Григорий Шепелев - Улус Джучи

– Мир вам, сёстры, – сказала Аля, усевшись, – я очень рада вас видеть.

– Ты принесла мировик? – крепенько взяла Пастухова бешеного быка за рога, – давай-ка его сюда! Мы тоже хотим стать миролюбивыми.

Две её собутыльницы закивали будто воинственность тяготила их чрезвычайно. Аля смутилась до красноты созревшего помидора. К ней подошёл смазливый официантик, и она стала размышлять вслух, чего бы ей жахнуть – джину, коньяку или водки.

– Коньяк – маньяк, – предостерегла Троянская, – джинн – волшебник, а водка – ведьма. Тебе нужна вся эта компания?

Алевтина очень встревожилась и велела официанту подать ей чашечку кофе с парочкой сэндвичей. А потом ответила на вопрос грозной Пастуховой:

– Не принесла! Я его сама нечаянно съела.

– Ты поступила очень нехорошо, – заметила Рита, – видимо, ты – воинственная и злобная эгоистка.

На глазах Али блеснули слёзы. Но, видя перед собой пример теледивы, которая в этот миг отметала суровое обвинение в идиотстве, выдвинутое известным поэтом, она взяла себя в руки.

– Я не могу с этим согласиться! Не эгоистка я, просто мировик обладает очень большой притягательностью. Вот я и не устояла перед его волшебством! Но если вы так хотите стать мирными, то поедемте вместе на эту дачу. Там стоит сорок банок с этим мировиком и прочими изумительными грибами!

– А почему бы и нет? – пожала плечами Ленка Троянская, – я поеду. Где расположена эта дача? Кто на ней обитает?

– Леночка, я уже сто раз тебе говорила: Миша и его братья. А ехать надо по Киевскому шоссе, двадцать километров.

– И сколько у Миши братьев? – спросила Рита, прикуривая.

– Два брата.

– Я правильно понимаю, что они просто себя называют братьями, как сектанты?

– Господи, Ритка, какая же ты тупая! Я ведь уже сто раз тебе объяснила, что они – братья, так как у них один общий папа! Имя ему – Сварог!

Тут официант принёс кофе с сэндвичами. Как только он отошёл, Юля Пастухова переспросила:

– Сварог?

– Это самый древний славянский бог, – пояснила Рита, опасливо поглядев на попа, который сидел за соседним столом и ел ветчину, – кстати, людоед. Ему приносили в жертву людей. Тут, кажется, пахнет очень тяжёлой психиатрией. Алечка, ты на даче провела сутки?

– Тридцать часов, – уточнила Аля, желая устранить запах тяжёлой психиатрии, – я ведь приехала в понедельник.

– Всё это время ты там жрала мировик?

– Это вы здесь жрёте, а я там ела!

– Тебе что-нибудь кололи?

– Перестань делать из меня дуру! Я никому не позволю себя колоть.

– А сколько мировиков ты взяла в Москву?

– В Москву я взяла два мировика. Они были маленькие.

– Конкретно эти грибы на тебя подействовали?

– Отстань, – огрызнулась Аля и принялась за еду. Три её подруги переглянулись. На синеглазом лице Елены Троянской леденел скепсис.

– При чём здесь славянский бог? – спросила она, – я не понимаю.

– Этой овце объяснили, что надо верить в Сварога, поскольку он – бог славян, которые были миролюбивыми, так как ели гриб-мировик, – ответила Рита, сбивая пепел, – она каким-то непостижимым образом пропиталась этой … до мозга костей! Не иначе, ей что-то психотропное в грибы сыпали.

– Овца – ты, – отозвалась Аля с набитым ртом, – да, я – за Сварога. Против жидов.

Это прозвучало, как удар грома. Но Рита вновь нашла объяснение.

– Понимаю. Они заметили, что она Мандельштама не очень любит, и начали ей втирать шаблонный набор про еврейский заговор, мировое правительство, принадлежность Христа к славянскому племени. Алевтина, ты подтверждаешь мои слова?

– Я могу открыть вам большой секрет, – ушла от ответа Аля, сделав пару глотков из чашки, – поэзия – это луч, который Сварог направил на Землю, дабы её умиротворить. И если поэзия не способствует миру, то это, значит, и не поэзия никакая, а вредоносная иудейская болтовня!

– Да ты идиотка, – вошла во гнев Пастухова, – поэзия выше мира, выше войны! Она никогда никому не служит. Солнце на небе – не для того, чтобы твоя жопа на пляже приобретала красивый цвет. Оно – компонент Вселенной, которая как-нибудь обойдётся без красоты твоей задницы. А поэзия – это душа Мироздания, и нельзя её превращать во что-то другое, как это делают футуристы и им подобные. Если ты бьёшь ногой по Земному шару как по мячу, он может пойти навстречу твоей фантазии, только чем это кончится? Выполняя заказ правительства, Маяковский издеванулся над суицидом Есенина, а потом застрелился сам!

– Ори сколько хочешь! – стукнула Аля кулаком по столу, привлекая внимание окружающих, – а я ела гриб-мировик! Меня твои вопли не спровоцируют на агрессию, мне Сварог дал силу и мудрость!

– Разве славяне ни разу не воевали ни с кем? – спросила Троянская, наполняя вином бокал. Аля торжествующе закивала:

– Да, разумеется, воевали, но в мирных целях! Иногда надо повоевать маленечко, дабы предотвратить большую войну. Уж лучше пролить маленькое озеро крови, чем океан! Согласись.

– Мне трудно с тобою не согласиться, ибо я много часов подряд глядела на океан, когда проходила лётную практику, – согласилась Ленка, – короче, ты меня убедила. Когда мы едем на дачу?

– Поехали завтра утром. Ночую я у тебя. Замётано?

– Будь я проклята, если нет!

Дроздова и Пастухова в этот момент глядели на сцену. И не случайно. Телезвезда сползала с неё, раздавленная вопросом авторитетного критика, не был ли Константин Петрович Победоносцев ярым антисемитом, о чём свидетельствуют такие-то и такие-то документы. Вопрос её не смутил бы, если бы она вдруг не заметила, что в зал входит со своей тросточкой Николай Абрамович Епифанцев, друг и советник главного спонсора презентации книги. Вслед за писательницей покинул сцену историк Николай Хариков. Ему тоже внезапно сделалось плохо от духоты. Под аплодисменты – впрочем, довольно жидкие, к микрофону вышел издатель. Он поблагодарил автора, выразил восторг спонсору, обозначил дружескую симпатию к публике и прибавил:

– Спешу сообщить, друзья, что в зале присутствует лауреат конкурса «Ночь поэзии в облаке Андромеды», каковой конкурс был также организован нашим дорогим спонсором, Михаилом Борисовичем! Приветствуйте – Юлия Пастухова!

– Ура! Ура! – заорала Аля, дабы установить с Пастуховой мир, и что было силы зааплодировала. Все в зале, кроме телезвезды, которую два десятка её друзей отпаивали шампанским, последовали примеру рыжей охотницы. Николай Абрамович помахал всем так, будто он был сам Михаил Борисович. После этого он подсел к Юльке Пастуховой, сначала поцеловав трёх её подруг, а Риту ещё ущипнув за задницу. Но издатель никак всё не успокаивался.

– Друзья, давайте попросим Юлечку Пастухову прочесть нам пару стихотворений, – предложил он, – Юлечка, прошу вас на сцену! Доставьте нам удовольствие, Андромеда вы наша! Заставьте нас пять минут летать среди звёзд!