Генри Кейн - Кровавый триптих

— А не кажется ли вам, что он мог покончить жизнь самоубийством? — спросил Марк Дворак. Говорил он с едва уловимым иностранным акцентом, мягким как патока и мелодичным голосом. Он нервно ходил кругами, мягким и энергичным шагом спортсмена.

— Мы не отметаем никакую возможность. Пока. Но по первому впечатлению это не самоубийство. Предварительный анализ отпечатков пальцев показал отсутствие отпечатков на рукоятке ножа. Самоубийца не стирает свои следы. А если он убивал себя в перчатках, то должен был в них и остаться. А их на нем нет.

Марсия отерла ладони о юбку.

— Отпечатки пальцев вообще очень трудно распознать на рукоятке ножа, в особенности такой рифленой, как эта.

— Тут вы правы, леди. Потому-то я и отправил нож в лабораторию. Да и вскрытие кое-что нам прояснит на этот счет. — Паркер подошел к ней вплотную. — А откуда вам известно, как выглядела рукоятка ножа?

— Я же видела. Когда нож был воткнут в тело…

Паркер огляделся вокруг.

— Кто-нибудь из вас ещё видел нож?

Никто не ответил. Рита Кингсли поежилась. Правая половина её пижамного жакета чуть откинулась и обнажила верхнюю часть полной груди — кожа была юная и лоснящаяся. Она поправила жакет, продев большую пуговицу в петлю. В её больших голубых глазах не было ни слезинки. Она приходилась женой убитому, но не плакала.

— Вы совершите большую ошибку, если ограничите круг подозреваемых нами, — произнесла она. У неё был высокий голос и говорила она с чуть утрированными интонациями. Каждое слово у неё получалось как круглый камешек, но текли они одно за другим. Она говорила — точно выплевывала горошинки. — У моего мужа весь вечер были посетители. В дверь звонили не переставая.

— Кто-нибудь знает, что это были за люди?

Никто не ответил. Так оно было после приезда Паркера: все его вопросы присутствующие в основном встречали молчанием.

— Ладно, — продолжал лейтенант. — Давайте тогда разберемся с версией самоубийства. Здесь присутствует его жена, сестра, два его друга. Все вы живете в этом доме. У него были причины покончить с собой?

Никто не ответил.

Тут раздался звонок в дверь. Долгий и резкий.

— Это, должно быть, мистер Уитни, — сказал Паркер и кивнул Кэссиди. Откройте.

Кэссиди вышел и вернулся с высоким мужчиной могучего телосложения. Весь он был какой-то квадратный. Квадратные плечищи едва умещались в темно-сером костюме, сшитом на заказ. Толстая шея бревном торчала из белого воротничка и переходила в широкое складчатое и тщательно, до блеска, выбритое багровое лицо. Квадратный обрубок носа, квадратный агрессивный подбородок, квадратная верхняя губа над большим ртом. А черная шляпа-котелок и черный галстук придавали ему вид священника. Брови у него торчали уголком и волосы топорщились в разные стороны, точно усики насекомого. Арки бровей высились над глазами — маленькими, голубыми юркими, как у жучка, имевшими капризно-повелительное выражение. Глазки-жучки обежали всех присутствующих и мгновенно выхватили из толпы главное лицо лейтенанта Паркера.

— Я Линкольн Уитни. Это ужасно. Просто ужасно. Куда катится этот город?! Двое в один день!

— Двое? — отозвался Кэссиди.

Уитни на каблуках развернулся к детективу.

— Адам Вудвард. Пол Кингсли. Двое! — Он снял котелок и бросил его на письменный стол. По котелком оказались расчесанные на прямой пробор светлые волосы и высокий лоб, убегающий к почти плешивому темени. Он подошел к Паркеру. — Полагаю, вы лейтенант Луис Паркер.

— Так точно, сэр.

Уитни обвел всех рукой и его напряженное лицо немного разгладилось.

— Полагаю, вы не будете слишком долго отнимать время у этих людей. Вряд ли вы найдете убийцу среди них.

— Мы пытаемся прояснить вариант с самоубийством, — сказал Паркер.

— Самоубийство? Чепуха!

— Почему же, мистер Уитни? — спросил Марк Дворак. Он нервно крутил кончик своих усиков.

— Потому что у него было все, ради чего стоит жить. Вот почему. Взгляд Уитни прыгнул на Виктора Барри. — Ты им не сказал еще?

Барри держался спокойно. Это был сухощавый приятный на вид мужчина с добрыми, почти нежными карими глазами. Но было видно, что под маской спокойствия скрывается могучее самообладание — только беспокойные желваки выдавали его волнение. Он даже говорил будничным голосом.

— Нет.

— Отчего же?

— Просто мне казалось, что такая новость не должна исходить от меня. Официального сообщения ещё не было. Знали только вы, он и я. К тому же вы могли и передумать. Я в это бизнесе не первый год. Не люблю лезть без очереди…

— О чем это вы? — вмешался Паркер.

— Бергер, мой выпускающий редактор, уволился на прошлой неделе. А сегодня я вызвал Пола Кинсгли и объявил ему о новом назначении. На должность выпускающего редактора. Но попросил помалкивать пока я не поставлю в известность сотрудников.

— А он не выдержал, — подхватил Барри. — Он рассказал мне, а я пошел к мистеру Уитни и сказал ему, что Пол мне проболтался.

— Зачем? — спросил Паркер.

— Наябедничал. Я сам рассчитывал на это место. Я никогда не скрываю своего мнения и на этот раз не скрыл.

— Как бы там ни было, — заговорил Уитни, — Пол Кингсли получил то, о чем долго мечтал. И вряд ли он пошел домой и всадил себе нож в сердце от радости. Так что самоубийство можете вычеркнуть из списка, лейтенант. Ваш капитан все мне рассказал по телефону. Нет, это не было самоубийством, но и все эти люди не были убийцами. Пол вел колонку, довольно скандальную, и нажил себе немало врагов. Вот где бы я искал, лейтенант, — не среди друзей, а среди врагов.

— Правильно, сэр! — с готовностью кивнул Паркер. Он знал, когда надо подыграть. Уитни подошел ко мне.

— А кто вы, молодой человек?

— Питер Чемберс.

— Он частный детектив, — пояснил Паркер.

— Как, уже? — лоб Уитни покрылся морщинами, а брови ещё больше выгнулись. — И что же вы тут делаете?

— Меня пригласил мистер Кингсли. Я пришел по его просьбе. И я обнаружил тело.

— Понятно. Вы находились в это комнате с ним одни?

— Не выйдет, мистер Уитни! К тому ж я предпочитаю убивать людей не ножом — слишком много крови. Лучше всего удушить веревкой.

Уитни улыбнулся, протянул веснушчатую руку и похлопал меня по плечу.

— Он не при чем, — заявил Паркер.

— Не сомневаюсь, — отрезал Уитни. — Полагаю, вы можете отпустить этих людей с миром, лейтенант. — Он взглянул на часы. — Уже почти полночь.

— Так точно, сэр!

— Мне можно уйти? — осведомился я у Паркера.

— Уходи, но не пропадай.

Я совершил круг почета по самым что ни на есть злачнейшим заведениям города и только в полтретьего утра наконец-то обнаружил искомое колечко. Два колечка, точнее говоря. Я упустил их в паре мест, но я сорил деньгами как Рокфеллер на курорте и по крайней мере выяснил, что они шатаются по городу вместе и, самое главное, вызнал, что они держат путь к «Бенджи». Заведение «Бенджи» представляло собой двухэтажный барак на углу Томпсон-стрит в Гринвич-Виллидж. Дом был частный, но никто никогда в глаза не видел владельца: на самом же деле заведение принадлежало мафии и здесь привечали друзей, но с одним условием — карманы у друзей должны были быть набиты зеленью. Цены тут явно завышали, но подавали все что душе угодно любого цвета, любого размера, любого пола; можно было удалиться в отдельный кабинет, можно было окунуться во всеобщий бедлам, можно было поиметь бутылку, иглу, трубку, цепь, плетку; можно было вести тихую спокойную беседу, можно было горланить непотребные песни, можно было выписать себе целый оркестр и он наяривал бы тебе одному всю ночь, можно было окружить себя целой сворой лучших стриптизерок страны и они ублажали бы тебя одного своими порочными прелестями. Но все это при условии, что ты — друг, неважно откуда — с самой вершины социальной лестницы или из-под забора, и от тебя ждали, что ты будешь разбрасывать доллары как пшено птицам. Все помещения от танцевального зала до приватного кабинета были даже снабжены надежной звукоизоляцией; на всех окнах висели плотные черные занавески. Наружу не проникал ни единый лучик.