Петр Ингвин - Такая разная правда

Почему на меня – понятно. Я был заводилой и душой всего собрания. Двигателем в машине, без которого она не поедет, какой бы красивой ни была.

– В каком смысле – организоваться?

Партию, что ли, создать? А зачем? Чтобы прослыть экстремистами и загреметь в тюрьму?

Наше дело – выдвинуть идею. Такую, чтобы шарахнула по миру не хуже коммунизма, христианства или ислама.

Ведь Бог – это Любовь.

Любовь – это мир.

Мир – это счастье.

А счастье – это когда вокруг справедливость.

И мы знали, как это устроить.

Но Борисыч посмеивался.

– Поверьте, ребятки, – говорил он, крутя в пальцах дорогую зажигалку, – без упорядочения и систематизации ничегошеньки у вас не выйдет. Только в сказках бывают волшебные слова, которыми свершаются чудеса. В реальной жизни нужно потрудиться, желательно – сразу многим, по единой методике, с непротиворечивыми лозунгами и одним командиром.

– Командиром?.. – морщились мы.

Зачем выстраивать иерархию среди друзей-единомышленников? Нам и так хорошо. Я был неформальным лидером, выделившимся сам собой и признанным всеми. А решения у нас принимались сообща.

Борисыч улыбался.

– Единоначалие – секрет успеха всех великих начинаний. Вспомните великую Речь Посполиту. Где она теперь? Потому что, как вы говорите, «решения принимались сообща». Указами короля безнаказанные шляхтичи сортиры обклеивали. Поскольку не было четко прописанной и обязательной к исполнению процедуры применения наказаний.

Мы снова морщились.

– Каких наказаний? За что?

– Будет за что, – от души смеялся Борисыч, похлопывая по коленям холеными руками в перстнях, – обязательно будет.

Ему просто говорить, он уже величина. Интересно, зачем ему мы? Неужели даже среди тех, у кого есть все, тоже находятся недовольные положением вещей?

Борисыч был наглядным тому подтверждением. А вслед за ним к нам стали подтягиваться и другие коммерсанты, уже не столь высокого полета. Но сам факт говорит о многом.

Короче, наши ряды росли. И тогда произошло э т о.

Лето в нашем городе жарой не славилось, поэтому любой солнечный день народом отмечался как праздник. А ночь, как везде, у нас для каждого своя: кому-то отдых, кому-то работа, а кому-то, опять же, праздник. Для любителей ночной жизни в городе существовали три клуба разной степени паршивости, из развлечений там предлагались танцы, бильярд, выпивка и кальян. В расположенных внутри ресторанах можно было хорошо покушать, но, на мой взгляд, это извращение – набивать живот в местах, где танцуют, пьют, курят и дерутся. От ужина, который плавно перетекает в завтрак, пользы ни уму, ни телу, а про душу и говорить не стоит.

В общем, не любил я ночные клубы. Человеку, у которого есть жена, работа и увлечение, они, как ни старайся представить иначе, не давали ничего, только отбирали главную и невосполнимую ценность – время. Мне достаточно было знать про существование сих злачных мест, большего они не заслуживали. Тем не менее, Людмила решила меня «выгулять» и позвала в один из клубов, в единственное в нашем городе «элитное» заведение – во всяком случае, завсегдатаям нравилось так считать.

«Косой заяц». Ну и названьице, прости Господи. Понятно, ничего хорошего от похода я не ожидал и отбрыкивался сколько мог.

– Ну, пожалуйста! – молил я, сидя за ноутбуком и шлифуя формулировки для дискуссии про дорожных хамов. – Что я там забыл? Опять драгоценное время терять…

Пальцы при этом выстукивали: «Победить дорожное хамство можно только организованным сопротивлением автомобилистов. Требуется создание неофициальной и, на первом этапе, негласной структуры, которая помогала бы жертвам, наказывая зачинщиков. Лозунгом должно стать «Прав тот, кто законопослушен». Можно назвать это «Движение за движение с уважением», или «Хамов – за решетку!» (сокращенно: ХЗР, а участников, к примеру, именовать «хазарами». Пусть специалисты по имиджу покрутят эту мысль или предложат что-то свое). Каждый участник движения обязан всеми силами помогать другим участникам по принципу, который в своем цеху применяют дальнобойщики и таксисты, но в данном случае опознавание «свой-чужой» и навешивание определенной метки должно происходить не столько по принадлежности к какому-либо цеху (включая собственную организацию), сколько по степени законопослушности…»

Зря я мечтал открутиться от ненужного мне «развлечения», Людмила отступать не собиралась. Едва не задев пестрящий буквами монитор, она взобралась на мой рабочий стол. Готовая к походу, то есть раскрашенная согласно традициям ночного племени и одетая ярко и коротко, она встала над моими трудами подобно Родосскому колоссу.

Длинные ноги. Широкие бедра и узкая талия. Грудь, вид снизу. Над всем этим великолепием – обиженный взгляд. Мужчине в такой ситуации нужно или культурно отшутиться (можно и некультурно, лишь бы восхищенно), или выдать соответствующий случаю банальный комплимент. Но Людке ли меня не знать? Даже посторонние при общении со мной отмечают, что врать я не умею физиологически. Комплимент – это ложь, иначе он назывался бы констатацией. В жизни и без меня достаточно лжи.

Моя королева высказалась первой, видимо, подталкивая к аналогичному интересу и с моей стороны:

– О чем мечтаешь?

– В данный момент – о времени, когда на дорогах не будет грубости. И преступлений, которые за ней следуют.

– Как же собираешься с этим бороться? Убеждающими плакатами вдоль трасс? Социальной рекламой по телевизору? Увещеванием и чтением нотаций?

Меня атаковали по всем женским правилам, отработанным веками. Уши слышали слова, а глаза видели, как игриво приподнимается окутывавшая бедра ткань. Уже ясно: поход, который замыслила Людмила, состоится, чего бы это ей или мне ни стоило. Можно было лишь ненадолго отложить неминуемое, и я поддержал разговор:

– Перечисленное уже применялось и не сработало.

– Остается только усиление наказания. Для этого все дороги и обочины придется утыкать видеокамерами, вести тотальную слежку везде и за всеми, а после столкновения с хамством участвовать в долгих разбирательствах в судах, куда нормальный человек просто не захочет идти, чтобы не тратить время.

– Все правильно. Поэтому виновных нужно судить по всей строгости нового закона и – в этом суть и отличие – судить сразу.

– Расстреливать, что ли?

– Такой вариант тоже рассматривается. Преступные намерения возникают только при убежденности в безнаказанности. Или в слабом наказании, которого многие не боятся.

– А перебежавших дорогу? – жена посмотрела на меня сверху, как кот на жирного хомяка. – Они тоже нарушают закон. Их тоже расстреливать?

– Почему сразу расстреливать? – скривился я.