Рэймонд Чандлер - Окно в вышине

— Мне казалось, что вы были убеждены в невиновности Хенча?

Бриз рассеянно кивнул.

— Вчера вечером. Ему удалось тогда меня провести. Ночью с Хенчем случился припадок. Они, конечно, потащили его в палату, и тюремный док [12] Док ( жарг .) — врач, доктор. ввел ему наркотик. Все это, разумеется, между нами. В протоколе о наркотике ни слова. Это понятно?

— Ну еще бы, — сказал я.

— Т-так.

Мой ответ ему, видимо, не понравился, но инерция рассказа была велика и он продолжал.

— Значит, он под действием наркотика приходит в себя. Он очень бледен, но спокоен. Ну, тут мы и беремся за него. Как дела, малыш? Не надо ли тебе чего? Если есть какие-нибудь просьбы, мы с радостью их выполним. Не обижают ли тебя? И все в таком роде, вы ведь знаете, как это делается?

— Конечно, знаю, — сказал я.

Спенглер вдруг как-то особенно неприятно облизнулся.

— Да, и через какое-то время он раскалывается и говорит: «Палермо». Этого итальяшку вы, конечно, помните. Что? Н-да, он владеет тем домом и похоронным бюро напротив, через улицу, и еще чем-то. Он еще заметил высокую блондинку. Все это страшная чепуха, потому что эти итальяшки вечно помешаны на высоких блондинках. Но, вообще-то, этот Палермо — важная шишка. Как я узнал, в его руках голоса на выборах, такого не стоит трогать. Я и не собирался его трогать. Вот я и говорю Хенчу: «Палермо — ваш друг?» Он говорит: «Давайте сюда Палермо». Я ему звоню, и Палермо говорит, что приедет. О'кей. И сразу же приезжает. Мы ему говорим: «Мистер Палермо, вас хочет видеть Хенч, а зачем — мы не знаем». Палермо говорит: «Ах, этот бедный малый. Он хочет меня видеть? Очень хорошо, я повидаю его, но только один на один, без копов». Я говорю: «О'кей, мистер Палермо», и мы идем в палату, Палермо наедине разговаривает с ним. Потом он выходит от него и говорит: «О'кей, коп. Он сознается. А я наверно, найму ему адвоката. Бедняга, он мне нравится». И уходит.

Я ничего не сказал. Наступила пауза. Громкоговоритель на стене передавал какую-то сводку. Бриз сначала насторожился, но потом, послушав пару секунд, перестал обращать на него внимание.

— Потом мы приходим к нему со стенографисткой, Хенч дает показания. Дело было так: Филипс стал приставать к его девушке. Это было позавчера в холле. Хенч был в своей комнате и видел это. Хенч хотел было выйти, но Филипс успел запереться. Хенч рассердился и поставил «фонарь» своей девице. Но подумав, решил, что этого мало. Как смеет какой-то малый, думал он, приставать к моей девушке. Я тебе покажу, ты меня век будешь помнить, — решил он. И вот вчера он видит, что Филипс вернулся домой. Он говорит своей девице, чтобы она пошла погулять. Она отказалась, он поставил ей второй «фонарь», и она ушла. Хенч стучит к нему в дверь, и Филипс ему открывает. Хенч слегка удивился, но я объяснил, что он ждал вас. Значит, Хенч заходит к нему и начинает говорить ему про свои чувства и все такое. Филипс пугается и достает пистолет. Тогда Хенч бьет его дубинкой по голове, и он падает. Хенч поднимает с пола его пистолет, и тут Филипс хватает его за ногу. Хенч очень плохо помнит дальнейшее (не забывайте, что он был пьян), он только помнит, что оттащил его в ванную и там застрелил из его же собственного пистолета. Ну, как вам все это нравится?

— Замечательно, — сказал я, — но как все-таки объяснить поведение Хенча?

— Вы ведь знаете, что он был сильно пьян. Как бы там ни было, Хенч кладет этот пистолет к себе под подушку, а свой пистолет он либо где-то запрятал (где, он пока нам не сказал), либо передал какому-то парню поблизости. Потом он нашел свою девицу, и они пошли есть.

— Удивительно интересно, — сказал я, — итак, он спрятал пистолет под подушкой. Я бы никогда до этого не додумался.

Бриз откинулся на спинку кресла и посмотрел в потолок. Спенглер, непременный участник представления, взялся опять за ручки и стал бросать их в спинку кресла, стоявшего напротив.

— Давайте это разберем, — сказал Бриз. — Хоть Хенч и горький пьяница, но ума он не пропил. Вспомните, что он достал этот пистолет из-под подушки еще до того, как был обнаружен убитый. Ясно одно, — Филипс был убит из этого пистолета. Что бы там ни было, ведь именно из него, был произведен выстрел. И мы поверили Хенчу, потому что едва ли найдется еще кто-нибудь, способный вести себя так, как Хенч. Мы ведь поверили и тому, что кто-то взял его пистолет, а вместо него положил этот. А теперь допустим, что Хенч спрятал бы пистолет, из которого был убит Филипс. Было ли это для него лучше? Все равно подозрение падало бы на него. Поэтому он и упирал на то, что был мертвецки пьян, и оставил свою дверь открытой, чем и воспользовался убийца, чтобы спрятать свой пистолет.

Он замолчал, чуть приоткрыв рот и держа перед собой в своей сильной веснушчатой руке сигару. Его бледно-голубые глаза так и светились самодовольством.

— Ну что ж, — сказал я, — все это теперь неважно, раз уж он сознался. Он, наверное, будет просить о смягчении обвинения?

— Мне кажется, что да. И я думаю, что Палермо поможет ему избавиться от обвинения в преднамеренном убийстве. Впрочем, я не уверен.

— Зачем Палермо станет этим заниматься?

— Хенч ему чем-то нравится, а Палермо такой человек, которого не стоит трогать.

— Ну так, — сказал я и встал. — А что девушка?

— Не хочет говорить ни слова. Умная. Что мы с ней можем сделать? Дельце-то совершенно ясное. Какие могут быть возражения, а? А что касается вашего бизнеса, то ведь это ваш бизнес. Вы меня понимаете?

— Я имел в виду не эту распутную девицу, а ту высокую блондинку. Может, мистер Палермо не будет возражать в этом случае.

— Черт побери, я совсем забыл об этом, — сказал Бриз и, немного подумав, тотчас отмел это. — Тут ничего нет, Марло. Не тот класс.

— Приличная и разодетая, но не скажите, — ответил я. — Класс — это такая вещь, которая легко растворяется в алкоголе. Разве не так?

— Допустим, что так.

Он взял сигару и показал ею на меня.

— Если бы не эти обстоятельства, я бы не отказался послушать ваш рассказ, но мне кажется, я не имею никакого права настаивать на этом.

— Очень благородно с вашей стороны, Бриз, — сказал я, — и с вашей, Спенглер, тоже. Желаю вам обоим в жизни всего самого лучшего.

Они проводили меня взглядом, пока я шел к двери.

Я спустился в большой мраморный вестибюль, и выйдя из него на улицу, сел в машину и отъехал с разрешенной стоянки перед зданием полицейского управления.

Мистер Палермо восседал в комнате, которая, если бы не шведское бюро из красного дерева, триптих в позолоченной раме на евангельскую тему и большое распятие из эбена и слоновой кости, была бы точной копией викторианской гостиной. На каминной полке из зеленовато-серого мрамора стояли часы из позолоченной бронзы, в углу лениво тикали старинные маятниковые часы, на овальном столе с мраморным верхом и изящно выгнутыми ножками стояли восковые цветы под стеклянным колпаком. Еще тут были диван в форме подковы и несколько красивых красного дерева кресел с кружевными салфеточками на них. На полу лежал толстый ковер с узорами в виде гирлянд цветов. И, наконец, стоял еще застекленный шкаф, на полочках которого было множество антикварных вещиц: китайского фарфора чашечки, фигурки из стекла и фарфора, дорогие безделушки из слоновой кости и дерева ценных пород, разрисованные подносы, солонки времен первых американских колонистов и многое другое в этом же роде.