Григорий Шепелев - Улус Джучи

– Что это нам даст? – махнула рукой Малявка, – ведь на окошках – решётки, за дверью – Хорс. Надо нам подумать, как всех тут перехитрить!

– Хитри не хитри, а если мы угодили в лапы твоих врагов – живыми не будем, – вздохнула Аля, – скоро они начнут тебя подвергать чудовищным пыткам, чтобы узнать твой секрет. Тебе так и не пришло на ум, какой именно секрет они хотят выведать?

– Нет, не знаю! Это имеет какое-то отношение к моей детской мечте об археологии. Но ведь я не сделалась археологом! Никогда не участвовала в раскопках! Я – архивист.

Ленка заметалась из угла в угол.

– Это всё крайне странно, – произнесла она, стуча каблучками, – но для меня, как и для Цветаевой, крайность – это не только конец познанного мира, но и начало непознанного. А ещё для меня, как и для неё, нет такой стены: живой – мёртвый, был – есть. Алечка Абрамова! Ты опять была неправа.

– Очень хорошо, – отозвалась Аля, сидя на тренажёре, – теперь заткнись и дай мне подумать. Кроме меня, этим заниматься здесь не способен никто.

Но Ленка не успокоилась. Продолжала:

– Мне хочется совершить суицид из-за миролюбия вовсе не потому, что я – богиня войны, Афина Паллада, а потому, что я – богиня поэзии, вопреки твоему хотению. Ведь Цветаева совершила самоубийство как раз из-за миролюбия.

– Это как? – голосом гниющей бледной поганки осведомилась Малявка, чтобы отвлечься от грустных мыслей.

– Да просто всё! Ей казалось, что война следует именно за ней по планете, от Франции к Татарстану. Ведь не успела Цветаева выехать из Парижа в тридцать девятом году – война ворвалась во Францию, не успела она приехать в Москву – война достигла России. Желая остановить всё это, она повесилась.

– Ну, и зря, – вздохнула Малявка, мысли которой стали ещё грустнее, – разве не знала она о том, что остановить войну уже невозможно, так как Герасимов вскрыл гробницу Тимура?

И вдруг она глубоко задумалась. Да, задумалась. Глубоко. Две кровоточащие поэтессы этого не заметили, потому что они мгновенно сцепились между собой. Абрамова утверждала, что у Троянской есть только одна божественная черта – крайняя сомнительность. Ленка очень охотно с ней соглашалась и прибавляла весело, что у Али такого свойства не наблюдается, потому что пустое место вопросов не вызывает. Драку предотвратили щелчки дверного замка. Они раздались внезапно. Узницы замерли. Когда дверь бесшумно открылась и в спортзал вполз широкий прямоугольник света из коридора, они увидели за порогом девушку и собаку – громадную, как медведь. Собака часто дышала, высунув из клыкастой пасти язык размером со стельку сорок второго номера.

– Извините, – промолвила Хадижат спокойным и тонким голосом без акцента, – вам в туалет не надо? Я провожу, если есть желание.

– Разве нас обязательно провожать? – спросила Троянская, боязливо делая шаг к двери, – мы ведь не слепые, сами дойдём! Пусть нам вернут наши телефоны. Мы их оставили на столе.

– Со мной это без толку обсуждать, – пожала плечами маленькая узбечка, – я исполняю приказы. Если вам хочется в туалет, я буду вас провожать по одной.

– Значит, мы в плену? – надменно осведомилась Аля, – это неслыханно! По какому праву нас здесь удерживают?

Ответа не прозвучало. Троянская вышла первая. Хадижат захлопнула за ней дверь. Замок вновь защёлкал. Когда за дверью стихли шаги, Аля заявила, что она очень возмущена. Через пять минут Ленку водворили на место. Она смогла где-то раздобыть пачку сигарет. Должно быть, в одной из курток, висевших неподалёку от туалета. После Троянской в сортир отправилась Аля, затем Малявка.

– Чего им от меня нужно? – строго спросила она, усевшись на унитаз в присутствии девушки и собаки, – вам что, трудно объяснить? Отвечайте быстро, если вы не хотите стать соучастниками ужасного преступления!

– Я не знаю, – ответила Хадижат, – понятия не имею! И мне нельзя с тобой разговаривать. Очень строго запрещено.

– А ты что, рабыня? Или ты робот?

Девушка промолчала. Хорс не спускал с Арианы своих больших, внимательных глаз с чёрными зрачками. Он не смущался тем, что ему пришлось за ней наблюдать. Когда разъярённая Ариана была опять ввержена в спортзал, Абрамова и Троянская там курили и продолжали ссориться.

– Перестаньте, – велела им Ариана, ложась на узенькую кушеточку, предназначенную для жима штанги, – не отравляйте мне жизнь своим идиотством!

Две поэтессы продолжили курить молча. Как только поступь тюремщиков удалилась по коридору, Малявка снова подала голос:

– Я, кажется, поняла, чего они от меня хотят. Но это – безумие! Они просто сошли с ума, если это так!

– Я не идиотка, – отреагировала Троянская на её предыдущий выпад, – просто она опять заявила мне, что в поэзии есть только две богини – Абрамова и Цветаева, а я – баба в поэзии! Поэтесса, а не поэт!

– Ну да, как Ахматова, – прозвучал охрипший голосок Али, – я наделила тебя очень лестным статусом! Крыса!

– Согласно мнению Бродского, – продолжала Ленка, – всё то, что один поэт может сказать о другом поэте, можно сказать и не будучи поэтом. Но у меня иная позиция на сей счёт, поэтому я предельно корректна. Дура – она, а не я!

– Я кончу сейчас! – засмеялась Аля, – ослица не согласилась с Бродским! С ума сойти! Только эта тварь почему-то даже и ухом не повела, услышав о том, что Бродский не восторгался Робертом Фростом, её кумиром!

– Ты перепутала Фроста с Рильке, – бросила Ленка, – дура! Скотина!

– Вам интересно узнать, почему вы сдохнете здесь? – вспылила Малявка. Её кулак сам собой ударил по грифу штанги, тускло мерцавшему прямо над её грудью. Троянская и Абрамова растоптали окурки, кинув их на пол, и примостились куда-то. Гриф перестал мерцать, став невидимым.

– Да, – сказала Троянская, – говори. Наверное, речь идёт о каком-то кладе?

– Типа того, – был ответ Малявки, – думаю, что им нужен золотой гроб Чингисхана. Я не убеждена, что Чингисхан был похоронен в золотом гробе, это всего лишь предположение. Но они не против его проверить.

Алька и Ленка от неожиданности притихли и очень долго молчали. Потом одна из них – кажется, последняя, прошептала:

– При чём здесь ты? Разве ты одна во всём мире знаешь, где спрятан гроб Чингисхана?

– Он спрятан в его могиле, – с досадой отозвалась Малявка, – это понятно ослу!

– А могила где?

– Этого не знает никто.

– Не знает никто? – повторила Аля. – и ты?

– И я.

Опять воцарилась пауза. На сей раз её прервала Абрамова:

– А они уверены, что ты знаешь?

– У них всего лишь есть основания так считать. Они измывались над предыдущими Арианами, чтобы установить, какая из них является мной. Потом они их, естественно, убивали, чтобы сохранить тайну и не попасть в тюрьму за садизм.