Якоб Арджуни - Кисмет

— А я ем сардины из банки и радуюсь, что у них нет голов, — сказал я, продолжив эту тему. — Обычно я ем их с головами.

— Хм, — промычал Слибульский. — Ну что, вроде выжили? Ты все еще собираешься выяснять, кто были эти двое?

— Конечно.

— Джина тебе сказала, чтобы ты посмотрел конфеты?

— Да, но не сказала какие и где.

— Разумеется, те, которые я нашел в БМВ.

— А что особенного в этих конфетах?

— Они мне неизвестны.

— Ну, хорошо, а дальше?

— Послушай, Каянкая, ты знаешь, что с тех пор как я завязал с курением, то сосу конфетки и перепробовал все сорта всех немецких фирм, но эти вижу в первый раз. Если ты выяснишь, откуда конфеты, может… Понимаешь?

— Понимаю. А на бумажке, случайно, не написано, где они сделаны?

— В том-то и дело, что нет. Предположительно, в Германии.

— А что в этом особенного?

— В том, что они не отсюда. Возможно, произведены на экспорт, но я в это не верю. Думаю, тут дело обстоит так же, как с моим итальянским мороженым, — оно ведь тоже не из Италии. Кто будет покупать немецкое мороженое?

— И это ты так о Германии, родине всех деликатесов?

— Неважно. Если ты хочешь продать товар там, где любят Германию, пусть даже бананы, надо повесить ярлык «Сделано в Германии».

— Бананы — сделано в Германии. Неплохо. А где, кстати, любят Германию?

— А я знаю? В Парагвае, например. Кто из нас сыщик, ты или я? Ну ладно, если хочешь посмотреть на конфеты, с восьми я дома.

Мы закончили разговор, и я вернулся к своим сардинам. За окном сверкнула молния, и загрохотал гром. Начиналась гроза. Упали первые капли дождя, и вскоре хлынуло как из ведра. Когда через час гроза кончилась, над городом продолжало висеть черное моросящее облако.

Я позвонил моей единственной в данный момент клиентке — специалистке по исламу, у которой пропала овчарка. Рассказал ей, что весь вчерашний день тщетно потратил на посещение приютов для животных в Келькхайме и Хаттерсхайме и завтра продолжу поиски, и что Сузи наверняка найдется, надо только немного потерпеть. Эту песню я пел ей уже целую неделю, и пока она не жаловалось, и не выставляла мне счетов. Мне нравилась моя клиентка, очень богатая, но немного «ку-ку».

Затем впервые за несколько месяцев я надел плащ и направился в район вокзала.

Около пяти часов утра недалеко от Центрального вокзала в четырехэтажном доме старой постройки вспыхнул пожар. Здание, в котором находились ресторан и несколько офисных помещений, сгорело до основания. Пожарным удалось локализовать пожар, и соседние дома не пострадали. Поскольку здание по ночам пустует, жертв, судя по предварительным данным, нет. Окончательно картина пожара прояснится после того, как будут расчищены завалы, а также определен размер нанесенного ущерба. О причинах пожара пока нет никаких версии.

Я запихнул мокрую газету в урну для мусора и сел в трамвай по направлению к дому Слибульского. Четыре часа я пробродил по кварталу вокруг вокзала, натер ноги, промок, в животе у меня булькала смесь из чая, кофе, пива и яблочного вина. Я обошел сотню пивных и ресторанов, переговорил с множеством официантов, владельцев и продавцов — не слышали ли они случайно про «Армию здравого смысла». Треть из них была удивлена вопросом и простодушно интересовалась, не об очередной ли дурацкой антиалкогольной кампании идет речь. Вторая треть сразу замолкала, закрыв кассу, остальные — с разными вариациями — спрашивали, сколько будет стоить их информация, а потом сами называли сумму — около пятисот марок. В процессе обхода все же выяснилось: несмотря на всю криминогенность обстановки привокзального района, около двух недель назад «Армии здравого смысла» удалось-таки открыть свой бизнес под условным названием «крыша». Рэкетиры приходили по двое, не говоря ни слова, были в гриме и пудре, объяснялись в высокопарном стиле с помощью записок и при малейшем сопротивлении хватались за пистолеты и ножи. Торговец кебабами и официант, которые на мой вопрос об «армии» сразу же отвернулись, явно были из числа тех, кто оказал сопротивление, о чем свидетельствовали их забинтованные правые руки, как у Ромарио.

Из тех, с кем мне удалось поговорить, никто не имел ни малейшего понятия о том, что это за «армия», откуда она взялась и кто за ней стоит. Создавалось впечатление, что она свалилась с другой планеты, торопясь урвать у здешних обитателей как можно больше и быстрее. Интересы других банд, предоставлявших «крышу» и стремившихся остаться на плаву, мало волновали «Армию». Рэкетиры вымогали у каждого владельца сумму, которую тот, по их мнению, мог легко собрать в течение кратчайшего времени, пусть даже это полностью его разорит. От ресторанов высокой категории, с картой вин и белыми скатертями, они требовали по тридцать тысяч в месяц, от сосисочных ларьков — по четыре. Хотя бандиты требовали ежемесячных выплат, в большинстве случаев дело ограничивалось одноразовым рэкетом. Причина заключалась в том, что они стремились избежать разборок с уже существующими в квартале бандами. Их основной принцип заключался в том, чтобы быстро хапнуть и исчезнуть прежде, чем старые банды успеют наступить им на хвост.

В прошлом году улицы и торговые точки привокзального квартала наконец были поделены между немецким, албанским и турецким «ворами в законе», и все участники, включая полицию, были рады, что установился с таким трудом достигнутый порядок. Дела шли почти так же гладко, как девять лет назад, когда еще были живы братья Шмитц, непререкаемые короли привокзального района, и вяло работало погрязшее в коррупции ХДС-овское руководство города, породившее самих братьев. В те времена братья Шмитц контролировали все, начиная с борделей и кончая нелегальными игорными домами. Пуская в ход то дипломатию, то боевиков, они обеспечивали бесперебойный и слаженный процесс, облагая каждую марку таким процентом, который не вызывал ни у кого возражений.

Никому из собственников не приходило в голову поставить под сомнение сложившуюся систему. Братьям удалось даже вытеснить на окраину города наркоторговлю, которая начиная с семидесятых годов приобретала все более неуправляемый характер. Таким образом, и добропорядочные отцы семейств, и искатели приключений были избавлены от неприятных столкновений с наркоманами. В общем, при братьях Шмитц дела шли как нельзя лучше для квартала «красных фонарей»: полиции было известно, к кому обращаться в случае разборок, держатели кабаков и борделей плевали на всех остальных, кроме братьев, наркоманы знали, куда рвать когти в случае облавы, а выпивохи типа меня — где можно в три часа ночи выпить кружку пива. Потом во Франкфурте к власти пришла СПД, и регулярный денежный поток от братьев Шмитц в казну бургомистра был остановлен. Наступил крах империи братьев, которые исчезли сначала из города, а потом вообще покинули страну, бросив на произвол судьбы семь улиц между банками и Центральным вокзалом — неконтролируемое золотое дно, отблески которого достигали самых удаленных уголков Европы.