Сергей Качуренко - Флигель №10-бис

Связь оборвалась. Юрко сунул телефон в карман и запрыгнул в отъезжающий от остановки троллейбус. При этом терялся в догадках:

«Что могло случиться? Отец уважаемый и заслуженный человек. Отставной офицер МВД, бывший сотник Майдана. Какой может быть обыск?!».

Дождавшись конечной остановки, выскочил из троллейбуса и бросился бежать к перекрестку. Когда же повернул в переулок, то увидел возле ворот дома полицейский джип и микроавтобус с эмблемой полка «Киев-1». У распахнутой калитки прохаживались два автоматчика в полной амуниции: в бронежилетах, касках и матерчатых балаклавах, скрывающих лица.

‒ Куды поспешаете, юноша? – поинтересовался один из них, шагнув наперерез Скорику.

‒ Я тут живу. Пропустите!

‒ Наверное, сынок задержанного, ‒ предположил другой и постучал пальцем по наушнику радиостанции. – «Борода», я «Хима»! Тут пришел родич арестованного. Похоже сынок. Ага. Понял.

‒ Не похоже, а сын! ‒ с вызовом бросил Юрко, пытаясь протиснуться в калитку. – Не имеете права задерживать! Да что происходит?!

Здоровяк с позывным «Хима» уперся локтем ему в грудь и предупредил:

‒ А ну не борзей! Мы при исполнении. Не то щас наручниками к забору пристегну.

‒ Напугал! Может, стрелять начнешь?

‒ Вы бы успокоились, молодой человек, ‒ вступил в разговор напарник здоровяка. – Мы вам не враги. Понятно, что переживаете за батьку, но придется обождать. Сами знаете, какова обстановка. Вчера под Радой солдаты погибли…

‒ Во-во, ‒ поддакнул Хима и пробасил. – Не напирай, сказал! Соблюдай порядок, – кивнул в сторону дома и ехидно подметил. – Особнячок-то нехилый. На какие шиши отгрохали? Небось, папаша перед старой властью выслуживался?

Юрко взбеленился и сжал кулаки, но рассудительный спецназовец успел ухватить его под руку и оттащить в сторону. Оглянувшись, прикрикнул на Химу:

‒ Ополоумел что ли?! Мозги включи!

‒ А шо такого! Понастроили дворцов за народные деньги…

‒ Заткнись, сказал! Его батька на Майдане Сотней командовал. Ты тогда еще Киев не мог на карте найти.

Здоровяк засопел и демонстративно отвернулся. Скорик проделал тоже самое и спросил у благоразумного спецназовца:

‒ За что отца арестовали? Мне же положено знать.

В ответ тот молча развел руками, а Хима пробормотал, не оборачиваясь:

‒ Задержан за убийство. Понятно? Теперь обыск в хате проводят. Скоро заканчивают, поэтому приказали тебя не пускать.

У Юрка потемнело в глазах. Колени предательски задрожали и подкосились. Он обессиленно привалился к стене, стараясь глубоко и размеренно дышать.

Через минуту у калитки появился еще один автоматчик в балаклаве. Осмотревшись, посторонился, выпуская со двора конвойную процессию. Двое парней в штатском удерживали под руки Богдана Михайловича. Позади вышагивал сутулый жердяй в дорогом костюме.

‒ Папа! ‒ задохнувшись, выкрикнул Скорик.

‒ Я ни в чем не виноват! – отозвался отец. – Говорят, что кого-то убил. Понятия не имею, кого. Эти молчат…

‒ В машину его! Бегом! – раздухарился жердяй.

Задержанного усадили на заднее сидение полицейского джипа. Но перед тем как захлопнулась дверца, Скорик-старший прокричал:

‒ Меня подставили, Юра! Разыщи Мамая!

Киев. 1919 год.

Последняя декада августа.

Четыре часа пополудни.

Как не старалась Анна Яновна скрыть недовольство, но выходило с трудом, да и выглядело лицемерно. Прохаживаясь по гостиной перед старинным напольным трюмо, она скептически осматривала свой наряд и вопрошающе поглядывала на гувернантку сына Саломею. Демонстрировала, что присборенная длинная юбка цвета выгоревшей травы и серая ситцевая кофта с баской сидят мешковато и придают внешности затрапезный вид.

‒ Вылитая торговка с Бессарабки, ‒ подытожила Анна и глянула на ходики, висевшие в простенке меж зашторенных окон. ‒ Уж ничего не поделать. На переодевание времени нет. Еще и косынку велишь повязать, Саломея?

‒ Всенепременно, пани. В лавру же идете, ‒ закивала толстуха-бонна и погрозила пальцем воспитаннику, надзиравшему за происходящим из-за двери детской. – Не препятствуйте, паныч, маменьке наряжаться. Видите, поспешает.

‒ По какой надобности маменька надела твои вещи? – поинтересовался босоногий малец годков 8-ми от роду, одетый в короткие штанишки и белую майку с арбузными кляксами на животе. – Пожитки ей явно не в пору. Своих вон полна гардеробная.

‒ Шел бы ты, Мишенька, грамматику повторять, ‒ улыбнувшись, сказала маменька и объяснилась. – Совсем нежданно мне понадобилось наведаться в лавру, а вещей подходящих не оказалось. Возле церквей завсегда прорва нищих и калек. Проходу не дадут, коль заприметят нарядную пани.

Саломея набросила на плечи хозяйки белую застиранную косынку и посетовала:

‒ Побирушки не так страшны. Нынче особливо мятежно на фронте. Поговаривают, что большевики вскорости сдадут Киев войскам Директории. А те вроде бы примирились с деникинцами. Интересно поглядеть, захотят ли золотопогонники брататься с петлюровцами. Как пить дать учинят резню. Клара Германовна сказывала…

‒ Не внимала бы ты бабьим сплетням, ‒ отмахнулась от нее Анна. – Из-за пересудов у Мишеньки может пароксизм случиться. И без того мечется во сне.

‒ Я отменно сплю, ‒ насупившись, пробубнил сынишка. – Про войну мне Ванька иначе толковал. Красные нарочно уходят из Киева. Хотят, чтобы богатеи возвернулись. Потом одним махом порубят украинских сепаратистов с белогвардейцами и отымут золотишко у миллионщиков.

Хозяйка усмехнулась, косясь на опешившую бонну и подметила:

‒ А ты мне толкуешь про симпатию деникинцев к петлюровцам. Вишь, как дитятко смыслит в политике нынешнего хаоса.

‒ Марш в комнату, паныч! – гаркнула на воспитанника Саломея. – Ванька, небось, наслушался россказней своего нетрезвого папаши. Спившийся жандарм – готовый провокатор.

‒ Иди, Миша, иди, ‒ поддержала гувернантку Анна. – Когда ворочусь, мы непременно обо всем потолкуем.

Чмокнув дитя в щеку, она направилась к лестнице, кинувши мимолетный взгляд в зеркало. Спустилась на первый этаж и заглянула в кухню, где громыхала посудой розовощекая кухарка Хрыстя.

‒ Что с водой, Христина Павловна? С утра еще не подавали? – поинтересовалась и удивленно вскинула брови. ‒ О! Да вы нынче в вышиванке!

‒ А как же! По случаю надела, ‒ не оборачиваясь, объяснилась грудастая молодуха. – Власть-то снова меняется. Поди, уж в десятый раз. А воды от пролетариев разве дождешься? Я спозаранку дала Степану опохмелиться, так он на радостях два ведра из дворницкой притащил.

‒ Может из бакалеи чего надобно принести?

‒ Все в ажуре, пани, ‒ заверила Хрыстя и, глянув на Анну, выпучила глаза. – А вы чего в пожитки Саломеи вырядились? Власть же в другую сторону меняется.