Сергей Гайдуков - Вендетта по-русски

— Это ваша квартира? — кивнул Серега на мою дверь.

— Ты же здесь уже был вместе с Панченко, — напомнил я.

— Это было давно.

— Пожалуй, — согласился я, припомнив все, что случилось за это время.

Серега подозрительно смотрел на дверь моей квартиры, а я почему-то смотрел в другую сторону — на Ленкину дверь. С чего бы это?

— Давайте мне ключи от квартиры, — скомандовал Серега. — Я войду, все проверю, а потом…

— Подашь звуковой сигнал, — предположил я.

— Точно, — кивнул Серега. — Где у вас включается свет в прихожей?

— Справа, — подсказал я, наблюдая, как Серега возится с замком, а сам начал потихоньку смещаться в сторону Ленкиной квартиры. Мои телодвижения не укрылись от бдительного ока Сереги.

— Куда это вы? — строго спросил он, застыв на пороге моей квартиры.

— Тут у меня подруга живет, — пояснил я. — Загляну на минутку, пока ты прочесываешь местность…

— Понятно. Я вам потом скажу, что можно заходить, — пообещал Серега и, держась за кобуру, шагнул в темноту моей квартиры. Отважный парень. А я нажал на кнопку звонка. Я тоже был отважным парнем, потому что Ленкин муж мог оказаться дома, а наши отношения… Наши отношения не достигли такой степени дружелюбия, когда приветствуются взаимные визиты или хотя бы просто пожимаются руки… И уже никогда не достигнут такой степени.

Что-то мне никто не торопился открывать, и в моем мозгу возникла страшная картина: муж удерживает Ленку, не пускает ее к двери. Я слегка разволновался и забарабанил по двери. Это произвело впечатление, и за дверью раздались шаги. Затем последовал неизбежный процесс разглядывания гостя в «глазок». Я специально отступил на шаг, чтобы меня было лучше видно.

Послышалась какая-то возня, затем защелкали замки, затем дверь приоткрылась.

Не слишком широко, не слишком гостеприимно, из-за чего мое предчувствие присутствия мужа усилилось. Но выглянула все-таки Ленка.

— А вот и я. Как и обещал, — сказал я с дурацкой улыбкой на губах. — Привет. Секунду спустя я понял, что выглядит она чересчур бледной и чересчур напряженной.

— Ко… — успела она сказать и исчезла. Я даже не успел удивиться ее исчезновению. Я даже не успел удивиться тому, что передо мной вдруг оказалось мужское лицо. Я просто почувствовал тычок в живот и резкую обжигающую боль, пронзившую все тело от головы до пяток. Вероятно, я сразу же стал падать. И тот, кто был внутри квартиры и только что сунул мне в живот электрошокер, позаботился, чтобы я упал не назад, на лестничную площадку, а внутрь, в квартиру. Ошибочка — не в квартиру. В ад. Первая буква "а", вторая "д".

Миллион лет и пять минут спустя. Тошнота и дрожащий подбородок. А вот руки не дрожат, потому что кисти скованы наручниками, самыми настоящими, стальными, гарантированно прочными и надежными. Я смотрю на них и не понимаю. Я не понимаю, где, что и как. Я не понимаю, почему и за что. Я только лишь понимаю, что шея у меня болит явно не от удара током. Я понимаю, что изо рта у меня течет кровь. И я беспомощен, как новорожденный ребенок. Я бы еще и закричал от ощущения непонятной жестокости окружающего мира, но рот у меня закрыт. Кажется, это скотч, залепивший мне губы, обхвативший щеки и шею.

Потом сверху спускается всемогущая рука Бога. Она дает мне право говорить. Она снимает с моих губ печать молчания, отлепляет с них скотч. Я сразу сплевываю кровь на пол, потом начинаю глубоко дышать, запуская воздух в голодные легкие… Это приводит меня в чувство. Я поднимаю глаза и теперь вижу не серый туман, а вполне конкретное лицо. Я вижу этого бога и я знаю его имя. И первое, что я произношу своими разбитыми, окровавленными губами, это:

— Так это ты, сука!

Он улыбается и хочет что-то сказать в ответ, но тут в квартиру врывается оглушительная трель дверного звонка. Я морщусь от боли, которую мне причиняет этот звук, а Филин реагирует быстро и решительно: он снова заклеивает мне рот. Я не могу говорить и не могу кричать, я едва могу дышать, зато я могу слышать.

— Быстро! — говорит кому-то Филин. Непонятные звуки, длящиеся несколько секунд, потом я вижу две пары ног, спешащих из комнаты. Одна — ноги в кроссовках «Рибок». Другая — в старых, до боли мне знакомых домашних тапочках. Две ноги — мужские. Две другие — женские.

Ленка. Я начинаю грызть скотч, душащий меня, но выходит только младенческое облизывание. Мои руки скованы, а мои ноги… Я их не чувствую.

Из прихожей доносится шепот Филина. Он обращается к Ленке:

— Спроси, кто это…

— Кто там? — послушно произносит Ленка, и ее голос дрожит. Мне это режет уши. Неужели Серега за дверью не сообразит, что здесь что-то не так?!

Неужели он не расслышит страх в ее голосе?!

Не сообразит и не расслышит. Потому что я не расслышал. Куда уж Сереге?!

— Он говорит, что из милиции, что ему нужен Костя, — повторяет Ленка.

— Я сам слышу, что он говорит, — зло перебивает ее Филин. — Открывай.

Плавно. Как в прошлый раз. Шевельнешься, я тебе брюхо вспорю. Эта штука очень острая! чувствуешь?

— Да, — Ленкин голос звучит неестественно спокойно, даже чуть устало.

— Тогда открывай.

Я кричу, я кричу так громко, как только могу, но все тонет в скотче, и мне остается только беспомощно лежать и беспомощно слушать, как открывается дверь, ясный голос Сереги «А Костя…», шум, Ленкин вскрик, опять шум, звук падения, щелчок захлопнувшегося дверного замка. Еще звук — отвратительный и гнетущий, невыносимый, как скрежет металла о стекло.

— Вот и все, — деловито произнес Филин. И я понимаю, что Сереги больше нет.

Сначала в комнату вбегает Ленка, она падает передо мной на колени и кричит, захлебываясь страхом, болью и отчаянием:

— Ну что же ты! Зачем ты пришел?! Я же пыталась тебе сказать по телефону, но он мне не давал… Я же…

Филин подходит к ней сзади и бьет кулаком в затылок. Ленка падает рядом со мной, едва успев выставить тонкие бледные руки, и я впервые понимаю, что выглядит она совсем не так, как раньше. Она выглядит больной. Будто ее несколько дней не кормили и не выпускали на улицу. Она с трудом приподнимается, смотрит мне в глаза, и я понимаю, что это так и есть. Ее слезы — катятся по щекам, падают на пол, смешиваясь с кровью, ее и моей кровью. Филин хватает ее за волосы и оттаскивает назад, достает скотч и заматывает Ленке рот. А потом снова бьет ее по лицу. Теперь он поворачивается ко мне.

— Времени мало, а дел много, — говорит он. — Но я успею.

— Я замечаю, что в его правой руке окровавленный финский нож. Филин следит за моим взглядом и понимающе кивает.

— Да-да, — говорит он. — Именно этой штукой я вспорол горло тому менту.

Он лежит в коридоре. Хочешь посмотреть? — И он внимательно смотрит мне в глаза. Я не шевелюсь и не моргаю. Я ненавижу этого человека так, как никого еще не ненавидел в своей жизни. И еще я ненавижу себя. Ленка сидит с закрытыми глазами, ее плечи дрожат, и я ненавижу себя еще больше.