Андрей Щупов - Охота на волков

— Пока мы только предупреждаем. По-хорошему, из доброго, так сказать, расположения. В дальнейшем в ход пойдут иные санкции. Вы все поняли?

Палихов обалдело кивнул. Шагнув в прихожую, Леонид обернулся.

— Первое: ни звука никому о нашей беседе! Второе: встречи с Зинаидой Ивановной прекратить! Мягко, без скандалов и так далее.

Палихов снова закивал. На лице его отразилось сосредоточенное понимание. Леониду захотелось подойти к этому человеку и закатить оплеуху. Так захотелось, что рука заныла.

— Тогда на сегодня все, — он двинулся к двери. — Проводите меня.

Когда «деспот» с липкой улыбчивостью в глазах уже прикрывал дверь, Леонид пообещал:

— В следующий раз вам очевидно пришлют повестку.

Палихов с готовностью мотнул головой. Кажется, он был счастлив. Счастлив, что все завершилось таким бескровным образом.

Спускаясь по лестнице, Леонид слышал, как он что-то еще бормотал в спину высокому гостю, подбирал сладчайшие эпитеты. Палихов прощался. «Майор из анекдота» не отвечал ему.

По пути домой он накупил сырков, колбасы, хлеба. На кухоньке устроил царственно-холостяцкий обед. Глядя в окно на лениво осыпающийся снег, умял с полдюжины бутербродов под азербайджанский растворимый чай. В голове потеплело, медовая истома клетку за клеткой затопила мозг, ласково уговаривая прилечь, полистать какой-нибудь не слишком умный журнальчик, может быть, даже заснуть. Леонид не стал противиться. Пройдя в комнату, вытянулся на диване, смежил веки.

Днем он старался не спать, но в этот раз изменил правилу. Скромные полчаса, которые он наметил себе перед погружением в сон, коварно растянулись…

Разбудил Леонида звонок в дверь. Это вернулась Ольга. Не то с работы, не то от подруг. Румяная с мороза, ткнулась ему в щеку свежим поцелуем. Само собой вышло так, что и Леонид ее обнял. Поцелуй повторился, а, повторившись, затянулся. На какие-то секунды все тайное между ними исчезло. Она ощутила его нечаянное желание, а он вдруг понял, что Ольга откликнется, стоит ему только сделать хоть шаг навстречу. Колокольным звоном истина бухала и гудела в ушах, лишая воли, подавляя остаточное сопротивление. Существо, сжимаемое в объятиях, было не просто красивым и желанным, — оно было НЕСЛУЧАЙНЫМ! Злое ли, доброе ли, но чужое неравнодушие всегда способно воспламенить. Слишком давно не смотрели на Леонида такими глазами. Смотрели иначе — вприщур, с ненавистью… Почти со стоном он оторвался от податливых губ.

— Не надо так! Пожалуйста! Иди домой, к Сашке… — голоса своего он не узнал. Сиплый клекот старика-пропойцы.

Странно улыбаясь, Ольга стала собирать баулы. Чтобы не мешать ей, Леонид прижался спиной к косяку. Уже через десять минут чемоданы оказались упакованы. Проходя мимо, Ольга ласково потрепала соседа по голове. Легко и буднично попрощалась.

— Пока!…

Хлопнула дверь. Леонид зубами придавил губу, думая всерьез прокусить. Стало больно, и стало легче. Языком он провел по кровоточащей ранке.

Олег позвонил в первом часу ночи, когда Леонид уже укладывался спать. Извинившись за беспокойство, сообщил, что с ДЕЛОМ все улажено. Объясняясь на конспиративной тарабарщине, добавил, что с Клестом оказалось еще двое ханыг. Один удрал, но с оставшимися поговорили с должным радушием.

— Надо бы еще проверить, — проворчал Леонид.

— Это всегда пожалуйста! — Олег положил трубку.

Они лежали на взгорке, лениво наблюдая за виражами белокрылого дельтоплана. Парящий треугольничек, смахивающий на детский самолетик, выписывал медлительные круги метрах в трехстах над землей. Уже дважды им казалось, что аппарат непременно опустится вниз, но всякий раз далекий пилот отыскивал восходящие потоки и вновь взмывал ввысь. Временами он просто зависал на одном месте, напоминая коршуна, высматривающего добычу. И все его маневры отсюда с земли казались простыми, даже несколько скучноватыми.

Шлепнув себя по шее, Барин громко ругнулся:

— Гляди-ка, уворачиваются!

— Это ты про кого?

— Так про мух, конечно! Кто их, интересно, учит этому?

— Известно кто! Мать-природа, — язык у Валентина едва ворочался. Перевернувшись на другой бок, он смачно чихнул. — Вот, зараза!

Причины сквернословить имелись. Пару дней назад их испытывали на морозоустойчивость, и шестеро гавриков, стуча зубами, метались по камере гигантского рефрижератора, временами совершенно по-волчьи подвывая. Без малого час непрерывной дрожи, неласковые объятия множественных датчиков. А, немного погодя, всех шестерых, обрядив в бронежилеты четвертой степени защиты, заставили плескаться в бассейне, шестами отпихивая от бортиков, щедро поощряя бранью и насмешками. Как ни странно, никто не утонул. Все проплыли указанную дистанцию, вдоволь нахлебавшись воды и собственной пульсирующей усталости. Впрочем, на этом мучения не завершились. Один за другим начались бои, и отбиваться приходилось от свеженьких мордоворотов знакомых и с айкидо, и с боевым самбо. Стили менялись, как разноцветные стекляшки в калейдоскопе. За боксом следовало каратэ, за каратэ нунчаки и обыкновенные палки. Фантазии местных учителей не знали границ. Дрались в тяжелых полушубках и с утяжелением на ногах, на пластмассовых ножах и обыкновенными досками, учились швыряться обломками кирпичей. «Простенькие» эксперименты превращались в обыденность. Время от времени на учеников натравливали собак, прыскали в лицо ядовитой аэрозолью или, зайдя за спину, внезапно зажимали рот платком, смоченным в уксусе. Таким образом вырабатывали должные рефлексы на задержку дыхания, приучали к постоянному самоконтролю.

Барин вновь взмахнул рукой — на этот раз более удачно.

— Нет!… Я так думаю: у них там тоже есть свои инструкторы-мастаки. Натаскивают до седьмого пота и отпускают в полет. — Барин внимательно изучал пойманную муху. — Смотри-ка, Валь! Ты видел, как я ей врезал? И уже очухалась, стерва! Почему так, интересно?

— Мухи за здоровьем следят. Алкоголя не пьют, наркотой не ширяются.

— Нет, правда! Если бы какой-нибудь мамонт навернул мне хоботом, я бы, пожалуй, сразу концы отдал. А эта вон — на глазах оживает! Еще чуток и полетит. Хлипкая, выходит, штука — человек! Как полагаешь, Валь?

— Хлипкая, не хлипкая, а до семидесяти норовит дотянуть. Твоей же мухе всего и порхать — одно жалкое лето.

— Все равно странно!

— Конечно, странно, — Валентин был согласен. Как он не пытался лечь поудобнее, обязательно начинало ныть какое-нибудь место. Щадили лишь лица, косточкам и прочей плоти доставалось на полную катушку. На очередном собеседовании с полковником, большим любителем пофилософствовать на пространные темы, Валентин рискнул заметить, что долго подобного цирка они не выдержат. Полковнику замечание не понравилось. Пожевав сухими губами, он скучновато проговорил: