Нина Третьякова - Перчатки для скворца

Я справилась со своим заданием ― Костик кивнул в знак благодарности или просто так, я попрощалась и поспешила на автобус: сегодня мне не хотелось гулять, хотелось побыстрее попасть домой, как будто меня там кто-то ждал ― я сама себя там ждала, только домашняя.

Когда нам выпадали одинаковые смены с Мишей, часто случалось, что мы шли на работу вместе, потому что жили в одном направлении. Скорее всего, в такие дни накануне Миша выпивал с друзьями или еще с кем, так как был не за рулем. Мне легче с людьми говорить на отвлеченные темы, я не чувствовала неудобства рядом со своим коллегой, но все же мы так и не смогли стать настоящими близкими друзьями. Меня это даже радовало: так приятно быть просто товарищами и не особенно переживать друг за друга, не обязательно дарить особенные подарки, бритвенного станка или бутылки вина всегда достаточно. Так и в этот раз мы говорили о всякой чепухе – это отвлекало от неприятного ветра, пытающегося проникнуть прямо под шарф. Мы обсуждали опасности, подстерегающие людей в повседневной жизни: он говорил о стройках, падающих сосульках, крутых ступенях, а я, как всегда, говорила об Австралии, ее акулах, крокодилах, и суть заключалась в том, что акулы съедают пару человек в день по всему побережью, а это огромная территория, и выглядят эти хищники достаточно устрашающе. На что Миша фыркнул, что ни за что на свете ни стал бы заходить в открытый океан, на что я сказала, что нужно всего лишь притаиться на пляже и ждать, пока акулы съедят двух людей, статистика ведь вещь упрямая, а потом смело устремиться оседлать непослушные голубые волны. Или же идти купаться в то время, как одна из таких рыбех станет нападать на первого человека ― я что-то не припомню новостей, в которых бы акулы в одно и то же время нападали на нескольких людей в одном и том же месте. Мише было не привыкать слушать подобные вещи, и мне нравилось, что он все правильно воспринимал: он кинул на меня взгляд с одним прищуренным глазом, старался это сделать как можно строже и высокомернее, но улыбка предательски его подвела.

Это хорошо, что можно выражать свои чувства или мысли, глупости ― редкие люди способны адекватно реагировать на такие вещи. Общество не учит нас быть чувственными, оно учит нас об этом говорить. Это все только слова ― излишняя доброта, искренность, их выражение равно недоразвитость, полоумие, розовые очки, нетрезвость мысли и даже опасность. Для того, чтобы убедиться в этом, достаточно лишь один раз пойти по улице на работу (если вы, конечно, живете на разумном расстоянии) во время дождя с хорошим настроением, которое бы передавалось на вашем лице, отражалось в виде легкой улыбки и довольных глаз, как у кота. Тогда без труда можно представить себе, какое отвращение вы бы вызвали у прохожих. Я пробовала, и все время пыталась подавить свое хорошее настроение, чтоб соответствовать. Это было не настолько неприятно: честно говоря, меня переполняли только самые положительные эмоции ― такое случается; мокрому обществу вокруг было не понять, но я все-таки – это я, так что мне не привыкать. Но, возвращаясь к возможности выражения чувственности, хотелось бы отметить, что окружающими это было воспринято с некоторым раздражением, а порой и жалостью.

Автобус остановился, и мы зашагали в сторону гаражей. Эти несколько сотен метров самые приятные, а все из-за того, что меня, да и не только меня, всегда встречали дворовые бездомные собаки, более совершенных и теплых существ не стоит и мыслить. Эти хвосты… и как они только умудряются мотать ими с такой силой, что один хвост визуально превращается в несколько, при этом корчить такие умные, несчастные и в то же время радостные морды… разнообразие расцветок, размеров ― вид этого действия, совершенно совершенный в своей несовершенности. Миша не был в таком же восторге от этого, но собакам на это наплевать, они из другой вселенной ― отдают все, не прося и не ожидая ничего взамен, каждый раз абсолютно искренне удивляясь, если получат всякие домашние отходы к завтраку. Еще удивительно, что так добры они именно к людям, ведь можно наблюдать, что к друг дружке они бывают достаточно жестоки. И вот первая кость летит в сторону, псы бросаются за ней, а кто поумнее ждет следующей, за нее бороться нужно меньше, так как меньше конкуренции.

Оля еще не пришла, но должна была появиться с минуты на минуту. Зато хозяин Борис Романович уже на месте: между собой он был просто Романычем, и еще некоторые его называли просто Борей, только не я; я уже говорила о том, что предпочитаю дистанцию, вот только не все это понимают и с первых минут стали меня назвать на «ты» и по сокращенному имени ― это не страшно, спустя четыре года это вполне нормальный исход событий.

Романыч начал что-то говорить, сбивчиво, но понятно, впрочем, оратор из него был не лучший, этого и не требовалось. Но следует отметить, когда Романыч так долго и политкорректно пытается выразить какую-либо мысль ― следует дослушать. Закончил он так:

– Ну, вы поняли, я пошел.

Суть заключалась в том, что завтра с утра он начнет проверку, и я невольно окинула взглядом весть технический хлам, собранный по десяткам полок, доходивших до самого потолка ― а гаражи были рассчитаны на грузовые автомобили, что примерно будет равняться двум этажам в хрущевке ― и мой мозг официально отказался об этом думать; его вывод был примерно таким: завтра начнется завтра, и послезавтра завтра закончится. Не очень красноречиво, но за пару десятилетий мой мозг стал мне родным, и я склонна идти ему на уступки. Миша, Костик, Оля, уже подоспевшая к этому времени, и остальные были в похожем замешательстве: вдруг все заговорили о реформах в организации рабочего процесса, о его недостатках, и все как-то очень отрешенно, как будто это происходит не по нашей вине. В общем, ситуация неприятная, но не критичная; сейчас я стала гадать, кто завтра внезапно заболеет за свой счет ― единственное, что я знала, так это то, что этим человеком не смогу быть я. Я же смазка и нуга, которая скрепляет четыре гаража.

День прошел нормально: Оля подготавливала документацию, я пыталась отделить одну технику от другой, структурируя ее по датам и степени поломки.

Я шла домой медленно, не пользуясь транспортом, как будто оттягивая завтрашнее утро ― просто не хотелось копаться во всем этом барахле и оправдываться, что это само собой так получилось. Дорога проходила через речной вокзал, на мне были шарф, шапка и капюшон, дождя не было, но влажность все же присутствовала, от этого асфальт немного блестел. Справа от меня располагался пирс городской реки, а слева ― сам вокзал; сейчас немноголюдно, пахнет рыбой, небольшой рынок неподалеку уже не работает, но торговцы все еще занимаются своими делами. Я по-прежнему шла медленно, единственное, что меня подгоняло, так это особенности разнообразия рыночных запахов: это такие запахи, какие обычно можно почувствовать на вокзале ― еда, смола, рыба, смрад человеческого тела, ржавчина. Кое-где были компании людей, то ли ждавших ночного парома, то ли ночующих здесь. В такое время, около восьми, таких, как я, здесь почти не бывает ― обычных жителей города, кто никак не связан с самим вокзалом ― меня, наверное, даже можно было отличить по запаху, вернее, по его отсутствию. После самого здания вокзала начинался тот самый рынок ― мне нужно и его пройти, а потом повернуть налево. Я знала эту местность: днем здесь обычно оживленно, но сейчас спокойно и тихо, даже немного не по себе ― много железа, мрак, редкие голоса, шуршание. Как только я зашла за здание вокзала, я увидела, что между ним и рынком стоял самодельный ларек, скорее, железный стол с навесом, он освещался, выглядел, как корабль во тьме, и торговал чем-то вроде попкорна, арахиса ― мне это показалось странным, я имею в виду, что вся атмосфера данного места не располагала к такому повороту событий, но я все же подошла, подлетела словно мотылек на свет: