Нина Третьякова - Перчатки для скворца

– Почем арахис?

– Стакан за 5 отдам.

– Давайте.

Запах арахиса меня озадачил, но он был теплым и вкусным. Так я направилась через рынок, арахис стал мне неплохой компанией, он согревал мои руки и создавал эффект занятости. Все-таки странный ларек.

Хоть эта территория и была пронизана разнообразными запахами ― воздухом, казалось, не надышаться ― мне очень нравилось находиться в компании арахиса и очень не хотелось попасть в компанию стен; мне вспомнилась моя дверь, которую я так и не помыла ни снаружи, ни изнутри, и мне стало немного неловко, но как это было бы ни странно, это беспокоило меня больше, чем завтрашняя проверка на работе ― настолько мелочной для меня было это действие по отношению к моей жизни, да что там жизни, по отношению к этому вечеру, внезапно прекрасному в определенном смысле.

Но эта прогулка не могла длиться вечно, и вот я уже на подходе к своему дому, делаю вдохи поменьше, не такие глубокие, готовлюсь к затхлому подъезду, уже достаю ключ от входной двери ― я дома. Снимая обувь, я внезапно услышала звук дрели, вероятно сосед пытался что-то отремонтировать в ванной комнате и выбрал столь подходящее время для сверления. Но меня больше озадачило не это: звук, который издавала дрель, был настолько мощным и находился как будто в моей комнате, таким образом он выбросил меня из приватного пространства моей квартирки, прямо-таки высверлил из моей берлоги ― появилось чувство, словно стены рухнули и все мои пожитки предстали перед окружающими людьми, и в то же время перед мной предстала вся убогость моего жилища. О, как бы я не хотела, чтоб весь мир видел, как я живу; только стены способны сохранить гармонию, только они всегда служили стражей моего мирка, не будь их ― все остальное стало бы просто предметами, никак не связанными между собой, и как бы тогда я объяснила свою потребность хотя бы в этих двух старых тряпках, валяющихся в прихожей, играющих роль коврика, или нового пластмассового половника между другими железными кухонными приборами, или почему та кастрюля за несколько лет стала совершенно черной с внешней стороны ― я то знала, что это не грязь, все кастрюли со временем становятся такими, это их судьба. Но в общем-то у меня не так уж и много всякого: комната не захламлена и чистая настолько, насколько чистыми могут быть вещи этого возраста. Материалы, из которых изготовлена мебель и разные занавески, покрывала ― непременно натуральные, и со временем года впиваются в них запахами человеческой жизни, тем более, если такие материалы находятся в помещении, поэтому всегда, приходя домой, я чувствую не очень броский аромат древности; я замечала, что он присутствует в большинстве квартир и домов старой планировки. Интересно, если задуматься о том, что через десятки лет все эти ветхие здания будут снесены и на их месте вырастут новые районы, постройки из современных материалов, как тогда молодые люди узнают об этом запахе, поймут ли они его, повстречайся они его где-либо… Мысли уносили меня далеко вперед, и я просто сидела и пила зеленый чай, немного сгорбившись, скрестив ноги, подогнув их под стул, двумя руками обхватив теплую кружку ― я просто ждала, когда этот шум перестанет выталкивать меня из дома. Я и представить себе не могла, как можно прилечь на кровать под эти звуки, сейчас я хотя бы сидела: в таком положении без ощущения частной территории было вполне сносно, ведь люди в общественных местах могут сидеть и пить чай, это вполне естественно, но кто же лежит на кровати в присутствии других, какое такое место это бы допустило, за исключением больницы ― в больнице, как известно, никто не чувствует себя как дома, больница ― это такой антидом. Там из стражей твоего пространства была только кровать, а это гораздо меньше стен. Так я обрадовалась по-новому своим стенам. У соседа наверняка случилась небольшая перепланировка или поломка, так как он сверлил около 15 минут, не более, потом стало тихо. Этот дом расположен не очень близко к дороге, школьный стадион находится вообще кварталов за семь, так что после оглушающей дрели тишина стала новым и единственным звуком на какое-то время. До тех пор, пока телефон не напомнил мне о том, что, кроме меня и моих стен, в этом мире еще существует жизнь. Звонила Оля:

– Привет, не забыла о проверке? ― легко спросила она.

– Привет, да нет, а что, нужна помощь? ― ответила я, даже не стараясь изобразить беспокойный голос.

– Даже не знаю, я переживаю немного, может, придем завтра пораньше, проверим, нет ли просчетов с техникой, доходами и расходами. У тебя ведь сохранились квитанции от поставщиков деталей? ― лепетала Оля.

– Конечно, я поищу, все будет хорошо, не беспокойся. Во всяком случае, за себя я уверена, ― постаралась я успокоить нашего бухгалтера, я так и думала, что она станет все усложнять, такие девушки ко всему будут так относиться, а я просто не хочу показаться безразличной к чужим переживаниям, поэтому вежливо поддерживаю разговор.

– Я на это очень надеюсь. Спасибо, а как ты вообще добралась, сегодня погода не очень летная, а я слышала, что ты собиралась идти домой на своих двоих, все хорошо?

– Все как обычно, ― Оля милая, и я, невольно, попыталась искренне ее поддержать. ― Ладненько, тогда до завтра, я приду пораньше, как ты и просила, посмотрим, насколько все плохо, ― игриво ответила я, и положила трубку. Мне неловко долго любезничать по телефону с такими девушками, как Оля ― я просто не знаю, что говорить, для меня это скорее неловкая ситуация, чем приятная беседа.

В то же время я понимала, что, если у Оли не все в порядке с документацией, ей есть о чем волноваться: Романыч хоть и не мастер красиво говорить, но гаражи он как-то потихоньку отхватывал, четыре года назад у него было всего два, теперь четыре.

Утром я снова шла пешком через речной вокзал, в это время там все иначе: утро хоть и называется утром и у кого-нибудь может ассоциироваться с лучами света, но в моем случае это по-прежнему темное время суток, а солнце начнет подыматься только минут через двадцать-тридцать, и только через час, возможно, настанет утро, воспетое поэтами, я часто его вижу, оно действительно прекрасно. Разница между утренним привокзальным рынком и ночным ― в оживленности, люди здесь с полной мощью врываются в новый, такой же как вчера, день. Нельзя сказать, что здесь, как в мультфильме про семерых гномов: кто-то весело насвистывает и организовывает рабочий процесс с завидным новаторством, выстраивая рабочих в шеренгу от низшего звена к наивысшему, обеспечивая высокую продуктивность, а девушки и женщины с улыбками занимаются своими делами, но нужно отметить, что румянца и укладки волос им не занимать ― на рынке это самое то. Мужская работа от женской здесь отличается, может, только тем, что в грузчики женщине уже не пробиться ― слишком высокая конкуренция, а в остальном, возможно, только укладка и отличает здесь мужчину от женщины. Вот такой сказочный речной вокзальчик. По утрам рыбный запах здесь наиболее свеж, я думаю, что работа с рыбой – это особенный талант, заключающийся в том, что у вас, как бы там ни было, выходит свыкнуться с этим специфическим запахом, так как рыба на рынке по какой-то причине отличается своим запахом от рыбы в супермаркете, я это много раз замечала. Здесь можно иметь дело не только с просто мертвой рыбой, но с уже очень-преочень давно мертвой рыбой, и мне можно поверить на слово, эти два вида рыбы имеют два вида запаха. Обладатели данного таланта уже абсолютно точно осознают, что это не только их работа, но уже устоявшийся, навсегда засаленный, пронизанный речными ароматами стиль жизни.