Владимир Жуков - Крик совы

– Вот помянешь мое слово, если я первой преставлюсь, им еще и статуи из гранита, мрамора, а може и бронзы в полный рост установят, как на симферопольском Абдале,– оживилась Пелагея.– А мы с тобой всю жизнь горбатились на стройках социализма, а во время войны в тылу ишачили, а даже нормального деревянного гроба и креста не заслужили. Где справедливость, куда наш боженька Иисус Христос глядит, почему антихристов не покарает?

– Эх, шибко не тужи, Пелагея, тепереча им все равно в каких гробах и под какими памятниками лежать,– заметила Варвара.

– Не скажи, все же приятнее в гробу из краснава дерева, чем из фанеры, а еще хуже в целифановом мешке, в которых, сказывают, бомжей на обочине кладбища в безымянных могилах закапывают,– возразила словоохотливая старушка.

– Цыц, бабки, божьи одуванчики, расшумелись, как сороки,– набросился на старушек бородатый мужик из похоронной свиты.– Здесь вам не митинг, шли бы, бабки, домой.

– Дак, ведь покойников проводить надо,– зароптала Пелагея, часто моргая подслеповатыми глазами.

– Без вас проводят, не велики персоны,– мрачно ответил, сверкнув водянисто-серыми зрачками, мужчина.– Языками чешете, что попало, свет коптите… а молодые вон в землю легли…

– Видать судьба у них такая. Придет время и нас Бог к себе призовет,– ответила на его укор Варвара.– Все мы под Богом и богатые, и бедные. Смерть всех уровняет. Кому, что на роду написано, так тому и быть. А вам, молодой человек, грешно старых людей обижать. Мы, ветераны и инвалиды Великой Отечественной войны, многое на своем веку испытали, достойны уважения и почета. Забыли, наверное, как раньше пели: " Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет".

– Ну, бабки, рассмешили, когда это было? При советской власти, а сейчас у нас капитализм, один большой базар. Вы еще о царе Горохе вспомните. Слышал я эту сказку про белого бычка, как что, сразу ветераны войны и труда,– жестом руки остановил их детина, и сурово взглянул исподлобья.– Черт вас принес, еще успеете попасть на кладбище, уже на ладан дышите, а туда же. Сидели бы дома с внуками или носки вязали. Ан, нет, приползли в такую даль, а потом еще, как сороки, сплетни станете по городу разносить. Нет на вас погибели, вот братков завалили, им бы жить, да жить, молодыми и красивыми и детей плодить…

Став невольным свидетелем этого диалога, Серебров в случае обострения, готов был вмешаться, однако личность мужчины его заинтересовала, он взял себе на заметку его приметы. Старушки примолкли, торопливо перекрестились, спрятались за чьими-то широкими спинами.

По знаку распорядителя смолк оркестр и в гнетущей тишине прозвучал басовитый голос:

– Дамы и господа, граждане, сегодня мы провожаем в последний путь наших братьев. Еще недавно они были молодыми, крепкими, уверенными в себе, людьми, полными оптимизма и устремлений в будущее. Но коварные бандитские выстрелы вырвали их из наших рядов. Бог все зрит, рассудит по справедливости и воздаст каждому по заслугам.

Далее распорядитель сообщил краткую биографию каждого, отметив, что в лице Ломова город потерял крупного талантливого предпринимателя, одного из тех, кого принято называть "новыми украинцами" и заключил: скорбят родители и друзья. Пусть земля им будет пухом. Вечная память и слава.

Затем предоставил слово мужчине среднего роста, плотного телосложения с крупной коротко остриженной головой.

Серебров профессиональным взглядом отметил, как с трех сторон оратора прикрыли телохранители. Под его малинового цвета пиджаком угадывались контуры бронежилета.

– Кто такой?– спросил следователь у майора.

– Макеев Эдуард по кличке Мак, правая рука Совы,– ответил Белых.– Странно, что его в ту роковую ночь не было в ресторане, обычно они неразлучны. Может, между ними черная кошка пробежала? Такое нередко происходят, когда не могут поделить воровскую кассу – общак.

– Вот и постарайся выяснить,– велел Алексей Викторович.– Для нас важна любая деталь. Характер взаимоотношений, особенности личностей, их сильные и слабые места. Психология – тонкая наука. На досуге читай Достоевского. Непревзойденный мастер психологического романа.

– Рад бы, да времени нет,– посетовал майор.– А в последние дни тем более, ведь не зря говорят, что сыщика, как волка, ноги кормят.

– Чтобы ноги не устали, надо, Егор, больше работать головой, рационально распределять свои силы, разгадывать замыслы и действия преступника и упреждать его,– напомнил следователь.

– Не хочу у вас отнимать хлеб,– улыбнулся майор.

– Похоже, Макеев в преемники Совы метит?– глядя на горделивую осанку оратора, предположил Серебров.

– По законам субординации. Прибыльный бизнес, капитал бесхозным никто не оставит,– согласился Белых.– Но разборки неминуемы. Власть забирают и удерживают силой.

– Потребуются его показания. От моего имени выпиши ему повестку,– приказал Алексей Викторович.

Речь Макеева была короткой и динамичной. В голосе звучал металл:

– Это самый тяжелый и черный для нас день. Мы хороним наших боевых братков в гробах из красного дерева, а себя завещаю похоронить в бронированном саркофаге, чтобы никакой мерзкий червь, микроба и другая зараза не смогли добраться до моего тела.

– Мак, рано ты об этом думаешь, не навлеки на себя смерть,– крикнул кто-то из внимавших участников ОПГ.

– Не рано, все мы смертны и ходим под Богом и прокурором,– в пылу азарта отреагировал оратор.

"Мг, червь и микроба уже давно обитают в твоем теле, как впрочем, и во всех других живых организмах, только и ждут, когда дашь дуба,– подумал следователь.– Поэтому от распада и тлена плоти не спасет ни красное дерево, ни самая прочная броня. Все, кроме тех, кто будет кремирован, станут кормом для червей, останутся лишь череп, скелет и кости для будущих археологов. Надо уметь не только грабить, насиловать и считать бабло, но и немного знать биологию и анатомию".

Особенно в память слушателей врезались последние слова: «Мы это так не оставим. Если начальник милиции и прокурор со штатом своих сотрудников неспособны защитить мирных граждан, представителей среднего и малого бизнеса, которые, наполняя бюджет, кормят город, то мы сами найдем эффективные способы защиты. Создадим группы или отряды по охране общественного правопорядка и жизни граждан от преступных посягательств. По Конституции и по Уголовному кодексу мы имеем полное право на самооборону».

Макеев сделал паузу и, окинув собравшийся суровым взглядом, и глядя в листок с записью, продолжил с пафосом:

– Братаны, пацаны, родные мои человеки, граждане! Ни в какие ворота не лезет. Беспредел, произвол и кощунство! Нам запретили произвести оружейный салют в память о погибших. Ветеранам войны, старым аксакалам ли саксаулам, значит можно, они заслужили, а нам нельзя. Отказали в почетном карауле, пожалели на салют холостые патроны, не говоря уже о боевых зарядах. Но я обещаю, что сегодня будет фейерверк, а потом, когда наступит наше время, клянусь, мы устроим настоящий и не последний салют в честь доблестной братвы. Через год осядет земля, и мы установим памятники из бронзы, мрамора и гранита. Жаль меня с ними в тот момент не было, не допустил бы такого ужаса, обязательно кого-нибудь из убийц завалил и тогда возмездие настигло бы и других. Кто же мог предвидеть, что бандитские пули вырвут братков из наших рядов. Тяжела, невосполнима утрата, но мы должны теснее сплотить свои ряды, пополнить их молодежью, чтобы они продолжили наше правое дело. А убийцам пощады не будет. Око – за око, кровь – за кровь!