Фредерик Дар - Убийца (Выродок)

— Помогал, чтобы быстрее было…

— Давайте-ка его расспросим…

Мы вернулись в хибару. Мсье Антуан демонстративно сидел перед телевизором — дескать, «я выше всего этого». Происходящее его, похоже, изрядно расстроило. Он согласился оказать приятелю услугу, наверняка надеясь сорвать хороший куш, но его домишко вдруг превратился в арену сражения… Первым за него принялся Мейерфельд:

— Скажите, вы помогали Анджело заниматься машиной?

— Ну, помогал…

Хозяин говорил уголком рта, почти не разжимая губ.

— А вы не боялись, что Капут проснется и застанет вас за этим занятием?

— Нет, — вмешался Анджело, — я дал ему немного успокоительного. В Париже, у моего знакомого, который держит ресторанчик.

Собака! Вот почему он повез меня именно туда, на улицу Лепик! Да, приятели у итальяшки были, как на подбор…

Верно, я и сам тогда удивился, что так хочется спать. Ведь никогда раньше бессонная ночь не отправляла меня в нокаут…

Полицейский мягко отстранил Мейерфельда.

— Предоставьте дело мне, патрон, — уверенно сказал он. — Все эти свиньи водят нас за нос… Сейчас я с ними по-своему поговорю.

Он позвал того, что остался в спальне:

— Сидуан! Закрой девчонку в комнате и иди сюда… Сейчас я вам, ребятки, устрою праздник души, — пообещал он нам.

На этот раз сомнений не было: он валил в одну кучу нас всех — Анджело, его приятеля и меня.

— Я не имею никакого отношения к вашим разборам, — как можно достойнее сказал приятель Антуан.

— Вот мы это и проверим…

Появление доходяги Сидуана всех на секунду отвлекло.

— Бери пушку, — сказал усатый. — И стреляй в первого, кто дернется, понял?

Он двинулся к Антуану, видимо, соблазненный его чопорным видом.

— Так вы ничего не знаете?

— Ничего…

— И в машине, под брезентом, не было никакого ящика из-под печенья?

— Не было, честное слово!

Полицейский врезал ему в бок. Раздался такой звук, будто лопнул бумажный пакет. Антуан издал протяжный стон и широко разинул рот, чтобы подлечиться хорошей порцией кислорода.

Но продажный страж порядка не дал ему времени унять боль. Он тут же ударил в подбородок — на этот раз левой. Хозяин закачался и упал на четвереньки. Это автоматически влекло за собой удар ногой по ребрам, и он его тут же получил. После этого он улегся на спину и больше не двигался, несмотря на еще один пинок, которым его щедро наградил его мучитель.

Анджело плакал от бешенства.

— Как же так можно! — выпалил он. — Я все сделал, как вы просили, а вы мне же теперь и не верите! О, проклятье, да если б вы дали мне волю, этот ублюдок сразу бы ответил мне, где деньги!

— Правда? — спросил Мейерфельд, уже не зная, какому богу молиться.

— Клянусь вам! Дайте хоть попробовать!

Американец посмотрел на полицейского. Тот прекрасно понял этот взгляд. Он сунул руку в карман, извлек оттуда наручники и надел их на меня с ловкостью и быстротой, которые наверняка принесли бы ему первый приз на конкурсе легашей.

— Ладно, — пробормотал он. — Угощайся, Анджело. Только предупреждаю: если ты его угробишь, то составишь ему компанию в его фамильном склепе!

— Не беспокойтесь.

Взгляд Анджело полностью отражал состояние его души. Я понимал, что сейчас мне придется хреново. Я еще никогда не оказывался лицом к лицу с человеком, которого так распирало бы от ненависти.

Анджело глубоко вздохнул, потом снял пиджак и бросил его на стол. Мейерфельд закурил сигару. Он казался смущенным. Еще бы: он привык устраивать свои дела в чистеньком кабинете с дюжиной телефонов… Практическая сторона работы была ему до сих пор не видна; он открывал ее для себя только теперь — и без особого удовольствия. Он, наверное, сильно сожалел, что Каломару вздумалось испытать меня, вместо того чтобы сразу пустить мне пулю в лоб. Анджело поднял руку. Рука у него была изящная, ухоженная и небольшая — как у большинства убийц.

— Линия жизни у тебя коротковата, — сказал я.

Он поднес руку к моему лицу, и пять его острых ногтей огненными корнями вросли мне в правую щеку.

— Да? — проскрипел он, стиснув зубы.

Я попытался двинуть его коленом туда, где больнее всего, но он, уже наученный опытом, держался чуть в стороне.

Он коротко дернул рукой, и его ногти разодрали мне лицо. Это причинило ужасную боль — словно в рожу полыхнули паяльной лампой.

— Я всегда подозревал, что у тебя девчачьи замашки, — проговорил я. — Чуть что — сразу царапаться!

Он ничего не ответил и показал мне свою руку. Концы пальцев покраснели от крови, и под ногтями застряли кусочки мяса.

Он вытер руку о мою рубашку, потом внезапно и с поразительной силой замолотил меня в живот. Воздух убежал от меня куда-то далеко-далеко. Я отчаянно хлопал жабрами, но внутрь ничего не засасывалось…

— А что если я тебе яйца отрежу? — предложил он. — А? Давай?

— Каждый мечтает о том, чего у него нет… — выдавил я из себя.

Он сунул руку в карман брюк и достал длинный нож с очень тонким лезвием.

— Если сейчас же не скажешь, где деньги, я тебя вскрою!

— Не надо, я боюсь сквозняков…

Он улыбнулся какой-то странной улыбкой. Потом приложил лезвие к моей рубашке и быстро изобразил на ней какой-то нехитрый узор. Я ничего не почувствовал, однако лоскут рубашки упал на землю, и я увидел, что узор повторился на моей коже, окаймленный красными каплями…

— Зря ты молчишь, Капут: я сегодня в форме и запросто могу разрезать тебя на куски, слышишь, ты?

Я понял, что если не вмешаются остальные, он действительно изуродует меня, как бог черепаху.

— Послушайте, Мейерфельд, — сказал я, — вы не находите, что этот юноша малость переигрывает? По-моему, он просто хочет усыпить вашу бдительность, а потом…

— Ничего! — перебил Мейерфельд. — Если он так и не сможет добиться от вас признания, то потом мы развяжем язык ему!

Я помрачнел. Стимул был действительно неплохой… После такого предупреждения Анджело ничего не оставалось, как идти до конца. Его лицо ожесточилось.

— Слушай, Капут, — сказал он мне. — У меня преимущество над остальными: я знаю, что ты знаешь … Я сильнее, потому что я не сомневаюсь, понимаешь?

Он был неглуп.

Его разноцветные глаза пристально смотрели на меня. Они вызывали у меня неприятное чувство, что-то вроде тошноты. Может быть, виной тому было отчасти и зелье, которое он подсыпал мне накануне…

— Я ничего не знаю! — ответил я. — Можешь нарезать меня хоть мелкими дольками — я ничего не скажу, потому что это ты…

Он яростным движением всадил нож мне в бедро. Потом, вместо того чтобы вытащить, начал медленно поворачивать лезвие в ране.

Боль была невыносимой… Остальные не сводили с меня глаз… Мейерфельд, все более и более недовольный, прятался за облаками голубоватого дыма… Лежавший на полу приятель Антуан выкарабкивался из забытья, помогая себе глубокими вздохами…