тяхан был выше всяких похвал. Жаловавшийся на голод Акуцу мигом всё проглотил, а затем с удовлетворённым видом выпил стакан воды.

— Понравилось? — посмотрев на опустевшие тарелки, с улыбкой поинтересовался хозяин.

— Тяхан — это что-то с чем-то! — произнёс Акуцу.

— Да, многие гости только его и заказывают, — с гордостью ответил хозяин. — Вы из Кансая?

— Да, из Осаки и Киото.

— Давно не бывал в тех краях… Хорошие города.

— А вы давно здесь работаете?

— Уже тридцать пять лет.

— Ничего себе…

Разговор начал Акуцу, так что Тосия только сидел и поддакивал. Похоже, хозяин легко сходился с людьми, благодаря чему, возможно, ресторан и просуществовал столько времени.

— Командировка прошла успешно?

— Ещё остались кое-какие дела.

— Допоздна вы работаете… Сочувствую.

— Между прочим, сюда мы тоже по делу зашли.

— Что?

Акуцу решительно перешёл к главному, не давая хозяину ресторана прийти в себя.

— Я хотел бы расспросить вас об Иноуэ Соитиро.

Улыбка сползла с лица хозяина. Не сказав ни слова, он начал мыть посуду. Тосия был уверен, что они не промахнулись, но было непонятно, как найти подход к хозяину, чьё поведение резко поменялось.

— Соитиро-сан в этом ресторане?

— Платить не надо, уходите, пожалуйста.

Акуцу положил на стойку перед хозяином, которому некуда было отступать, свою визитку.

— Меня зовут Акуцу, я из газеты «Дайнити».

Лицо у хозяина застыло, и на нём появилось испуганное выражение. Похоже, он был близко знаком с Соитиро.

Акуцу объяснил, что собирает материал по делу «Гин-Ман», что ему уже известно о преступной группировке и что он пересекался с одним из её членов, — короче, рассказал, как они здесь оказались.

— Что бы вы тут ни говорили, откуда мне знать, кто вы такие? Визиток можно сколько угодно напечатать.

— Ну, можете позвонить в редакцию и убедиться.

— Может, у вас там напарник и вы с ним договорились, чтобы он поднял трубку, вот и все дела…

— Номер телефона на визитке и на домашней страничке газеты в интернете совпадают. Можете убедиться.

— А с чего вы вообще решили искать Соитиро?

— Мы считаем, что это дело не должно оставаться нераскрытым. Без Соитиро-сана, одной из главных жертв, невозможно рассказывать про это преступление. Кроме того…

— Даже если он сам не желает про это говорить?

— Мы приложим максимум усилий, чтобы гарантировать его приватность. Нам бы только раз с ним встретиться… Речь ведь идёт не только о пострадавших компаниях, а обо всём народе.

— Мне до этого нет никакого дела, — отрезал хозяин, пристукнув по разделочному столу. — Можете разглагольствовать сколько угодно. Прошлое лучше всего оставить в прошлом.

— Оставить в прошлом — значит забыть?

— Не желаю слушать пустые доводы!

— Бремя, которое несёт на своих плечах Соитиро-сан; не слишком ли оно тяжело для одного человека?

— Не болтайте, будто что-то понимаете!

— Так и вы говорите, будто понимаете… Только Иноуэ — вернее, Икусима Соитиро — может говорить о пережитом.

Тосия сидел в напряжении, наблюдая за тем, как Акуцу сердито препирается с хозяином ресторана.

— Поэтому мы и хотим поговорить с ним. Играя в «сломанный телефон», правды не добьёшься. Когда он безвинно оказался вовлечённым в преступление, в неслыханное преступление, когда столкнулся с болезненными изъянами общества, разве мы постарались облегчить его страдания? Каждый из нас в ответе за это. Нужно связать всё воедино, а чтобы это сделать, нужны слова.

Речь взбудораженного журналиста стала сложнее. Хозяин ресторана стоял, не поднимая на него глаз.

— Вам известно, какой путь проделал Соитиро-сан? А если известно, разве не хотите, чтобы он смог хотя бы повидаться со своей матерью? — глухо спросил Акуцу, и глаза его слегка увлажнились.

Такая искренность тронула Тосию. Он вспомнил слова Акуцу, когда тот пришёл в его ателье. Уж не встречу ли Соитиро с матерью имел тот в виду, когда говорил о «будущем»?

Он всё время размышлял над этим. О преступлении, об обществе и, наконец, о жертвах. Акуцу — до глубины души добрый человек, подумал Тосия.

— А мать Соитиро жива?

— Не знаю, но если жива, то я намерен её найти.

— Хм…

Глядя на потерявшего дар речи хозяина ресторана, Тосия ещё раз подумал, насколько же хороший человек этот Акуцу. Ему стало стыдно за то, что он продолжал оставаться сторонним наблюдателем, и его охватило острое желание дать волю своим чувствам. Он тоже мог помочь вернуть Икусиме Соитиро его жизнь. Тосия перехватил взгляд хозяина ресторана и произнёс:

— В августе я нашёл у себя дома кассету и тетрадь. В тетради излагался план дела «Гин-Ман», написанный моим дядей. Преступником, с которым встречался Акуцу-сан, был мой дядя.

У хозяина забегаловки от неожиданности открылся рот. Даже на лице Акуцу застыло удивлённое выражение.

— Дядя составил план по просьбе своего старого приятеля Хидэки, отца Соитиро. Вот такая предыстория. На найденной кассете был записан мой голос. Тот самый голос, которым озвучивали угрозы. Я и Соитиро-сан являемся и жертвами и родственниками преступников.

Хозяин ресторана стоял, плотно сжав губы. Сидевший по соседству Акуцу ткнул пальцем под стойку.

— Думаю, там, на нижней полке, в шкафу для продовольствия, у вас стоит магнитофон.

— Ну… Ну да, стоит.

— Кассету на нём можно послушать?

— Ну, можно.

Тосия вспомнил звуки песни, которые они услышали перед тем, как войти. Вот почему Акуцу всё рассматривал стойку, пока хозяин готовил им еду. Журналист вопросительно посмотрел на Тосию, и тот кивнул, давая своё согласие. Акуцу достал из рабочей сумки пакет с кассетой.

— Это кассета, отыскавшаяся в доме господина Сонэ.

Хозяин вставил кассету в магнитофон, стоящий внизу полки, и нажал кнопку воспроизведения.

Раздался щелчок, и на заднем плане послышался шум. Начался разговор между отцом и хозяйкой бара. Потом запись на секунду прервалась, и послышался детский голосок, его голос, поющий песню:

— «Я, я засмеюсь…»

Хозяин прикрыл глаза и произнёс: «Это Кадзами Синго». Незамысловатое, трогательное исполнение. Когда оно закончилось, звуки аплодисментов и бубна стали громче, потом запись снова прервалась. В наступившей тишине два человека, слушавшие кассету впервые, превратились в слух. Опять послышался неприятный треск.