Наталия Кина - Черновик

– У тебя кто-нибудь есть? – спросила Катя так, как если бы они с Дашей были любовницами с незапамятных времен и на пару вечностей вперед, и она просто поинтересовалась о новой интимной игрушке.

– Бывают, – улыбнулась Даша, не отводя взгляда от дороги. – А у тебя?

Катя вновь рассмеялась.

– Да. Мальчик и девочка. Такие милые-милые мулаты.

– Говорят, они пахнут иначе, – не спросила, а отметила Даша.

– Мои пахнут так, как мне нравится. – Голос Кати продолжал искушать настолько, что начинал злить.

– Заберешь их в семью? – Даша выгнула бровь.

Катя с тягучей улыбкой покачала головой. Голос ее стал медом с легкой горчинкой трав.

– Не ревнуй, солнце, ты моя семья. Ты мне больше чем…

– Но ты их учишь… – Спрашивая Катю, Даша выглядела так, будто спрашивала себя саму.

– Нет, – уже более серьезно ответила та. – Совершенно же иначе. А ты предпочитаешь пожестче? – Она вновь рассмеялась. – Может быть, поэтому любовницы разбегаются от тебя?

– Не утрируй, я сама нежность. – Что-то другое уже завладело Дашиными мыслями.

– Я хотела сказать… – Она подняла брови и слегка закусила губу. – Вот эта тяга создать семью… Это отомстить за себя прошлого? Или оно настолько въелось в кости, что иначе никак? Поведение становится неосознанным, как рефлекс, и его просто необходимо передать дальше? Ты… – фраза на мгновение оборвалась и дополнилась, – как думаешь?

Уперев локоть в спинку сиденья, Катя подперла голову рукой и некоторое время молчала.

– Странно, что ты задумываешься о таких вещах, – наконец произнесла она и, не выдержав серьеза, усмехнулась. – Прямо как ответственный родитель.

– Я не повторяла с тобой того, что пережила, становясь их семьей. Скорее наоборот… хотя… – Где-то в радужке глаз Кати совершенно непонятного теперь цвета блуждало прошлое. Свое отдельное и их общее с Дашей, с тем, кого не стало сегодня ночью, с теми, кто тенями присутствовал там же. Общее, страшное прошлое, постоянно незримо присутствующее в настоящем, сделавшее его именно таким и их именно такими. – Как ты верно выразилась, оно в костях, – задумчиво отметила она. – Черт бы тебя побрал, Дашка. Ты все время заставляешь меня думать, и теперь я понимаю, что ошибочно всегда говорю «в крови». На самом деле оно стало нашим основанием!

– Тебя в самолет не пустят, ты пьяна, – удивительно мягко прозвучал Дашин голос.

– Не хочешь, чтобы я улетала? – очень женственно улыбнулась Катя, протянула: – Дашик, Дашик… – и с неожиданно металлическим звучанием закончила: – Не заговаривай зубы, я слишком хорошо тебя знаю. Колись давай, в чем дело.

– Действительно неплохо, – сама себе и ничуть не подруге улыбнулась Даша.

– У нас будут дети? – Катя выгнула бровь совсем как ее подопечная в моменты, когда злится или удивляется, а затем вкрадчиво пообещала: – Я ведь сейчас действительно сдам билет.

– Нет, расслабься, – не сдержала нервозности Дарья. Даже взгляд от дороги оторвала, чтобы посмотреть на Катю. – Это действительно не то, что ты думаешь.

Загадки Катя любила всегда, а Даша никогда не любила говорить прямо, на том и сошлись, остальное добавилось бонусом.

– Ты беременна? – спросила Катя, входя в азарт.

Даша хохотнула и отрицательно качнула головой. Катя слегка сузила глаза, будто пыталась разглядеть подсказку в лице, облике Даши.

– Задумываться о таких вещах теоретически ты никогда не станешь и не стала бы, – принялась размышлять вслух. – Идея брать кого-то и вести тебе претит настолько, что даже снаружи слышен этот твой внутренний рокот, рожать… – Замолчав, она чуть склонила голову. – Сколько детей всего было у твоей матери? – почти ласково спросила Катя. Озвучив вопрос, сама поняла, что попала точно в цель.

Даша постепенно сбрасывала скорость. Аэропорт приближался, как город утренней зари, где сообща жили разные виды диковинных птиц, но все, как одна, были пленены насекомыми в светоотражающих жилетах и потому не имели собственной воли.

– Знаешь, почему я там оказалась? – Аккуратно ведя автомобиль, соблюдая малейшие правила, Даша меньше всего в этот момент думала о руле и дорожном движении. – Потому что дочь – это просто генетически неудачный эксперимент, к тому же такая, как я в девять – пухлая, неповоротливая, туповатая.

– А был ли мальчик? – Выслушав ответ, Катя восприняла его по-своему и больше не шутила, даже если так могло показаться кому-то несведущему, хотя никого, кроме их с Дашей, в машине не было и не могло быть.

– Первый был выкидышем, – ответила Даша. – Второй не дожил до года. Третьей родилась девочка, которую они назвали именем шампуня, тупо списав с банки «Эвелин». Эва прожила с ними три года. Четвертой родилась Карина – ей имя дала акушерка. Прямо из роддома мать отвезла новорожденную к своей матери и, прибавив к ней Эву, обеих оставила там навсегда. Хорошо хоть не утопила, как котят.

– Хм… Сколько им сейчас? – спросила Катя, думая совершенно о другом. Такие мелочи, как нелюбовь или циничное отношение родителей к собственным детям, никогда ее не трогали: восьмилеткой она оказалась в интернате, когда выпрыгнула из окна, сбегая от извращенца соседа, которому мать практически продала ее за бутылку какой-то бурды и интернат стал большой удачей, почти счастливым билетом.

– Тринадцать и десять, – ответила Даша. Она же первые два года в школе еще искренне верила в мамину с папиной любовь к ней, а трудные условия обучения списывала на испытания, которые непременно должна пройти, чтобы оказаться достойной этой любви, пока иная «семья» не обратила внимание на «упорную девочку».

– Они у тебя теперь? – В вопросе Кати просквозило обыкновенное любопытство.

Даша утвердительно кивнула и призналась, что сама до конца не поняла, как такое произошло.

– Ты мое отношение знаешь к любым семейным, кровным и прочим подобным обязательствам – я никому из них ничего не должна. И в тот день, когда пришла к бабке, просто сидела и высчитывала, сколько денег ей перевести, но что-то вдруг перемкнуло, и я забрала их.

В полном молчании она остановила машину на стояночном месте, заглушила едва слышный мотор, погасила ненужные больше огни. Катя молчала, ждала. Ей не хватало данных для полноты картины.

– Карина очень похожа на ту девочку, которой я очень хотела быть в десять лет. Которую, как я думала, родители непременно заберут домой, – словно сама с собой разговаривала Даша. – А Эва – огонь девка. Она рыжая натурально! Я забрала их у бабки, и та даже не пикнула, отдала и перекрестилась с облегчением. Официально они мои теперь с головы до ног. Мать их! – Выговорившись, Даша хлопнула ладонями по рулю и замолчала.

– Ты даже злиться правильно не умеешь, – походя усмехнулась-отметила Катя. – Прямо чую паршивого интеллигента и хорошую девочку в одном наборе. Что ты собираешься с ними делать? – спросила она совершенно серьезно, на что Даша пожала плечами и развела руками.