Валерий Иванов-Смоленский - Капкан для оборотня

Горничная с нескрываемым удивлением и даже недоверием произнесла:

— В вашем люксе неисправен кондиционер? Но как же так, он всегда работал нормально, это японская…

— Любая техника рано или поздно выходит из строя, — Барсентьев с некоторым раздражением ткнул в кнопку лифта, — даже японская.

В лифте перед глазами Барсентьева вновь всплыла фигура монтера, снова возникло твердое убеждение, что он его где-то уже видел. Вот странное наваждение…

Барсентьев работал следователем всю свою сознательную жизнь. Сначала — в районной прокуратуре, затем — в столичной, поскольку он был коренным москвичом. И вот уже седьмой год его жизнь связана с расследованием наиболее сложных дел в Генеральной прокуратуре. Он был хорошим следователем. Можно сказать, старой закалки, хотя был еще не стар. Ему претило обрубание даже незначительных хвостов в уголовных делах, которые он расследовал. И у него была почти фотографическая память.

Принцип — если есть что-то не до конца понятное, то это следует обязательно выяснить и юридически оценить — Барсентьев применял и исповедовал всегда.

Даже, когда в кабинете начальника следственного отдела Генеральной прокуратуры России, старший советник юстиции стучал кулаком по столу и, сатанея от упрямства следователя, кричал ему:

— Да на хрена тебе эти подробности выяснять? Какое имеет значение, где он мог взять патроны с такой маркировкой? Он — убийца, ты расколол его, он признался, пистолет изъят, экспертиза признала его орудием убийства. Немедленно передавай дело в суд! Все сроки следствия прошли, и нам откажут продлить их по такой пустяковой мотивации.

Барсентьев не кричал в ответ, а лишь, бледнея, вновь приводил свои доводы.

— Следователь — это самостоятельное процессуальное лицо, — говорил он спокойно и негромко, — и, в соответствии с законом, я обязан выяснить происхождение патронов. Возможно, они похищены, возможно, такая маркировка проходит по другим, нераскрытым, делам…

— И, что тебе это даст? Лишние хлопоты, затяжка времени, нарушение сроков расследования…

— Дайте письменные указания на этот счет, — произнес Барсентьев безмятежно, перекладывая тем самым ответственность за невыясненные обстоятельства на своего начальника.

— Указания ему! Сейчас все брошу и буду писать тебе указания… Формалист какой выискался… Черт с тобой — хочешь копаться, копайся… Давай постановление о продлении сроков, завизирую.

И начальник поставил свою подпись на документе, ворча: — но это в последний раз… В следующий раз ты у меня на взыскание нарвешься… В мою бытность следователем…

Иногда «мелочевка» подобного рода давала поразительные результаты, далеко превосходящие по своему значению расследуемое дело. Так, в случае с выяснением маркировки патронов, следствие вышло на крупнейшее расхищение военной амуниции и оружия с военных складов. Гранатометы, пулеметы, автоматы, пистолеты и боеприпасы к ним, а также различное армейской обмундирование на многие сотни миллионов рублей шли «налево». Их продавали маленьким независимым, но непризнанным республикам, а часть оружия даже уходила в кровоточащую рану государства — Чечню. Под суд, в связи с этим, попали четырнадцать армейских чинов, в том числе и один генерал. Барсентьев был награжден орденом. Не было забыто и его начальство.

Эта дотошность вела его по служебной лестнице вверх, принеся в результате и генеральское звание, столь редкое в следовательских кругах.

Барсентьев, не спеша, пошел по улице от здания гостиницы, поглядывая по сторонам в поисках места, где можно было бы немного передохнуть. Заметив уличное кафе, прямо под открытым небом, он сел за свободный столик под цветастым зонтиком и заказал пиво.

Не торопясь, прихлебывая пиво из высокого запотевшего бокала, Барсентьев непрерывно думал о мужчине, пришедшем чинить кондиционер.

«Где-то я его все-таки видел, причем совсем недавно, но где?».

Прокручивая в голове обрывки происходящего за последние дни — прибытия на вокзал, поездки по городу, пребывания в гостинице — Барсентьев пытался вспомнить встреченные по пути лица. В гостиничном холле, кроме женщины-администратора за стойкой и старичка в белой шляпе в кресле и с газетой в руках, никого не было. На четвертый этаж поднялись на лифте, прошли ковровой дорожкой (даже ее рисунок отпечатался в памяти) и, никого не встретив по пути, вошли в люкс.

По давней привычке его память автоматически фиксировала все окружающее, неизвестно для чего. Например, — Барсентьев и сам над собой подтрунивал в связи с этим, — он, находясь в автомашине, фиксировал и запоминал марки попадавших в поле зрения автомашин и их номера. Тренировка памяти, шутя, объяснял он себе и своим коллегам столь странное свое свойство.

Барсентьев допил пиво и, не торопясь, побрел по улице, поглядывая по сторонам, впитывая атмосферу незнакомого города, его обаяние, его прелести и его огрехи. Центр города был застроен домами старой довоенной, а то и дореволюционной застройки. Все первые этажи, как водится в цивилизованном мире, были заняты магазинами, бутиками, ресторанчиками, закусочными. Оформление витрин столичным не уступало. Для одной из центральных, улица была узковата, движение было однорядным, и его неторопливость усугублялась тем, что одна из сторон улицы была отдана под парковку автомобилей. Так же неспешно, в основном, двигались и пешеходы. Не сравнить было этот размеренный спокойный ритм с московской постоянной беготней, суетой и толчеей.

На улице преобладал ярко расцвеченный и полураздетый женский пол. И Барсентьев в очередной раз удивился, насколько красивы наши женщины и девушки. И лица, и фигуры — ну никак не сравнить ни с Европой, ни, тем более, со Штатами. Европейские страны оставили в его памяти тощих, носатых, ни с какими ногами, но с заученными улыбками, неизвестно что мнящих из себя особ женского пола неопределимого возраста. Америка, а побывал он и там, поразила раскормленностью и тучностью, особенно чернокожих матрон, но тоже с улыбками, демонстрирующими, как правило, великолепные зубы. Правда, улыбки были искренние и доброжелательные.

Барсентьев прогулочным шагом дошел до перекрестка и повернул назад к гостинице по той же стороне улицы, поскольку противоположная сторона была ярко освещена солнцем, эта же была в тени. По пути он купил несколько газет, в том числе две местных.

Телевидение с его назойливо-рекламной манерой подачи новостных программ ему не нравилось. Телеведущие, в большинстве своем, прямо лучились самодовольством, самолюбованием и элементарной аналитической безграмотностью, а в оценке некоторых событий сквозила совершенно неприкрытая, как они сами выражаются, «ангажированность».