Олег Голиков - Крымский Джокер

Я предал кого смог — друзей, любимую, саму веру, во что бы то ни было.

Но нет ни сожалений, ни голода, который заставил бы меня в муках пожирать слёзы раскаяния. Я не знаю, на что мне смотреть, глядя вовнутрь. Там ничего не осталось. Внешний мир выжег всю мою наивную игривость, и, увы, не глядеть мне сегодня на этот мир детскими глазами философа.

Я наивно мечтаю вернуть себя, вернуть навсегда. По крупицам собирать утраченное в новой разорённой стране — вот мой теперешний удел.

Бедный маленький Кай, играющий острыми льдинками во дворце собственной глупости…

"В скверне жить сладко. И все живут. Только одни скрывают это, а я говорю в открытую…."хохочет старый Карамазов…

И многоголосое людское эхо неслышно вторит ему…

Тибетские мудрецы утверждают, что охлаждённый кипяток, который простоял сутки, превращается в яд.

Никогда не меняй своего первого обдуманного решения. Вторичный, кажущийся более глубоким, анализ — это всегда "вторая свежесть".

Неужели мы ещё что-то творим? Или мы переделываем без конца чужие мысли и открытия, придавая им новый блеск, иной оттенок?…

Мир людских судеб растёт. Но чувства укорачиваются, сны убыстряются и растерян нынешний человек перед самим собой. Страшен становится ему мир одиноких размышлений.

Привычка к публичности и отрешённости в процессе добывания пищи делает современного человека совершенно беспомощным на просторах дикой пустыни самосозерцания.

То там, то тут вспыхивают костры самосожжения растерявшихся людей. Это горят их невыраженные страсти и озарения, сжигая заодно и благополучные сытенькие тела.

Это горит их стыд в момент сиюминутного осознания собственного бесплодия, взращённого своими же руками.

Это пылают их недосмотренные сны, убитые будильниками и утренними телевизионными анонсами.

Все крепости взяты и разрушены — руины окружают нас. И над всем этим величием всепланетного поражения витает призрак Духа.

Он взывает к новым битвам в бесконечности.

Он громко хохочет, вселяя ужас и веру в бессмертие.

Он собирает новое войско, чтобы увести его в ночь…

Каким я хотел бы видеть себя изнутри?

Переменчивым и непредсказуемым… Дождь, вьюга. Грязь в овраге. Молнии и засуха. И зелень травы в мокрых каплях… Солнце в обрамлении гаснущих звёзд и Ледяной период длиной в дыхание.

Месть и жестокость, разбавленная слезливой чувственностью и предательством. Напор и смирение, вонзённое в похоть и сладострастие мгновенья. Обезьяний хохот и погребальный костёр воина… Чёрт знает, какой кошмар с пьяной радугой на хребте. Неслыханное самобичевание с кинжалом за пазухой. Герой, уводящее в трясину дружественное войско.

Каким я хотел бы смотреться снаружи?

Как море в солнечную безветренную погоду.

Я никогда не достигну этого.

Как это всё нехорошо …

"Действительно, господа, — ужасно невесело!.."

… Когда последний Ужас ворвётся в мою душу…

Когда я всхлипну порванной тетивой над своей могилой…

Когда небо нарисует всю красоту моих заблуждений…

Тогда пусть всё моё мужество не оставит меня равнодушным к этой любопытной картине! … когда к собственной смерти начинаешь относиться с умеренным интересом, наступает твоя истинная зрелость …

И когда новые мысли раскладывают передо мной во всей наготе….

(Здесь текст обрывается. Дальнейший материал философского эссе "Путь из Бездны" был расположен на страницах, с одной стороны которых были размещены репродукции гравюр Гойи "Пляски Смерти". Эти листы Марина вырвала и сожгла…)

-

-

-

Чёрное покрывало накинуто на мозг. Остро ощущается конечность жизни, её бесполезность и унылость. Страха смерти нет, есть страх чего-то большего. Всё тело в липком поту. Тремор не оставляет ни на минуту. Глядя в зеркало, не узнаёшь лица. Когда трогаешь его руками — не ощущаешь. Страшно даже на миг закрыть глаза. Очень страшно резко оглянуться. Слабость во всём теле. Конечности влажные и холодные. Кажется, что не проснуться — счастье. Но когда пытаешься заснуть, тело размазывается как глина по скользкому пространству. Удерживать его в рамках привычных ощущений тщетно. Понимаешь ужас небытия. Предчувствуешь, что полного твоего уничтожения не произойдёт никогда. Вспоминается ад. Но там нет ни чертей, ни костров. Там только ты. Совершенно один. Без тела и без души. Только ты. Навсегда.