Якоб Арджуни - С днем рождения, турок!

Футт выдохнул мне в лицо остатки дыма и сказал участливым тоном прокурора, который оглашает обвиняемому дату его казни:

— Мой дорогой Каянкая, на сегодня у меня нет неотложных дел, поэтому я посвящу его тому, чтобы как можно быстрее отозвать у вас лицензию частного детектива. С вашей умной головкой найти новую работу — это, конечно, раз плюнуть.

— Вы можете, например, вести расследование содержимого мусорных баков, — быстро выпалил шестерка Футта и залился смехом, довольный своим остроумием.

Футт отнесся с большей серьезностью к своей угрозе и гневно зыркнул на помощника.

Эта пара представляла собой идеальную модель отношений: хозяин — пес.

Футт повел бровью и продолжал:

— Господин Каянкая, я не чудовище, но некоторые вещи я не потерплю. Особенно если кто-то потешается надо мной. Для меня самое важное в человеке — его порядочность, и, если бы вы были со мной откровенны, может быть, мы смогли бы найти общий язык. Однако…

Он многозначительно помахал рукой. Верная собачонка преданно заглянула снизу вверх в глаза хозяину. Но хозяин не удостоил ее взглядом.

Тогда, вместо того чтобы тявкнуть, собачонка стала канючить:

— Э-э, господин комиссар, а не лучше ли нам сейчас… я имею в виду…

Футт рявкнул короткое «нет» и посмотрел на него сверху вниз.

Я чувствовал себя в роли зрителя, наблюдающего урок дрессировки, и спросил Футта:

— То, что он умеет стоять по стойке «смирно», я видел, а за палкой он может сбегать?

Футт засмеялся. Не по-настоящему, но все же. Мне вдруг стало жаль его пса. Тот смотрел на меня с таким выражением, будто я растрепал всем, что у него крошечный член.

— Посмеялись, и хватит. А теперь утрите сопли с подбородка, а то опять кто-нибудь позлорадствует на ваш счет.

Он моментально ухватился за свой подбородок. Теперь наступила моя очередь рассмеяться.

Прежде чем я нашел дверь отдела по борьбе с наркотиками и постучал в нее, я услышал, как подошел лифт и оба моих приятеля сели в него. Наблюдая сцену между хозяином и его дворнягой, я чувствовал себя в роли кости.

Низкий голос протяжно ответил из-за двери, разрешая войти, и я нажал ручку. Кабинет находился на солнечной стороне, и я, войдя в комнату, невольно зажмурился.

Это был просторный кабинет, в котором стояли три обшарпанных письменных деревянных стола, заваленных залежавшимися бумагами. За столом сидел человек с лицом интеллигента, частенько страдающего от головной боли. На нем были очки с толстыми стеклами. Он снял их и с мученическим выражением лица грыз дужку оправы. Перед ним дымилась чашечка с черным кофе. В углу тихо бормотал приемник, передающий прогноз погоды. В воздухе стоял крепкий сигарный запах. Владелец кабинета страдальчески сморщил лоб, будто ему на голову свалился мешок картошки, и посмотрел на меня, как на зубного врача.

Поскольку он не проявлял желания первым открыть рот, это сделал я.

— Доброе утро. Меня зовут Кемаль Каянкая. Мне тут к Рождеству подарили лицензию частного детектива, и я уже раскрыл одно дело: изобличил Санта-Клауса как голубого, а теперь хочу доказать, что он был еще и иерусалимским наркоманом.

Никакой реакции не последовало. Он лишь молча посмотрел на меня с выражением человека, страдающего мигренью. Если бы я был добрым человеком, я должен был дать ему таблетку аспирина. Но я к таковым не относился.

— Я делаю вам предложение, как можно избежать тягостного для вас разговора. Если вы пошевелите левым ухом, это будет означать согласие, если правым — отказ. А теперь я поставлю три прямых вопроса. Хорошо?

Вместо того чтобы шевельнуть правым ухом, он просто ответил: «Нет».

Последовала небольшая пауза. И это все, на что я мог рассчитывать?

— Не знаю, кто вы такой. Да, собственно говоря, и знать не хочу. Если вы явились только для того, чтобы валять здесь дурака, попрошу вас немедленно уйти. У меня много дел.

Он вынул из кармана брюк жеваный носовой платок и начал протирать очки.

— Я пришел, чтобы узнать, есть ли в отделе по наркотикам бумаги, касающиеся некоего Ахмеда Хамула. Он на прошлой деле недалеко от вокзала споткнулся и напоролся на нож.

Хозяин кабинета надел очки и стал похож на студента, грызущего гранит германистики, который всю ночь корпел над учебниками, и явно не вписывался в полицейский интерьер.

— Даже если бы такие бумаги существовали, вы, как и любой человек с улицы, не увидели бы их. Не тратьте понапрасну свое и мое время, идите с вашими шуточками в другое место. Уверен, что, если хорошенько поищете, найдется человек, который оценит ваш юмор.

Он сложил руки и принял позу профессора, только что закончившего длинный доклад и надеющегося, что у студентов теперь нет к нему вопросов.

— Чем или кем нужно быть, чтобы получить доступ к документам?

— Вы не относитесь ни к одной из таких категорий.

— Ну, что же, не отношусь так не отношусь. Но мы еще увидимся, — добавил я, не имея ни малейшего представления, как и когда.

Душные коридоры полицейского управления остались позади, и я оказался на залитой солнцем улице. Мимо пронесся парень в протертых до дыр джинсах. Я смотрел ему вслед, пока его лохмотья не потерялись из виду.

Я завернул в ближайшую телефонную будку, чтобы позвонить бывшему комиссару криминальной полиции Теобальду Леффу, который два года назад вышел на пенсию. Я познакомился с ним, когда он разыскивал мою бывшую клиентку по делу об убийстве. Это был первый и последний полицейский, с кем я водил знакомство и с которым мы понимали друг друга.

Лефф, со всеми почестями отправленный на заслуженный отдых, наверняка мог получить доступ к интересующим меня бумагам. Я бросил в щель автомата две монеты по десять пфеннигов и набрал его номер. После трех гудков в трубке зазвучал запыхавшийся голос, который попросил немного подождать, не то убежит молоко на плите. Это была жена Леффа. Они женаты уже сорок лет и ведут счастливую скучную семейную жизнь. Стоя в вонючей телефонной будке, я чувствовал, что весь взмок от пота. Пахло чьей-то чесночной отрыжкой.

Наконец фрау Лефф снова взяла трубку и поинтересовалась, кто звонит. Я ответил, кто я и что мне нужно. Она сообщила, что сейчас муж в городе, но он должен скоро вернуться и что она приглашает меня пообедать с ними. Я поблагодарил за приглашение, повесил трубку и помчался по названному адресу.

Супруги Лефф проживали в Нидер-Эшбахе, пригороде Франкфурта.

Желтоватые, лепящиеся друг к другу коробки домов с черепичными крышами отличались друг от друга только номерами. Вокруг все было ухоженно и зелено. Перед каждым домом одинаковые газоны размером четыре на четыре метра, обрамленные аккуратными цветочными бордюрами.