Нина Третьякова - Перчатки для скворца

Вот, например, встречаются же на жизненном пути опасные люди. Опасные не в том смысле, что они станут нападать на вас, стараться причинить вам физическую боль или разрушить жизнь ― таких, как правило, не отличишь, пока не станет поздно. Я об опасности под названием неизвестность. Знаете, с таким человеком часто подбираешь слова и не можешь предугадать, каков будет его следующий поступок. Для меня это как лотерея, только без выигрыша и проигрыша: чаще всего такой человек и не делает ничего эдакого, суть в том, что непонятно, случится это или нет, и когда. Общение или отношения с таким человеком как купаться в океане где-то в Австралии под постоянной угрозой стать обедом для акулы или всяких там убийственных суперживотных.

На самом же деле людей, подвергающихся нападениям акул, очень мало, это число ничтожно мало, гораздо более вероятно, что вас укусит комар, занесет заразу в организм, и вы умрете, так и не узнав, что причиной тому стал комар. Но океан манит своей величественностью, запахом и неизвестностью, мыслью о том, какой же все-таки разнообразный мир находится под нашими стопами, и, скорее всего, вы его так никогда и не увидите. Скорее всего, вам никогда не придется столкнуться с акулой или золотой рыбкой. Вот о каком человеке я говорю. Этот тип человека отличается от того типа, с которым тепло и уютно, который не представляет опасности. Он как бассейн ― тоже вода, возможно, даже соленая, если хотите; купание там также доставляет удовольствие, вот только бассейн ― не океан, с бассейном все ясно. И есть люди, находящиеся в ужасе от океана и всегда предпочитающие ему бассейн, а есть такие, кто любит и то, и другое. Иногда хочется просто откинуться на спину и полежать на воде, не страшась услышать что-нибудь сверхъестественное, расслабить мышцы, закрыть глаза и побыть в невесомости. А иногда хочется покачаться на волнах, чтоб они хорошенько побили тебя о песок, сбивали с ног и уносили на сотни метров. Так вот Оля ― бассейн. А вот Миша ― океан.

В четверг к нам приходил клиент со своей женой, как оказалось, он иностранец, родители русские, но сам он родился заграницей. Его мать оказалась там во время войны, жизнь, к счастью для нее, сложилась неплохо, ей встретился хороший парень, они поженились и завели детей. Наш клиент один из них; пять лет назад ему вздумалось посетить родину своей матери, которая померла от болезни. Ну, собственно, ничего необычного не произошло: приехал, нашел женщину, радуется жизни, на вид ему лет сорок восемь. Он и его жена ― оба отличались от местных: слишком уж новая у них одежда, и глаза исполнены жизненным оптимизмом, разговор раскрепощенный, но приятный. Поломка была не серьезная, просто нужно было перемотать моторчик на фене жены. Это заняло около сорока минут, пара решила подождать, оформляла их я, так что разговорились, и, слово за слово, товарищ поделился своими детскими воспоминаниями, теплой вышла беседа. В одной из таких историй он спросил меня, улыбаясь, на языке, исполненном акцентом, но все же очень разборчиво, помню ли я, как ребенком, катаясь на лифте, мы с друзьями, прыгали одновременно, чтоб тот остановился. Мужчина так по-доброму улыбался, ожидая моего ответа, мне искренне не хотелось его разочаровывать, и я ответила:

– В моем доме не было лифта, это было редкостью, во всем городе, возможно, только в десяти домах они были установлены, да и в чужие квартиры я не ходила, нельзя было, так что нет, я не прыгала в лифтах.

Думаю, я все же остановила его ностальгический поток. Мне не было от этого приятно, но и грустно не стало.

Через два дня мне нужно было поехать в офис, который занимается поставками деталей для электроприборов; он располагался на десятом этаже в здании с лифтом, я вошла в лифт, и мне вспомнился недавний разговор с клиентом, и я подумала, почему бы не подпрыгнуть; вспомнилась его добрая улыбка ― видно было, что ему нравилось так делать ребенком, но затея мне показалась не интригующей, и я не стала. Так я поняла, что детство кончилось. Нет, я об этом и раньше знала, только весомых аргументов, подтверждающих это, не было, а теперь есть.

Войдя в офис, я поздоровалась ― меня там знают, хоть я и не вхожу в дружеские отношения ни с кем из наших поставщиков, я все же помню их имена и стараюсь быть вежливой; часто мне кажется, что я для себя стараюсь: им от этого ни холодно, ни жарко, ведь я могла бы быть самой задиристой клиенткой, а они все равно бы реагировали безразлично, машинально, что ни говори, а это, наверное, талант быть безразличным, сколько лет уходит на то, чтобы виртуозно им овладеть? Когда я только пришла на эту работу четыре года назад, эти ребята уже тогда знали в этом толк. Иногда перед зеркалом дома я пыталась изобразить такое же безразличное выражение лица, несколько раз у меня даже вышло, но запечатлеть его на долго требует больших усилий, может, потом… Я вовсе не сержусь на них, так даже легче, тем более один человек среди них все же живой. Он не совсем из этой компании, он юрист, а также работает в полиции, если я не ошибаюсь, младшим детективом. Юра, так его зовут, он не то, чтобы сверхэмоционален, просто его лицо может принимать человеческие гримасы в зависимости от ситуации, и отвечает он порой открытыми предложениями ― мы с ним неплохо ладим. Мне приходится время от времени носить ему разные документы или консультироваться по некоторым вопросам, например, о пожарной безопасности, тогда, когда проверка приходит: бизнес-то у нашего хозяина легальный, поэтому нужно знать, что к чему, чтоб, во-первых, нам следовать правилам и, во-вторых, следить, чтоб проверка им следовала так же. Редко, но случалось мне встретить Юру на улице, так мы даже слегка улыбаемся друг другу, обмениваясь приветствиями. Это приятно. Он в основном вежлив и воспитан, говорит по делу, замечает детали, в общем, мастер своего дела.

По дороге домой мне нужно было заскочить в гаражи, отнести детали, и я свободна. Я думала о жене того клиента, что в детстве прыгал в лифтах. Выглядела она младше него, но ненамного, я бы дала ей лет 39-40, но лицо свежее, немного смуглое, здоровое, совсем не похожа на меня. Волосы у нее были собраны в тугой хвост на затылке, черного цвета, складывалось впечатление, что она их не красила, но это вряд ли ― наверняка седина была бы заметна. У меня же каштановые, мягкие, немного кудрявые волосы; она выглядит как роковая женщина, а я ― как первая любовь, возможно, слишком бледная для вечной любви. Во время того, как тот мужчина купался в своих воспоминаниях, его жена была не столь возбуждена, мне казалось, ей это даже не интересно. Здесь я могу предположить, что его тревожат и будоражат ностальгические моменты оттого, что он далеко от родины, все-таки он был рожден не здесь, и вместе с тем это земля его покойной матери: так и складываются ниточки его сознания, выдергивая из памяти светлые моменты, связанные с его беззаботным отрочеством, когда семья была крепка и здорова, счастье состояло из тарелки супа, птиц и деревьев, лифтов и друзей ― все казалось неизменным и бесконечным, дни рождения ожидались с нетерпением, праздновались без тени грусти и тайных сожалений, а Новый год врывался запахом ели, мандаринов и дарил восторг нарисованными открытками.