Рэймонд Чандлер - Окно в вышине

Я не знал, что сказать. Яркий свет вышиб все мысли у меня из головы. Вдруг щелкнул выключатель и загорелась настольная лампа. Фонарик погас. Возле накрытого скатертью с кистями стола, на котором стояла лампа, восседал в кожаном кресле Тинчфелд. Он был все тот же, правда теперь надел поверх рубашки и подтяжек коричневую шерстяную куртку. Он как и тогда жевал табак.

— Ну, выкладывай, зачем сюда пожаловал, сынок?

Я пододвинул себе стул и огляделся. Небольшая, почти квадратная комната. В углу двуспальная кровать. В задней перегородке дверь на кухню.

— Да вот пришла в голову мыслишка, — ответил я. — Но какие могут быть мыслишки во вшивой голове?

Тинчфелд согласно кивнул. Он внимательно и заинтересованно рассматривал меня, как какой-нибудь экспонат.

— Я слышал, как вы подъехали к изгороди. Но вот как вы подошли к дому — убей меня бог — не слышал. Я, можно сказать, влюбился в тебя, сынок.

— Это почему?

— Мне кажется, у тебя под мышкой есть что-то тяжелое, сынок, верно?

— Так уж и быть, сейчас все расскажу, — улыбнулся я.

— Ты не подумай, что я на тебя сержусь за то, что ты влез в дом. Я на такие вещи смотрю сквозь пальцы. Ты вот лучше мне скажи, на пушку у тебя есть разрешение?

Я полез в карман и положил ему на толстую коленку свое удостоверение частного сыщика. Он взял его, и поднеся к лампе, все внимательно прочитал, потом отдал мне.

— Значит, частный детектив интересуется Биллом Хэйнсом. Любопытно, не правда ли? Между прочим, я тоже из-за него очень расстроился. Наверно, хотите осмотреть хижину?

— Была такая мыслишка.

— Я лично не возражаю, хотя в этом нет необходимости — я уже провел тщательный обыск. На кого работаете?

— На Говарда Мелтона.

— Зачем это ему нужно? — помолчав, спросил он.

— Он хочет найти сбежавшую от него жену. Она исчезла две недели назад.

Тинчфелд снял шляпу, положил ее на стол, взъерошил рукой не слишком густые седые волосы, потом пошел и, отперев ключом дверь, отворил ее настежь. Сел опять в кресло и посмотрел на меня.

— Мелтон не хочет, чтобы в прессу проникли некоторые факты, касающиеся его жены. Он боится, что из-за этого потеряет работу. Между прочим то, что она пила и путалась с Биллом, не самое главное.

— Из всего что вы сейчас сказали, никак не вытекает необходимость немедленного осмотра дома Хейнса, — сказал он спокойно и рассудительно.

— Просто я люблю совать свой нос куда меня не просят.

Он жевал табак и видимо раздумывал как поступить с наглецом вроде меня. Может быть не обращать внимания?

— Я думаю, тебя это может заинтересовать, сынок. — Он достал из бокового кармана куртки что-то, завернутое в клочок газеты. Развернул его и положил на стол возле лампы. На клочке газеты лежала золотая цепочка, одно из звеньев которой было перекушено плоскогубцами. Крошечный замок был цел. На клочке и на цепочке был какой-то белый порошок, вроде пудры.

— Как думаешь, где я его нашел?

Я послюнявил палец и попробовал порошок на язык.

— В мешке с мукой, вон там на кухне. Некоторые женщины носят такие браслеты на ногах. Откуда он взялся, не имею понятия.

Тинчфелд смотрел на меня как добрый дедушка на напроказившего внука. Похлопав себя большой белой ладонью по коленке, он как-то странно улыбнулся и посмотрел в потолок. Я достал сигарету и стал разминать ее пальцами. Тинчфелд завернул цепочку в газету и сунул в карман.

— Ну вот и все. Надеюсь вы не станете делать обыск в моем присутствии?

— Нет, конечно, — ответил я.

— А теперь, я думаю, нам надо расстаться и каждому из нас обдумать это дело в своем углу.

— Билл сказал, что у его жены была машина.

— Голубой форд. Я нашел ее недалеко от дороги.

— Тогда это похоже на заранее обдуманное убийство.

— Ну это вряд ли, сынок. Наверное, он задушил ее в приступе ярости. Видел, какие у него ручищи.

— А, может быть, это заранее обдуманное самоубийство. Люди иногда кончают с собой, чтобы это выглядело как преднамеренное убийство. Хотят отомстить обидчику. Она, наверное, специально оставила машину.

— Сам Билл туда машину загнать не мог из-за своей ноги, — подумав, сказал Тинчфелд.

— Он мне показал ее записку еще до того, как мы нашли труп. Между прочим, я его первый заметил.

— Что тут толковать, сынок — поживем увидим. У Билла простое сердце. Его немножко испортила вся эта возня с ветеранами. Каждый из них носится со своими ранениями, будто в него стреляли из пушки. А браслет этот он, может быть, хотел сохранить как память.

Тинчфелд встал, и выйдя в открытую дверь на крыльцо, выплюнул жвачку на землю.

— Я вот уже шестьдесят два годы живу на свете, — сказал он, стоя на крыльце, — и насмотрелся на людские чудеса. Но не видел, чтобы кто-нибудь бросился прямо в одежде в ледяную воду и нырнув застрял под сваями. С другой стороны, раз уж вы хотите знать все мои секреты, могу сообщить, что Билл не раз лупил свою жену, когда напивался пьяным. Присяжным это конечно не понравится. А если окажется, что браслет носила Берил, то газовая камера ему обеспечена. Ну, пора по домам, сынок.

Я встал.

— Предупреждаю, что закон не разрешает курить в здешних сосновых лесах, — сообщил он.

Я засунул сигарету в нагрудный карман и вышел на крыльцо. Тинчфелд вернулся в дом и погасил лампу. Потом запер дверь на ключ и положил его в карман куртки.

— Где ночевать собираешься, сынок?

— Скорей всего в отеле «Олимпия» в Сан-Бернардино.

— Место хорошее. Только климат у них гораздо хуже, чем у нас. Слишком уж жарко.

— Я люблю погреться.

Мы вышли на дорогу и Тинчфелд повернул направо.

— Я оставил свою машину вон там, — махнул он рукой. — Ну, спокойной ночи, сынок.

— Спокойной ночи, шериф. Мне кажется, он не убивал ее.

Он уже отошел от меня шагов на пять.

— Поживем — увидим, — сказал он, словно рассуждая сам с собой.

Я перелез через изгородь, завел машину и поехал по узкой горной дороге. Выехав на шоссе, я повернул машину к озеру Пума, проехал через плотину и потом начал спускаться в долину.

Сидя за рулем, я подумал о предстоящих выборах и решил, что жители округа Пума много потеряют, если не выберут шерифом Джима Тинчфелда.

Была половина одиннадцатого, когда я подъехал к отелю «Олимпия». Достав из багажника свой дорожный чемодан, я не сделал еще и четырех шагов, как ко мне подскочил мальчишка в штанах с лампасами, белой куртке с галстуком-бабочкой и вырвал у меня из рук чемодан.

Ночной портье был лысый, яйцеголовый человек, которому все было до лампочки. Я заполнил регистрационный листок и отдал ему.

Мальчишка и я вошли в тесный как гроб лифт и поднялись на второй этаж. Прошли один коридор, повернули в другой, потом в третий — я начал обливаться потом. Наконец мальчишка остановился, достал ключи и открыл дверь. Комнатка окнами во двор похожа на детский уголок, где малыш учится ходить.